Светлана Полякова - Агни Парфене

• Название: Агни Парфене
• Автор: Светлана Полякова
• Издательство: Центрполиграф
• Жанр: Ужасы и Мистика
• Год: 2007
• ISBN: 978-5-9524-3179-9

Саша Канатопов не может забыть слова умирающего деда, который просил найти того, кто поможет вернуть старинную икону Богородицы — семейную реликвию — туда, откуда она была взята. Икона беспокоит Сашу: бледное лицо, выплывающее из темноты, похоже скорее на смерть, чем на святой лик. Кажется, только робкая девушка Лика, названная в честь святой Гликерии, способна помочь Саше. Успеют ли они? Тень зла следует за ними по пятам…

---

А хозяин дома, напротив, даже манерами своими напоминал барина — такого, каких раньше показывали в советских фильмах, вальяжного, немного неопрятного, но обязательно высокомерного.

— Ну-с? — повторил он. — Вы по телефону говорили, что у вас имеется вещица, которая меня непременно заинтересует.

Она робко кивнула. Ей отчаянно хотелось уйти, повернуться и уйти, извинившись, или — вообще исчезнуть. Провалиться сквозь землю.

— Да вы присаживайтесь, — сказал он, смилостивившись и пододвигая ей кресло. — И шубейку снимите. У меня камин, не замерзнете, Виктория… простите…

— Валериановна, — подсказала она.

— Ну, так присаживайтесь, Виктория… Валериановна…

Он снова улыбнулся, и на этот раз приободренной Виктории почудилась в его улыбке некоторая многозначительность, обещание флирта. Она невольно зарделась и, чтобы скрыть смущение, поправила прическу, которая и в самом деле, освободившись от шапки, нуждалась в некотором улучшении.

Она сняла шубу и замерла с ней в руках, растерянно оглядываясь — бросить ее на стул с высокой резной спинкой казалось ей святотатством. Хозяин не шелохнулся, только улыбался.

— Ну что же вы? — наконец не выдержал он. — Присаживайтесь. Бросьте вы свою шубу, ради бога, что вы в нее вцепились… Честное слово, я не украду ее.

Она почувствовала еще большее смущение и, повинуясь властности его интонаций, положила шубу очень аккуратно, на самый краешек стула, а сама села напротив хозяина, на край кресла, боясь шелохнуться.

— Значит, вам обо мне рассказал Борис Георгиевич?

— Да, он и послал к вам, — кивнула она, памятуя, что ей было велено ссылаться именно на Бориса Георгиевича, которого она и в глаза не видела. — Он сказал, что самой принимать какое-то участие в этих аукционах мне не с руки, да, в общем-то, он прав… Он очень хорошо о вас отзывался!

Сейчас она не стала вспоминать о том, что ей показалось странным, что рекомендовали ей именно этого человека, — во-первых, странным было уже то, что сама ее подруга наотрез отказалась быть посредником, а этот Борис Георгиевич тоже отказался принять от нее «товар», пробормотал в объяснение, что ему сейчас не до этого, а во-вторых — именно этот человек в ее воображении не связан был с антиквариатом, и особенно — с иконами. Она не могла забыть, что он позиционировал себя как любитель авангарда, модернизма и — свободолюбивый демократ и атеист.

Видимо, взгляды его были так широки, что вмещали в себя самые разные пространства. Да и то, что они с ее подругой, поклонницей старины, находились, как оказалось, в самых дружественных отношениях, — Викторию удивляло.

— Боря звонил мне, — кивнул он. И, протянув руку, добавил с тихим вздохом: — Ну, давайте посмотрим…

Ей было неудобно, что она отрывает его от наверняка важных дел. Куда более важных, чем ее желание продать ему эту икону-мощевик. Куда более важных, чем ее стремление выздороветь, выжить.

Она тут же достала из пакета сверток и, чувствуя себя школьницей на экзамене по истории, протянула ему — так поспешно и так стыдливо убирая взгляд, что можно было подумать, что этот ковчег был украден ею из Эрмитажа, а не перешел ей по наследству от мужа, которому достался неизвестным образом. Рассказов почему-то избегал вспоминать эту историю и на все ее вопросы только отмахивался — не ее дело… Хотя она помнила, как икона появилась, каким он был в ту пору мрачным, задумчивым и нервным, и — именно в это время он начал пить.

Может быть, по этой причине, из-за неприятных, тягостных воспоминаний Виктория Валериановна даже не переживала, когда пришел момент расставания с ней.

Он осторожно раскрыл ткань, которой была прикрыта драгоценность, и — замер в удивлении, подняв на нее глаза. Потом снова опустил, провел пальцем по поверхности, — она видела, что он поражен, он в восторге, он не может говорить. «Как странно», — подумала она. Похоже, он действительно большой поклонник этих штук. Куда больший, чем ему хотелось бы показать…

Сначала он смотрел на крышку ковчега очень внимательно, приблизив почти вплотную к глазам, сощурившись, потом не выдержал, открыл один из ящиков секретера, достал лупу.

На крышке серебряного ковчега были изображены Распятие и Воскресение. Он открыл крышку, осторожно, стараясь не дышать, и замер.

Внутри находилась золотая, чеканная икона. В самой середине был вставлен заключенный в драгоценную оправу крест, над которым парили два ангела, а с обеих сторон — склонив головы, стояли две женские фигурки. Он пригляделся и прочитал, что это — святая Гликерия. Одна — святая Гликерия Новгородская, вторая же фигурка, судя по всему, принадлежала Гликерии-мученице.

Икона была такой красивой, что захватывало дух, и он понял — он купит ее, непременно купит и… не отдаст ее. Он оставит себе это чудо.

— Сколько вы хотите? — спросил он, стараясь не показывать виду, что взволнован.

