Сёсан Судзуки - Японская новелла

• Название: Японская новелла
• Автор: Сёсан Судзуки
• Издательство: Северо-Запад Пресс
• Жанр: Древневосточная литература
• Год: 2003
• ISBN: 5-93699-051-6

---

Дзимбээ, отстав, переглянулся со стариком и вздохнул.

— Каково, Дзимбээ-сан, а? — сказал старик.

— Просто не знаю, как быть...

— Смена хозяев и на деревне ох как отзовется!

Пока эти двое, вздыхая, беседовали между собой, молодой всадник отъехал уже примерно на тё. Насупив брови, он скакал, стегая хлыстом ни в чем неповинные ветки придорожных ив, но вдруг пробормотал: “Незачем торопиться...”, отпустил поводья и успокоился.

Рисовые поля вокруг, насколько хватал глаз, блестели в лучах вечернего солнца, колосья на всем необозримом пространстве клонились долу, словно приветствуя нового хозяина. Мужчины и женщины, там и сям жавшие рис, распевали деревенские песни, но, заслышав топот копыт, снимали полотенца, которыми повязывали лоб, и сгибались в поклоне. Оглядывая с коня всю эту картину, всадник проехал еще пять-шесть тё вдоль межи и достиг подножия холма. Из-за густо разросшихся огромных камфарных деревьев проглянули белые стены и черная черепичная кровля усадьбы. Глядя, как поднимается над ней голубоватый дымок, всадник улыбнулся. Лошадь, прядая ушами от порывов ветерка и легко ступая копытами на собственную тень, пробежала по проселочной дороге, свернула у застывшего в неподвижности под деревом эноки заброшенного божка Дзидзо16, перешла по каменному мостику через небольшой ручей. Она уже приближалась к усадьбе, когда из ворот вышел высокий парень, ростом с “охраняющего врата”17, и, прикрыв от солнца глаза ладонью, стал всматриваться в подъезжающего. Всадник медленно приблизился. Высокий мужчина сбежал со ступенек перед воротами и замахал ему рукой:

— Такэру, Такэру!

Тот, продолжая сидеть в седле, стал привязывать поводья.

— Что случилось, Сатору-сан?

— Вернулся! Вернулся... Сигэру!..

— Сигэру?!

Молодой человек мгновенно спрыгнул с лошади.

— Что ты сказал? И, подбежав ближе:

— Когда?

— Давеча с гор за домом прямо в садик спустился человек с лицом, повязанным по самые глаза, с виду — поденщик. Думаем, кто бы это мог быть? А это дурак Сигэру. Ха-ха-ха!.. На Эйгатакэ он отстал от отряда. Хотел сделать себе харакири, да на это духу не хватило. Потом долго лежал больной у крестьянина в горах, пока не выздоровел, и по горам, под видом поденщика, пробрался домой. Ха-ха-ха!.. Двое суток ничего во рту не было, отощал, как голодный черт... Ну, матушка заплакала, сразу принялась кормить его. Теперь он спит в задней комнате как убитый. Ха-ха-ха!.. Такэру, ты смотри никому ничего не говори.

Молча слушавший Такэру крепко сжал хлыст, который чуть было не выпал из его руки.

— Ну и ну!.. Сигэру! Сигэру!

* * *

Усадебная постройка, похожая на крепость, стоит примерно в двух ри на юго-запад от городка Накацу, что в провинции Будзэн, у рыбачьей деревни, фасадом к ручью. Это — жилище самого большого богача здешних мест, человека по имени Уэда Кюго.

В Усадьбе растет огромное камфарное дерево, посаженное, как передают, основателем рода. Более трех столетий пышно зеленеет оно здесь. Род этот старинный: говорят, даже в доме Окудайра, который, хотя и жил в деревне, был главой старого клана18, принимали Уэда как почетных гостей. Имущество Уэда, накопленное за многие годы, не поддается счету, планы земельных наделов, налоговые расписки, старинные монеты — золотые и серебряные — переполняют сундуки. В особых кладовых — старинная посуда, антикварные вещи, книги и картины, а среди них немало редкостных: Канной-целительница с ивой19 — знаменитое изображение кисти У Дао-цзы20. При одном взгляде на нее у некоего высокопоставленного чиновника, любителя живописи, глаза полезли на лоб от изумления; многокрасочные листы с изображениями “ста цветов и ста птиц”, принадлежавшие некогда императору Хуэй-цзуну21; автопортрет художника Су Дун-по22 и еще сотни книг и картин, издавна принадлежащих этому дому, — таких, каких и в Китае, пожалуй, не сыскать... Уже одни эти редкости представляют собой значительное состояние, как со вздохом сказал известный антиквар, специально приехавший из Токио взглянуть на них...

