Владимир Пистоленко - Товарищи

• Название: Товарищи
• Автор: Владимир Пистоленко
• Издательство: Государственное Издательство Детской Литературы Министерства Просвещения РСФСР
• Жанр: Великолепные истории
• Год: 1963

По-разному шла жизнь ребят из повести «Товарищи» до их прихода в ремесленное училище. Здесь, в училище, они впервые встретились, здесь началась их дружба.

События происходят в годы Великой Отечественной войны на Южном Урале.

У героев книги — Бориса Жутаева, Оли Писаренко, Сережи Рудакова, Васьки Мазая, Егора Бакланова — разные характеры, во многих случаях противоположное отношение к одним и тем же житейским вопросам. Это нередко вызывает между ними столкновения, серьезные конфликты, которые не скоро уйдут из памяти, а возможно, надолго оставят свои следы в жизни ребят.

Герои повести находятся в том возрасте, когда они уже не дети, но ещё и не взрослые, когда появляются новые интересы, возникают новые отношения с окружающими, появляются ранее не изведанные чувства, по-взрослому осмысливаются поступки не только других, но и свои собственные и впервые возникает чувство большой гражданственности и ответственности за них перед обществом.

Героическое время борьбы с фашизмом, труд на заводе, где ребята сами, наравне со взрослыми льют снаряды для фронта, воспитывают в подростках самостоятельность, стойкость и патриотизм.

О дальнейшей судьбе героев этой повести автор рассказывает в книге «У открытых дверей».

Для средней школы.

---

— Да. познакомились.

Селезней хитровато прищурил глаз:

— Хорошие ребята, правда?

Жутаев смутился. О мазаевцах он пока слышал только нелестные отзывы.

— Вижу, не понравились, — сказал Селезнев.

— Почему? Может, и хорошие. Я же почти не знаю их, всего один раз виделись.

— Я и говорю — не понравились. Верно? А работают хорошо. Лучшая группа в училище. Особенно Мазай. Он впереди всех формовщиков. Вот с учебой у них похуже. И дисциплина прихрамывает, можно сказать, на обе ноги… — Он о чем-то сосредоточенно задумался и опять задал неожиданный вопрос — Озорноватые, заметил?

Жутаев снова смутился и даже покраснел. Он не считал себя вправе так быстро давать товарищам характеристику, но мастер ждал ответа и внимательно, выжидающе смотрел на него.

— Немного есть? — подсказал Селезнев.

— Есть немного, — согласился Жутаев и тут же поспешил добавить: — Я, конечно, знаю их очень мало.

— Правильно рассуждаешь. Торопиться с оценкой не надо. Прежде узнай получше, а потом уж и говори. В вашей группе не все озорноватые, но есть и такие. Смотри не тянись за ними. Находятся такие ребята, что тянутся и, наверно, думают, что следуют хорошему примеру… Ну ладно… — Мастер снял очки и протер их платком. — Так, значит, твоя фамилия Жутаев?

— Да. Жутаев Борис.

— Скажи, Жутаев, в ремесленное ты как попал — по призыву?

— Нет, я добровольно, сам просился. Окончил семилетку, хотел было в техникум пойти, а потом решил работать. Думаю, учеба к после войны никуда не убежит.

— Решение хорошее принял.

— У меня и папа так учился. Работал и учился. У него высшее образование: институт окончил.

— А какая специальность?

— У папы? Инженер. По котельному делу. Был котельщиком. Сейчас на фронте, почти с первых дней войны.

— Письма от него получаешь?

Борис не ожидал такого вопроса и даже удивился.

— Получаю.

— Когда было последнее?

— На прошлой неделе.

— Недавно. Это хорошо. О чем же он пишет? Не секрет?

— Нет, не секрет. — Немного волнуясь и торопясь, Жутаев рассказал о последних письмах отца.

— Сам-то ему почаще пиши. Почаще!

— А я каждый день пишу. Хоть открытку, да отправлю.

— Вот-вот! Необязательно посылать длинные письма. Можно и коротко, лишь бы о главном сказать. Он знает, что тебя сюда перевели?

— А как же, знает.

— Новый адрес сообщил?

— Нет, еще не успел.

— Сегодня же напиши. Ты ведь отличник? Значит, есть чем порадовать отца.

Жутаев поежился, чувствуя неловкость.

— Мне, товарищ мастер, нетрудно было отличником стать. Я все-таки семь классов окончил, а есть ребята — из четвертого класса пришли. Им, конечно, труднее.

— Нет, таких у нас немного. Большинство окончили семилетку. Но не все они отличники. Вот, например, в вашей комнате живет паренек — Сергей Рудаков, он тоже окончил семилетку, а до отличника ему еще далеко. В общем, о своих успехах пиши отцу не стесняясь, рассказывай все как есть. — Он замолчал. Лицо его погрустнело. — А у меня сын на фронте тоже Почти с самого начала войны. Полгода нет писем. Никаких вестей…

Он резко поднялся, будто стряхивая неожиданно набежавшие горькие думы.

— Вот тебе модель, — сказал он, достав из шкафчика шлифованный металлический предмет. — Догадываешься, что это таксе?

Жутаев улыбнулся:

— Будет мина.

— Правильно. У нас все группы этим заняты. Почетное задание — для фронта… Смотри внимательнее, я расскажу, как формовать эту модель, в чем ее особенности. А в цехе на практике увидишь, как это делается, и сам попробуешь заформовать.

— Товарищ мастер, модель мне хорошо знакома, я в Сергеевке с ней работал.