Она снова покраснела — его немного веселила и в то же время раздражала в этой взрослой женщине способность вот так, моментально, смущаться.

— Понимаете, — начала она робко и точно стыдясь, — я… очень больна, и мне сказали, что меня могут вылечить только в Германии, но нужны деньги… Я никогда бы не рассталась… Но…

Она окончательно потерялась. Ему стало жалко ее.

— Чаю хотите? — предложил он. — И… вот что. Давайте перейдем в кабинет. Там нам будет проще и уютнее разговаривать. Да не смущайтесь, я понимаю, что вы оказались в затруднении. Я сам могу оценить этот ковчег, но мне было бы любопытно узнать, сколько хотите получить вы.

Он поднялся, не дожидаясь ее ответа, протягивая ей ковчег — с некоторым недовольством, как будто уже привыкнув к мысли, что эта вещица будет — его.

Она приняла ее в руки, пролепетала:

— Да, конечно, чай — это замечательно, да…

Там, в кабинете, она, потрясенная обилием старинных фолиантов и икон, осмелев после нескольких глотков замечательного красного чая, дерзнула заметить:

— Признаться, я не ожидала от вас такого интереса к… иконам. Вы же атеист? Убежденный, насколько я поняла?

— Я антиклерикал, — пожал он плечами. — Но начал собирать эту коллекцию еще мой покойный отец. Я просто продолжаю. Хотя не скрою, что мне это интересно.

— Но говорят, недавно на вашей выставке какой-то художник призывал публику освободиться от ложных иллюзий, порубил на куски старинную икону… Кажется, был скандал. И… Впрочем, извините. Я влезаю не в свое дело.

— Нет, почему. Скандал действительно вышел, и неприятный. Икона оказалась краденной из сельской церкви, но сам художник был тут ни при чем — он ее купил.

— Но разве вам, увлеченному древнерусским искусством, это было не странно наблюдать?

— Как вам объяснить… Я разделяю искусство и предметы культа. Ту икону произведением искусства назвать было сложно. Обыкновенная доска с нелепой, пусть трогательной, мазней. Я не собираюсь стонать и закатывать глаза в восхищении только на том основании, что икона датирована девятнадцатым веком. И в девятнадцатом веке не все художники отличались талантом. Но оставим эту тему. Так сколько вы хотели бы за нее получить?

— Пятнадцать тысяч евро, — снова смутившись, проговорила она так тихо, что ему пришлось переспросить.

Кажется, она истолковала его неправильно.

— Там одних драгоценностей только на эту сумму…

Он едва заметно усмехнулся. Не такая уж и глупая эта гусыня. Она назвала сумму, намного превышающую ожидаемую. И дело тут не в драгоценностях этих — черт бы с ними, тут дело в другом.

Но истинной цены она все равно не знает.

Насколько ему было известно, в мире существовало только одно изображение святой Гликерии. В ковчеге-мощевике, который хранился в Оружейной палате Кремля. И он чуть не отдал ей в три раза больше, думая при этом, что мог бы получить еще больше, если б… он захотел расстаться с этим раритетом. Но он не хотел. По крайней мере — пока.

В этом было дело, но — разве это объяснишь этой глупенькой стареющей барышне?

— Я дам вам за нее двадцать тысяч евро, — сказал он. — Потому что вам нужны деньги.

Она вскинула на него глаза, полные слез и благодарности, и он понял — она почти влюблена в него, она считает его верхом благородства и доброты, и от всего этого было противно и скучно.

И почему-то от самого себя было скучно и противно.

— Спасибо, — пролепетала она.

Он был так тошнотворно добр, что даже вызвал и оплатил ей такси. На самом же деле ему просто не терпелось остаться одному, и, когда он наконец обрел вожделенное уединение, он сначала долго смотрел на нее, улыбался, потом встал, прошел к стеллажам, на которых стояли тома «Житий святых», конечно же старинные, букинистические, настоящие, открыл нужный том и прочитал:

«В скудости сведений о святой виден знак потаенности ее жизни и делания. Известно, что она дочь Пантелеимона, старосты улицы Легощей в Великом Новгороде. 14 июля 1522 года тело ее было найдено нетленным через 50 лет после кончины. По свидетельству современника событий, „сказывала жена старая Настасия владыке Леониду, что помнила, как девицу ту провожали лет с пятьдесят…“, и после погребения ее произошли чудесные исцеления. Новгородская летопись под 1572 годом повествует, что за церковью Святых Флора и Лавра „обретоша гроб верх земли и обретоша в гробе тело цало (т. е. цело) а не все“. После открытия мощей архиепископ Новгородский Леонид торжественно положил мощи святой в храме Святых мучеников Флора и Лавра. В тот же день получил исцеление от болезни при гробе праведницы четырехлетний сын подьячего Богдана Суворова, после чего были и другие исцеления. Эти исцеления стали основанием для канонизации святой. Святая дева Гликерия изображена на старинном образе Новгородских чудотворцев. Сверху иконы — изображение Софии — Премудрости Божией с предстоящими Богоматерью и Иоанном Предтечей, затем идут шесть рядов изображений святых Новгородской земли. Среди них в четвертом ряду — изображение преподобной Анны Новгородской, а в шестом ряду — святой праведной Гликерии. В Тихвинской церкви московского Симонова монастыря в середине XIX века был устроен придел в честь святой Гликерии. Святая Гликерия — дева, она из тех мудрых дев евангельской притчи, которые собрали елей для светильников своих, чтобы достойно встретить своего Жениха Христа. Этот елей святых дел и подвигов помогли собрать предшествующие святой Гликерии жены Руси. Поэтому духовному взору образ святой праведной Гликерии раскрывается как светильник, горящий пред Богом».