Джон Коннолли - Создания смерти, создания тьмы

• Название: Создания смерти, создания тьмы
• Автор: Джон Коннолли
• Издательство: Эксмо, Домино
• Жанр: Триллер
• Год: 2010

«Полицейские и их семьи неприкосновенны», — нью-йоркский детектив Берд Паркер, как и многие его сослуживцы, привык к этой мысли и ни разу не усомнился в ее правоте, пока однажды, вернувшись домой, не обнаружил тела жены и дочери, растерзанных неизвестным маньяком. Начав собственное расследование, Паркер примет вызов Странника и, продираясь сквозь паутину зла, сплетенную преступной волей многих людей, будет зорко вглядываться в новые лица, пытаясь отыскать в них черты Зверя.

---

Третья комната также выходила окном на улицу, дверь в нее была неплотно закрыта. Морфи занял позицию с одной стороны, я — с другой. На счет «три» он резким ударом ноги распахнул дверь и вскочил в комнату, забирая вправо. Я последовал за ним, отскочив к стене слева, не снимая палец со спускового крючка.

Золотистые лучи заходящего солнца освещали комнату и все, что в ней находилось: незастеленная постель, раскрытый чемодан на полу, туалетный столик и рекламный плакат на стене, объявляющий о концерте группы «Невиллские братья» с автографами братьев на портретах.

Плиты с большей части потолка были сняты, открывая балки. Кэрол Стерн замышляла ремонт в доме, но тюремное заключение поломало ее планы. В дальнем конце комнаты несколько переброшенных через балки веревок поддерживали тело Ремарра.

Его останки пламенели в лучах заходящего солнца. Мне были хорошо видны мышцы и вены на его ногах, жилы на шее, желтеющие бугры жировых отложений у талии, мышцы живота, сморщенный пенис. Ремарр частично висел на двух здоровенных гвоздях из закаленной стали, вбитых в дальнюю стену комнаты. Такие гвозди используются для крепления к каменной кладке. Основной же вес тела приходился на веревки.

Я шагнул вправо и увидел третий гвоздь за шеей, удерживавший голову. Она была повернута вправо, и четвертый гвоздь под подбородком закреплял ее в этом положении. Местами сквозь кровь белел череп. Зияли пустотой глазницы, и на фоне десен белели стиснутые зубы.

С Ремарра полностью сняли кожу, затем телу придали задуманную позу и закрепили на стене. Левая рука располагалась под углом к телу, и в ней, как будто приклеенный находился нож с длинным лезвием, напоминающий разделочный нож мясника, но более широкий и массивный.

Но притягивала взгляд правая рука Ремарра, куда смотрели и его пустые глазницы. Согнутая в локте, эта рука удерживалась веревкой, а через нее была перекинута снятая с Тони кожа. Я различал форму рук, ног, видел волосы скальпа, соски груди. Скальп висел почти на уровне его колен, и под ним виднелись окровавленные места, где было вырезано лицо. Кровать, пол, стены — все краснело от крови.

Я посмотрел на стоявшего слева Морфи. Он, крестясь, шептал молитву за упокой души Тони Ремарра.

* * *

Мы сидели, прислонившись к машине Морфи, и пили кофе из пластиковых стаканчиков, наблюдая, как вокруг дома Стерн суетятся федералы и полицейские из Нового Орлеана. За ограждением толклась толпа зевак, среди них соседи и прохожие, направлявшиеся отведать даров моря в заведениях Бактауна. Но они напрасно рассчитывали удовлетворить свое любопытство и поглазеть на труп. Место преступления отличалось исключительной организацией, и полицейские с федералами собирались тщательно все оформить документально.

К нам подошел Вулрич и предложил пончики в пакете, который он достал из кармана коричневого костюма. После чистки костюм смотрелся как новый. Его красный «шевроле» новейшей модели блестел краской за ограждением поодаль.

— Вот, возьмите — вы, должно быть, проголодались, — сказал Вулрич, протягивая нам пакет. Но мы с Морфи дружно отказались. У меня не шел из головы Ремарр, думаю, что и у Морфи перед глазами стояла та же картина: вид у него был больной и лицо бледное.

— Вы говорили с местными полицейскими? — спросил Вулрич.

Мы кивнули. До этого мы уже дали пространные показания двум детективам из отдела по расследованию убийств из местного отделения полиции, один из сыщиков оказался родственником Морфи.

— Тогда, думаю, вам можно ехать, — заключил Вулрич. — Но потом я хочу с вами поговорить.

Морфи пошел вокруг машины, чтобы сесть за руль. Я взялся за дверцу, собираясь занять место рядом, но Вулрич задержал меня.

— Как ты? — спросил он.

— Как будто, ничего.

— Морфи не обманула интуиция, но ему не стоило тащить с собой тебя. Дюран на меня накинется, когда узнает, что ты снова первый оказался на месте преступления.

Дюран возглавлял отдел ФБР в Новом Орлеане. Встречаться с ним мне не приходилось, но я имел общее представление о спецагентах — начальниках отделов ФБР. Они правили в своих отделах, как царьки: направляли агентов в подразделения, давая «добро» на проведение операции. Конкуренция среди претендентов на место начальника проходила очень жестоко. Дюран, как видно, был крепкий орешек.

— Ты живешь в той же самой гостинице?

— Да.

— Я загляну к тебе. Кое о чем надо посоветоваться.

Вулрич пошел к дому Стерн. По пути он вручил пакет с помятыми пончиками сидевшим в машине патрульным. Они нехотя взяли пакет, но держали так, будто в нем находилась бомба. Но стоило Вулричу скрыться в доме, как один из них вылез из машины и швырнул пакет в мусорный бак.