А за каменной оградой на крышах погребов, покрытых столетним мхом, привольно гнездятся домашние голуби, на зелень листвы старого камфарного дерева ложатся блики от черной черепицы и белых стен дома, который жители деревни нарекли Усадьбой. О хозяине Усадьбы в деревне поют:

До господина Уэда рукой не достать,
Таким господином крестьянину не стать.

Нынешнему хозяину, Кюго, сравнялось сорок семь лет. В молодые годы свой ум он укреплял китайскими науками, руки — фехтованием двумя мечами23. Нрава он был крутого, но с прошлого года, когда его разбил паралич и у него отнялись ноги, он совсем пал духом и перестал даже думать о некогда любимых им рыбной ловле и охоте. Только весной и осенью его носили в паланкине на горячие источники, которые находились примерно в восьми ри от дома. В остальное же время он почти не покидал спальни. Хозяйке — ее звали госпожа О-Ёси — в нынешнем году исполнилось сорок два года. Худая и бледная, она порой могла испугать тех, кто впервые ее видел, но на самом деле это была добрая женщина, не способная обидеть и муху. У супругов не было дочерей, было только три сына: Сатору, Такэру и Сигэру — двадцати пяти, двадцати трех и восемнадцати лет от роду. Сатору был настоящим великаном — вздумай он схватиться сразу с двумя младшими братьями, им бы не устоять против него. Но разума ему явно не хватало, и был он что пустая смоковница, негодная даже на то, чтобы подпереть крышу. Слуги относились к нему с пренебрежением, а младшие братья — те просто помыкали им. Как-то само собой получилось, что его уже и не причисляли к наследникам. Второй сын, Такэру, являл полную противоположность старшему брату: под высоким лбом — глубоко посаженные глаза, прямые губы сжаты с такой силой, что казалось — даже ломом их не раздвинешь. Ума палата, характер — что у оборотня, взглядом способен просверлить человека, смехом — заморозить. Говорил он мало, замышлял же многое. Свои вкусы он, несомненно, унаследовал от отца: был воспитан на китайских классических книгах, даже в том, как седлать коня, ненавидел европейский стиль, и сам до прошлого года связывал волосы на макушке в пучок.

Самый младший, Сигэру, не походил ни на одного из братьев: с юных лет он увлекался “Призывом к знаниям”24, принципами свободы, толковал о правах народа, начитавшись столичных газет. Материнское молоко еще не обсохло у него на губах, а он уже обсуждал план “наказания Кореи”25, вопросы о создании палаты народных представителей, о свержении правительства Окубо26 — словом, всех почтенных старцев в Накацу перепугал. В конце концов он стал считать человека по имени Масуда Сотаро27 своим лучшим другом и учителем; совсем еще юнец, он воспылал любовью к родине и кончил тем, что в апреле этого года, оставив родителям прощальное письмо, сбежал в отряд головорезов, таких же пылких голов, как и он сам, под командованием Масуда, чтобы присоединиться к армии Нансю.

Таким образом, набивал пустую утробу прожорливый Сатору, во все проникал хитроумный Такэру, воспламенялся от искры пылкий Сигэру. Казалось, сменив свои имена, воздух, вода и огонь воплотились в сыновей Уэда.

Не только мать, даже отец и тот побаивался бессердечного Такэру, любимцем же был младший, опьяненный трескучими фразами о правах народа, равнодушный к собственности, беспечный Сигэру. Случилось так, что из одной очень старинной семьи поступила просьба отдать им Сигэру в приемные сыновья, но Уэда, даже не сочтя нужным давать объяснения, наотрез отказались. И все вокруг уверились, что если в будущем Усадьба Уэда и не станет полной собственностью Сигэру, то уж, во всяком случае, имущество будет поделено между двумя братьями. Родители смотрели на Сигэру, как на свою опору.

Такэру глубоко ненавидел младшего брата.

* * *

Примерно на расстоянии одного ри от усадьбы Уэда находился дом Сонобэ. В прежние времена хозяин его занимал должность деревенского старосты, но и позже не порывал связей с домом Уэда. Несколько лет назад хозяин умер, оставив двоих детей; был в семье ребенок и от второго брака. Старший сын, которого связывала с Сигэру тесная дружба, умер два года назад, дочери О-Кику в этом году исполнилось шестнадцать.

Однажды — О-Кику было тогда всего восемь лет — поздней осенью, когда желуди падают с горных дубов, всех трех мальчиков из дома Уэда позвали к Сонобэ. Они играли, развлекаясь собиранием желудей на горе за домом, а когда сравнили свою добычу, в мешке у Сигэру оказалось меньше всех. Огорченная О-Кику потихоньку пересыпала ему желуди из своего мешка, но заметивший это Сатору закричал:

— Тю-тю! Сигэру — дурак! Девчонка ему помогает! Дурак!