Александр Соловьев - Знаковые люди

• Название: Знаковые люди
• Автор: Александр Соловьев
• Жанр: Деловая литература
• ISBN: 5-91180-529-4, 978-5-91180-529-6

В этой книге собраны опубликованные в разное время в журнале «Коммерсантъ. Деньги» в рубрике «Story» истории жизни тех, кто в разные времена повелевал умами, кошельками, душами, да и жизнями тысяч, а то и миллионов людей. Наши герои жили в разные эпохи, их свершения можно оценивать по-разному - кто-то оставил после себя выдающиеся произведения искусства или россыпь новых технологий, кто-то - основополагающую теорию или глобальную идею, а кто-то - развалины мифа или потрясающую по размаху, эффективности и жестокости преступную империю. Но все они в результате сделали наш мир, нашу жизнь такой, какая она есть, и без них нашу историю представить уже невозможно.

---

Сказано – сделано (данному слову Лютер не изменял). Отец пришел в бешенство: мало того, что пропали вложенные в сына деньги, так теперь и внуков не дождешься – какие дети у монаха, давшего обет безбрачия! Но Мартин, за которым история сохранила его непримиримое «На том стою и не могу иначе», не уступил. Простившись с университетом, он поступил в местный августинский монастырь.

Спустя два года Лютер вернулся в alma mater – теперь уже в сане священника – для изучения науки, соответствовавшей его новому положению, – теологии. В ней он действительно преуспел.

Знания и способности молодого богослова были замечены. В 1508 году Лютер получил лестное предложение занять место настоятеля городской церкви в Виттенберге и одновременно читать лекции в открытом в городе университете. Затем последовали путешествие в Рим, защита докторской диссертации и назначение августинским викарием (то есть наместником епископа – почти епископом, только без епархии). В Виттенберге его авторитет еще больше вырос после того, как в 1516 году в город пришла чума.

Лютер, отвергнув предложение покинуть город на время эпидемии, остался со своими прихожанами. А затем наступил переломный 1517 год. Лютер достиг возраста Христа и был готов совершить главный поступок в своей жизни. Однако к открытому бунту против вскормившей его матери-церкви привели события случайные.

Еще во время обучения молодой человек постоянно встречал в трудах отцов церкви суждения, вызывавшие у него желание поспорить. Но Лютер давил в себе сомнение – образованный богослов прекрасно понимал, кто искушает его, строит козни и сбивает с пути истинного. Однако священные книги – одно, а конкретная политика папы и суждения церковных авторитетов – все-таки нечто другое. И тут привыкший самостоятельно мыслить виттенбергский викарий не собирался молчать.

Он уже пришел к осознанию того, что станет сердцевиной развитой им реформаторской идеологии. Главное для истинного христианина – личная вера, а не слепое доверие авторитету. Только личная вера дает надежду на вечное спасение, а не жизнь по указке церковных авторитетов, не исполнение предписанных ритуалов, не упование на спасительную силу священных реликвий и тем более не отпущение грехов, которое можно купить за деньги.

Предоплата за грехи

Каплей, переполнившей терпение монаха-правдолюбца, стала торговля индульгенциями, развернувшаяся зимой 1517 года в германских землях. Ими бойко торговали папский субкомиссар и по совместительству бранденбургский инквизитор Иоганн Тецель и секретарь крупного торгового дома Фуггеров. Формально деньги собирали на строительство собора Святого Петра. Но на сей раз Рим решил не довольствоваться частными пожертвованиями, а наладить, как сейчас говорят, образцовый fundrising. О размахе торговли Лютер мог судить по тому, как уменьшилось число приходящих на исповедь. Зачем открывать свои тайны священнику, когда отпущение грехов можно просто купить? Развитие товарно-денежных отношений в Западной Европе не могло не затронуть крупнейшего хозяйствующего субъекта – церковь. Началось все с продажи светским лицам церковных должностей. Затем последовали ссуды под грабительские проценты, прямое участие в доходных операциях купцов (папские наместники не брезговали иметь дело и с иноверцами), взятие под контроль банков и торговых фирм. А потом Ватикан перешел к розничной торговле индульгенциями.

Практика избавления от мук чистилища за особые отличия перед церковью, в том числе и за пожертвования, существовала со времен крестовых походов. Однако то были исключительные случаи – решения об индульгенции принимались высшими церковными органами и были адресными. Но уже в конце XIV века получила распространение упрощенная процедура. Так, грехи отпускали не только паломникам, посетившим Рим, но и тем, кто вместо этого внес денежный или имущественный взнос, собираемый папскими экспедиторами.

Оставалось сделать последний шаг для упорядочения товарно-денежных отношений в этой деликатной сфере – установить цены на новый товар и наладить выпуск соответствующих ценных бумаг. Это было сделано в 1470-х годах при папе Сиксте IV. Тогда и началась свободная продажа особых грамот с номиналом, в которых было указано, какие именно прегрешения отпускаются обладателю сего «векселя».