Морфи довез меня до гостиницы. Я дал ему номер своего мобильного, и он записал его в маленькую черную записную книжку, накрепко стянутую резинкой.

— Если ты завтра свободен, Эйнджи приготовит ужин, приезжай, — пригласил он. — Попробуешь ее стряпню — не пожалеешь, что приехал. Кроме того, нам нужно кое-что обсудить, — уже другим тоном заключил он.

Я поблагодарил и сказал, что предложение заманчивое. Но в глубине души, мне не хотелось больше видеть ни Морфи, ни Вулрича, ни вообще кого-либо из полицейских или федералов. Он уже собирался отъезжать, но я постучал по крыше, и Морфи опустил окно.

— Зачем ты все это делаешь? — спросил я.

Морфи проявил достаточную смелость, привлекая меня, он держал меня в курсе происходящего. Мне необходимо было узнать причину. А еще я хотел знать, можно ли ему доверять.

Он неопределенно повел плечами.

— Убийство Агуиллардов произошло на моем участке. Я хочу добраться до того, кто это сделал. Ты знаешь кое-что о нем. Он причинил зло тебе, отнял семью. Федералы ведут собственное расследование, а нам стараются сообщать как можно меньше. У меня есть лишь ты.

— И только-то? — в его лице мне увиделось что-то знакомое.

— Нет, не совсем. У меня есть жена. Я завожу семью. Ты понимаешь, о чем я?

Я кивнул и не сказал больше ничего. Но что-то в его глазах нашло отклик в моей душе. Я хлопнул по крыше на прощанье, и он уехал. А я провожал его глазами, размышляя, насколько сильно нуждался Морфи в прощении за то, что, возможно, совершил.

Глава 38

Я вернулся в гостиницу с таким острым ощущение тления, заполняющим всего меня, что нечем становилось дышать. Запах притаился под ногтями и въелся в кожу. Я чувствовал, как он потом струится по моей спине, даже в растениях проросших в трещинах мостовой мне виделось разложение. Казалось, весь город вокруг меня гниет и распадается на части. Я включил горячую воду и стоял под душем до тех пор, пока кожа не покраснела и не стала болеть. Одевшись, позвонил Эйнджелу с Луисом и договорился встретиться через пять минут в комнате Рейчел.

Она открыла дверь: рука в чернилах, за ухом ручка, собранные волосы держат два карандаша, покрасневшие от продолжительного чтения глаза обрамляют черные круги.

Ее комнату трудно было узнать. На единственном столе в окружении листов бумаги, записей и книг лежал раскрытый справочник. На стене висели диаграммы, листки для заметок и ряд зарисовок анатомического содержания. Рядом со стулом виднелась груда факсов, а возле нее на подносе соседствовали недоеденные бутерброды, кофейник и чашка.

В дверь постучали, я открыл и впустил Эйнджела с Луисом. Эйнджел оглядел стену, не веря глазам:

— Парень у конторки внизу думает, что вы сошли с ума, раз вам шлют по факсу такую муть. Если он еще и это увидит, то сразу же в полицию позвонит.

Рейчел уселась поудобнее и вытащила карандаш, освобождая волосы. Левой рукой она взбила локоны и осторожно повертела шеей, чтобы размять затекшие мышцы.

— Итак, кто начнет? — спросила Рейчел.

Я рассказал им о Ремарре, и усталость Рейчел как ветром сдуло. Она попросила меня подробнее остановиться на положении тела и принялась шуршать бумагами на столе.

— Вот, — она торжественно вручила мне лист. — Похож?

Я держал лист с черно-белой иллюстрацией, сверху — надпись, выполненная в старом стиле: «Tab. Primera del lib. Segundo». Внизу имелась приписка почерком Рейчел: «Валверде, 1556 г.».

На рисунке был изображен человек с полностью снятой кожей. Его левая нога стояла на камне, в левой руке он держал длинный нож с изогнутой рукояткой, а на правой — собственную кожу. На коже просматривались очертания лица, и глаза оставались нетронутыми. Но, не считая этих отличий, в остальном иллюстрация соответствовала положению, в котором был найден Ремарр. Греческими буквами обозначались разные части человеческого тела.

— Точно, — подтвердил я. — Мы именно это и нашли.

Я передал иллюстрацию Эйнджелу в Луисом. Они смотрели на нее, не говоря ни слова.

«Historia de la composicion del cuerpo humano» — «История строения человеческого тела», — начала объяснять Рейчел. — Эта книга написана в 1556 году испанцем Валверде как учебник по медицине. Рисунок, — она взяла лист у Луиса и подняла, чтобы его могли видеть все, — этот рисунок является иллюстрацией к мифу о Марсии. Последователь богини Кибелы сатир Марсий был проклят, когда подобрал отвергнутую Афиной костяную флейту. Так как флейта сохраняла вдохновение Афины, она играла сама по себе, и музыка ее была так хороша, что крестьяне поставили эту музыку выше, чем искусство Аполлона. Аполлон вызвал Марсия на состязание, которое оценивали Музы. Марсий проиграл, поскольку не смог играть на флейте и одновременно петь. И Аполлон отомстил сатиру. Он снял с живого Марсия кожу и прибил ее к сосне. Как сказано у Овидия, Марсий выкрикнул, умирая: «Кто есть тот, что вырывает меня из меня самого?» У Тициана есть картина на этот сюжет и у Рафаэля тоже. Мне думается, что в трупе Ремарра обнаружатся следы кетамина. Чтобы следовать мифу, надо было проделать всю процедуру при живой жертве. И вообще, трудно творить произведение искусства, когда модель двигается.