— Ах, так! — обрадовался Селезнев. — Тогда дело проще. Получай инструмент, и пойдем в цех, я покажу тебе рабочее место. — И вскользь, как о чем-то незначительном, спросил: — Ну, а с Мазаем, значит, вчера подрался?

Лицо Жутаева вспыхнуло:

— Да.

— Что сегодня вечером намерен делать?

Жутаев пожал плечами:

— Еще не знаю… Уроки учить.

— Приходи после ужина в преподавательскую.

Жутаев заволновался:

— Товарищ мастер, если вы вызываете насчет вчерашнего, то… я лучше сейчас…

— Чего — «вчерашнего»?

— Ну… моей драки с Мазаем.

— А что о ней говорить? Все равно: что было, то было. Или, может, ты оправдаешь свой вчерашний поступок?

— Товарищ мастер…

— А коли нет, то и говорить нечего. Говорить для говорильни — переливать из пустого в порожнее. Главное в том, чтобы понял человек, что и к чему. Правильно понял. А ты… понимаешь. Мне так кажется. Верно я говорю?

— Понимаю.

— Ну, вот и весь разговор об этом. Потолковать нужно совсем о другом. Просто уточнить насчет производственной практики: не отстал ли ты по какому разделу. Это же очень важно — ведь до экзаменов рукой подать. Сейчас, правда, задание для фронта, работа однообразная, но обучение по программе идет своим чередом, да иначе и быть не может. Ведь не вечно же вы будете мины формовать. Теперь уже всем ясно — война идет к концу. Нужно уметь многое другое, что и после войны потребуется. А к этому нужно готовиться сейчас. Без подготовки, брат, ничего путного не выйдет… Ну, получай инструмент, и пойдем.

Взяв набор инструментов, Жутаев вслед за мастером вышел в цех.

ПЕРВОЕ МЕСТО

В цехе уже шла работа. Одни из ребят полулежали на черной формовочной земле, другие сидели на корточках; каждый был занят своим делом и не обращал внимания на соседа.

Почти весь пол литейки был уставлен чугунными опоками, только посередине, от комнаты мастера до противоположной стены, оставался метровый проход.

Селезнев провел Жутаева в дальний угол к небольшой, никем не занятой площадке.

— Вась, что это за бледнолицый появился в нашем вигваме? — раздался девичий голос.

В сергеевском училище на литейно-формовочном отделении учились только юноши. Жутаев знал, что девушек не принимали на эти отделения, что работа в литейке считалась тяжелой, мужской. Услышав сейчас девичий голос, Жутаев удивился и невольно оглянулся. Среди литейки в вызывающей позе стояла невысокая девушка с трамбовкой в руке и надменно смотрела на него.

Слова ее прозвучали словно команда. Почти все ребята бросили работу и с любопытством уставились на «бледнолицего». Только Мазай, работавший рядом с девушкой, продолжал набивать опоку, всем своим видом показывая, что ему нет никакого дела до новичка.

Мастер тоже оглянулся, недовольно покачал головой и больше для себя пробурчал в усы:

— Не девчонка, а бритва! Минуты спокойно не посидит, обязательно что-нибудь придумает…

Но Жутаев расслышал эти слова.

— Вот тут будешь работать, — сказал мастер, указывая на свободное место рядом с кучей формовочной земли. — Окно напротив, днем здесь очень удобно, светло. Правда, от ваграночного желоба далековато. Заливка-то идет вручную, трудно чугун подтаскивать. Но ничего не поделаешь, все места заняты. Модель эту, говоришь, формовал? Тогда приступай к работе. Если будет что неясно, позови. Я все время в цехе. Да не стесняйся спрашивать. Слышишь?

— Слышу, товарищ мастер. Спасибо.

Тот же девичий голос неожиданно прозвучал уже совсем рядом:

— Товарищ мастер, а вы знаете, Бакланов и сегодня в цех не пришел.

Борис мельком взглянул на стоявшую возле него девушку и тут же отвел глаза: она пристально и недружелюбно смотрела на него, хотя и обращалась к мастеру.

«Что ей нужно?» — с неприязнью подумал Жутаев и принялся за работу.

Он расчистил рабочее место, принес воды, смочил черную, как сажа, формовочную землю, просеял ее, положил опоку на земляной пол, а в нее — модель.

Земля ложится точно на нужное место, ее обжимают быстрые и ловкие руки. Вот уже застучала плоская трамбовка. Еще, еще… Жутаев сгребает с опоки лишнюю землю, посыпает черную поверхность мелким, почти белым песком, накладывает новую опоку, насыпает в нее землю, трамбует. Потом снимает верхнюю опоку и встает перед нижней на колени. Смачивает землю у самой модели мокрой тряпкой, то и дело опуская ее в жестяной ящик с водой, точными движениями расшатывает модель, осторожно приподнимает ее и кладет на землю.

Прямо перед Жутаевым окно, вверху, над головой, — большая матовая электролампа. В цехе много света, но Жутаев достает из кармана зеркальце, ловит им световой луч и пускает «зайчика» в углубление, где только что лежала модель. Земляная поверхность будто отшлифована, но Жутаев замечает там лишнюю песчинку, там — зазубринку. Он берет ланцетку; одно точное движение— и песчинка извлечена. Несколько осторожных прикосновений — и зазубринки нет.

Жутаеву нравилась профессия формовщика. В цехе за работой он забывал обо всем: о еде, сне, отдыхе. Вот и теперь, едва руки коснулись формовочной земли, на душе стало легче, светлее. Все неприятное: и тяжелая дорога из Сергеевки, и невеселый разговор с Баклановым, ссора и драка с Мазаем, и недружелюбный взгляд девушки-формовщицы — все это вдруг ушло и скрылось, будто никогда и не было.