Ольга Макарова - Осколки чего-то красивого

• Название: Осколки чего-то красивого
• Автор: Ольга Макарова
• Жанр: Фэнтези

Это дневник сказочника. Бальгар — 18-летний парень, студент биофака, но у него есть особый талант — находить в событиях обычной жизни ключи к сказкам. Очень рекомендуется тем, кому мир кажется скучным и безнадежным. Окрыляет.

Этот мир был околдован нефритовой осенью. Здесь затихали птицы перед последней прощальной песней, прежде чем улететь; а цветы здесь не вяли, а таяли, как туман. Листья же вяли… и пахли зеленым чаем… На траве лежал крылатый человек…

---

(30 мая 2003 г)

205. 31 мая 2003 г

У нас сегодня был военный совет. Мы — это пятеро человек — "звено", команда, так сказать. Мы на практике будем вместе.

Во-первых, мы получили оборудование (только эфир пока не дали), во-вторых составили громадный список, кому чего взять, и распределили на пятерых. А в-третьих, почитали методички по практике и ужаснулись. Все равно что 4 курсовика за 2 недели написать… впрочем, мне не впервой…

В понедельник уезжаю. На практику. Тетя Неля меня как в армию провожает, честное слово:-) Я растроган…

В общем, да здравствуют комары и картонные домики!!!

206.

О, нет… я ловлю себя на мысли, что я, никогда нигде не бывавший, кроме своего города, не хочу никуда уезжать. Я не понимаю. Там будет Джулай. Там будут все мои друзья… не знаю, что меня держит. Не Сольвейг, нет. Что-то непонятное. Держит — и все…

До этого я жил, как моллюск в раковине, до этого мир кончался за границами города, а то, что он огромен, и что я вообще на планете живу… да я об этом просто знал и представлял весьма смутно…

Я чувствую себя отделенным от всех, от всех тех, кто ждал этой поездки с нетерпением. Кто радуется, что день настает… Им не понять меня. Что неудивительно, учитывая, что и мне себя не понять.

Грусть… и духота перед дождем…

207.

Установил старый добрый Albion. Замечательная игра. Самая любимая моя игра. Он успокоил меня, точно я котенок и меня погладили по шерстке…

208. 13 июня 2003 г

Я вернулся! В город. Сижу в своем сумрачном Логове, которое кажется крепостью после лагерных картонных домиков, продуваемых всеми ветрами… Над горизонтом фиолетовый смог; за окном бродят чьи-то ноги, и колышется на уровне подоконника городская трава. Она какая-то мертвая в городе. Два-три вида растений и никаких жуков. Я уже отвык, что ничто не бегает и не цветет…

Я разобрал рюкзак, я помылся, я выпил кофе; я приехал порозовевший и отъевшийся на даровых харчах. А кормили мясом(самое главное!!!), рыбой и т. д., а уж сласти на десерт… мммм… Короче, я прибавил килограммов пять, стал выглядеть внушительнее и массивнее. Теперь ветром меня не снесет.

209.

Странно, но на практике почти ничего не писалось. Может быть, не было времени, а может, мое испуганное существо пыталось приспособиться к новому невиданному миру, и потому было не до записей…

А сейчас я приехал и хочу писать! Много!..

210.

О начале…

Из мира, где я Бог, меня забросили в мир, где я Лох. Но ведь с этого всегда все начинается…

…Я ничего не знал. Первое время просто бродил за Джулай по полям и лесам и слушал: это яснотка, это незабудка — forget-me-not, это володушка, это то, это се… это жук-мягкотелка, а это бронзовка золотистая…

211.

…Я привык, я освоился в этом мире, хотя не смог бы, если бы не Джулай…

По вечерам мы с ней гоняли чаи, сидя одни в комнате, пока остальной народ отправлялся на дискотеку, а по ночам спали на одной кровати, потому что было холодно, да и не только потому…

Мы единственные купались в ледяной речке, куда остальные заходить-то не решались. Мы уходили утром в даль и возвращались под вечер, уставшие, находившиеся по Земляничным Полям и пусть не Норвежским, но Лесам.

И вот что я понял: созерцательство происходит от одиночества. Пока я был рядом с моей Джулай, рядом с друзьями, я почти ничего не писал. И не ощущал, что мне надо что-то писать, что-то фантазировать… Возможно, если я буду не один, я перестану писать совсем. Но я готов отказаться и жалеть не буду. Не буду.

212.