Тарифы на услуги можно было узнать в любом приходе. Убийство аббата или другого священника тянуло на 7-10 «у. е.» (тогда счет шел на гроссы – так назывались серебряные монеты), святотатство – на 9, убийство отца или матери – на 5 и т. д. Происхождение денег, уплаченных за индульгенцию, церковь не интересовало. Кроме того, возник «кредит» – индульгенции можно было покупать на отпущение еще не совершенных грехов, а также для умерших родственников и близких с целью уменьшить их адские муки.

Торговали индульгенциями обычно монахи-доминиканцы, но в доле были и князья, бравшие отступные за право продаж на их землях, и ростовщики, ссужавшие деньги на организацию «торговых точек» и рекламу. Известен пример, когда архиепископ Альбрехт фон Гогенцоллерн просто занял у банкиров Фуггеров сумму, равную той, что должен был выручить от продажи индульгенций и отослать в Рим, а затем выколачивал эти деньги у мирян – разумеется, с учетом процентов. А тот же Тецель, точно следуя законам рынка варьировал цену в соответствии со спросом, устраивал воскресные распродажи, давал оптовые скидки – в общем, вел себя как настоящий коммерсант.

Богопродавцы вызывали глухой ропот во всех сословиях – даже самый забитый прихожанин хоть раз, да слыхал на проповеди притчу о Христе, изгнавшем торговцев из храма. А кроме того, циничное и откровенное предложение церкви решать вопросы вечного спасения с помощью звонкой монеты рождало смутное подозрение, что и вся деятельность курии на протяжении веков была просто грандиозной аферой и надувательством. И наконец, продажа индульгенций подрывала едва ли не самый привлекательный в глазах неимущих тезис христианской веры о том, что неравенство существует только на земле и что богатому попасть в рай – что верблюду пролезть в игольное ушко.

В широких слоях общества росло убеждение, что их «кидают» и делают это не первый век. Надо было только облечь это подозрение в правильно сформулированные обвинения, и сделать это должен был тот, кто изрядно поднаторел в церковной терминологии. Как сказал Маркс, «революция началась в мозгу монаха». И этим монахом стал Мартин Лютер.

Лавина сорвалась

Как и других верующих, его возмущала откровенная коммерциализация религии. Однако ученый богослов увидел в ней нечто более страшное, чем профанация религиозных таинств. Он обнаружил глубокую червоточину, поразившую весь церковный организм. Лютер усомнился в присвоенном Римом праве решать вопрос о греховности человека, в праве освобождать его от греха, сведя это к обезличенной торговой операции. Однако взрывоопасные лютеровские тезисы не заходили так далеко. Лютер еще был не готов к объявлению войны самому Святому престолу, и поэтому его тезисы, вопреки расхожему заблуждению, не были ни воинственными, ни кощунственными или оскорбительными по отношению к учению церкви. Лютер хотел корректного ученого спора – причем не только с собратьями по церковному цеху, но и со светскими властями, потому и отослал копии тезисов нескольким архиепископам и князьям.

Но как лавину в горах может сорвать просто громкий крик – лишь бы погода соответствовала, так и вежливое приглашение на диспут оказалось сродни взрыву бомбы. Отцы церкви проигнорировали тезисы Лютера, зато новость о них на удивление быстро распространилась в тех слоях общества, на которые вызвавший бурю реформатор никак не рассчитывал: среди немецких князей, мелкопоместного рыцарства, бюргерства и даже неграмотных крестьян, которым суть тезисов доходчиво объясняли грамотные горожане. Разумеется, в богословские тонкости эта новая и стремительно ширившаяся «группа поддержки» Лютера не вникала. Но она быстро уловила в ученых словесах то, что ей было нужно. Итак, церковь не имеет права брать деньги за отпущение грехов – и раньше не имела, неправедно присваивая и церковные десятины, и оброки, и земли, и крепостных. Такие мысли вели далеко, а семя попало на подготовленную почву.

Уже к декабрю 1517 года идеи виттенбергского священника овладели массами, притом значительными. В годы, когда самым быстрым средством передвижения была лошадь, скорость распространения лютеровской ереси следует считать рекордной. Во всяком случае, первый сигнал о том, что Лютера услышали, подал, как полагается, рынок – торговец индульгенциями Тецель заметил, что его бизнес начал пробуксовывать! Задетый за живое, папский представитель быстро сочинил два контртезиса против 95 лютеровских. И уже в марте следующего года в прославленном Гейдельбергском университете началась словесная коррида, по-ученому называемая диспутом. Сравнение с корридой не случайно: если Тецель, зная о незримой поддержке папы, чувствовал себя вольготно, Лютеру посягательство, пусть и косвенное, на авторитет Святого престола могло грозить вызовом на суд инквизиции.