А теперь из серии сушеных бутербродов: записи за практику:

((четвертое июня))

—Творец

Однажды два бога поссорились и разрезали небо на кусочки. И поделили их между собой. В то утро люди проснулись и увидели, что небо все состоит будто из лоскутков, а мрачная черная полоса, за которой даже звезд не видно, делит его пополам. Печальные растрепанные облака останавливались у этой полосы, не решаясь пересечь ее. И это было страшно и печально…

…Всю жизнь ссорились и боги, и люди, и всю жизнь делили что-то. Честно ли, нет; по совести ли, по жадности… Но никто и никогда не делил неба…

В ту пору где-то среди волнующегося моря ковыля шел в никуда, в Безграничную Даль Поэт. Он нес узелок за плечами, и белесые мягкие плети ковыля колыхались над его головой. Для него было только небо, опрокинутый кубок, теперь разделенный уродливой трещиной пополам.

А ковыль… это был непростой ковыль. Его звали Шепчущим. Все странники, идущие в Безграничную Даль (город поэтов) слышали его шепот… Ковыль всегда шептал стихами…

— …И небо раскололось пополам,

И облаками выплаканы слезы,

Прошу тебя, Поэт, скажи богам… — шептал ковыль…

— Ты думаешь, что это будет просто? — пожал плечами Поэт.

Ковыль притих… шелестел, но больше не шептал…

Как же так… — думал Поэт, — можно ли делить небо?

Это свет, это тепло, это дождь и бесплатный кинозал для каждого, где показывают закаты и рассветы; звезды и метеоры…

Поэт посмотрел на небо, изуродованное черной полосой, и у него по щекам потекли слезы, и в сердце всколыхнулся кипяток.

Ему стало очень, очень больно… А самые сильные и бесстрашные — это те, кому больно. Покоряли народы, рушили святыни; возводили гигантские города, чудеса света; творили самые сильные и вечные Стихи те, кому было больно…

…Поэтому и говорят, что невозможно создать что-то прекрасное, не убив себя…

Поэт подумал: я ничто; я писал всю жизнь забавные стишки, которым люди улыбались, но тут же забывали; я приставал ко всем со своими маленькими радостями созерцания заката и восхода, и дрожи лунной дорожки… и всю жизнь был никому не нужен… Зато теперь я знаю, что на самом деле я родился для этого дня…

…Сердитые боги злобно поглядывали друг на друга с разных краев небосвода. И представьте себе их удивление, когда черная граница вдруг легко сомкнулась, как молния на куртке, и растворилась в ясной синеве неба…

Это сделал маленький смертный человечек… Он упал навзничь в Шепчущем поле, и ковыль гладил его, будто надеясь, что Поэт встанет и пойдет дальше. Но он умер. А над Землей сияло самое обычное, самое прекрасное в мире небо…

Над телом Поэта, обнявшись, плакали разом повзрослевшие боги… Детская обида, взрослая игра, разделенное небо… и урок, который преподал им смертный… Его люди навсегда запомнят и будут звать просто Творцом…

((пятое июня))

На речном берегу, где песок перемешан с грязью и покрыт сетью трещин…

Когда тяжелые ботинки топают, утопая в песке, из трещин выбегают полчища жуков и улепетывают от нас в сторону воды.

Мы истоптали весь берег — насмотреться не могли. А вот банки с эфиром у нас с собой не было (мы растения собирали), поэтому мы, видимо, уже никогда не узнаем, что это были за жуки…

—

Вот он, социализм, на примере нашего лагеря… Убогие домики; по 3–5 кроватей в комнатках… ну, тумба еще каждому полагается. Личного — минимум. Трудно даже просто остаться одному. Еда бесплатная (кормят отлично; вкусно и много), спортинвентарь общий, как, впрочем, и все остальное… Ах да, домики и комнаты никто никогда не запирает…

Есть в этом что-то хорошее, и в течение пары недель маленький социализм может даже нравиться…

Но, наверное, только в течение первых двух недель, не больше…

—

Меня одна девушка взялась учить играть на гитаре. Говорит, что я не ученик, а подарок… Она, кстати, играет фламенко…

—

Дикари бывают деревенские, которые впервые приезжают в город и дивятся на все подряд; а бывают городские(как я) — с точностью до наоборот.

((восьмое июня))

Я, городской дикарь, в лагере потихоньку загибался с тоски.

Смотрел непривычные рассветы и закаты, стучал зубами от холода и, говорят, разговаривал по ночам.

Привыкшая к походам и пионерским лагерям Джулай пыталась меня развеселить, чтобы я не загнулся совсем.

Как ни странно, помогали только дальние-дальние походы, когда похожие на помойки человечьи поселения скрывались вдали и мы оставались наедине с лесом, рекой, полями, небом… тут с моей души будто сваливался камень…

((десятое июня))

Рай — это Земляничные Поля до горизонта. Именно таким я его себе и представлял. Да, холмистая безграничность всех оттенков зеленого с белыми цветочками земляники.

Я не знал, что Рай существует на Земле…

((двенадцатое июня))

Прощальный костер. Великое пламя из кипы бревен и досок высотой метра три. И рой совок(это такие ночные бабочки), летящий на свет и тепло. Глупые, они сгорели в один миг, и никто, кроме меня, не заметил…