Джон Коннолли - Создания смерти, создания тьмы

• Название: Создания смерти, создания тьмы
• Автор: Джон Коннолли
• Издательство: Эксмо, Домино
• Жанр: Триллер
• Год: 2010

«Полицейские и их семьи неприкосновенны», — нью-йоркский детектив Берд Паркер, как и многие его сослуживцы, привык к этой мысли и ни разу не усомнился в ее правоте, пока однажды, вернувшись домой, не обнаружил тела жены и дочери, растерзанных неизвестным маньяком. Начав собственное расследование, Паркер примет вызов Странника и, продираясь сквозь паутину зла, сплетенную преступной волей многих людей, будет зорко вглядываться в новые лица, пытаясь отыскать в них черты Зверя.

---

— А затем являешься ты со своими вопросами о той девушке. Откуда она могла обо всем узнать? Я нацелил тебя на ее поиски, чтобы ты уехал отсюда, подальше от Санни.

Но у Санни на мой счет имелись свои планы. Он отправил мне вдогонку наемных убийц, а они опростоволосились. Их неудача заставила старика Ферреру перейти к активным действиям. Если бы женщина, покушавшаяся на мою жизнь, выжила и дала показания, Санни могли бы припереть к стене. Такой исход совсем не устраивал старика, и он послал Сциорру уладить дело, и Бобби уладил — своим излюбленным способом.

— Но почему Сциорра убил Хайамза?

— Кого?

— В Виргинии Сциорра убил адвоката, человека, пытавшегося убить меня. Зачем он это сделал?

Взгляд Ферреры стал подозрительным, и ствол пистолета нацелился на меня.

— На тебе есть «жучок»? — я покачал головой и рывком распахнул рубашку на груди. Пистолет снова опустился.

— Бобби видел его на пленке и узнал. Вот так он и вышел на тебя. Бобби проезжал через город, а тот человек направлялся в противоположную сторону. Бобби узнал его по пленкам, что это именно он... — Феррера умолк, тяжело ворочая языком. Казалось, У него пересохло во рту, и Старик пытается его смочить, чтобы продолжить разговор. — Все следы следовало уничтожить, все, до единого.

— Но не меня?

— Возможно, ему нужно было бы при случае убить и тебя, и неважно, как на это посмотрели бы твои друзья-полицейские.

— Да, не стоило ему упускать шанс. Теперь он мертв.

— Это ты его убил? — прищурился Феррера.

— Да.

— Бобби был посвященным. Тебе известно, что это означает?

— А вам известно, что сделал ваш сын?

Он помолчал: чудовищная тяжесть злодеяний сына прошлась по нему девятым валом. Но, когда к нему вернулась способность говорить, в его тоне отчетливо чувствовалось едва сдерживаемое бешенство. Мне стало ясно, что наше рандеву близится к концу.

— Кто ты есть, чтобы судить моего сына? — заговорил Феррера. — Если ты потерял ребенка, значит тебе дано право выступать в роли святого покровителя мертвых детей? Ни черта подобного! Я похоронил двух сыновей, а вот теперь убил последнего. Ты не судья мне и не судья моему сыну, — дуло пистолета снова смотрело мне в голову.

— Всему конец, — заключил он.

— Нет, — возразил я. — Кто еще был на пленке?

Глаза его сверкнули. Упоминание о видеозаписях подействовали на него как пощечина.

— Там еще была женщина. Я велел Бобби найти ее и убить.

— И что же?

— Он теперь мертв.

— У вас есть пленки?

— Нет, их все сожгли.

Он умолк, снова возвращаясь к действительности, от которой его на короткое время отвлекли мои вопросы. Старика опять окружала реальность совершенного, где на нем лежала ответственность за сына, его преступления и смерть.

— Убирайся, — проговорил он. — Если снова попадешься мне на глаза, ты покойник.

Никто не пытался меня остановить. Пистолет ждал меня на маленьком столике у входной двери, ключи от машины Бобби Сциорры позвякивали в кармане. Отъезжая, я бросил взгляд в зеркало на дом Ферреры. Он выглядел таким тихим и мирным, как будто в нем никогда не происходило ничего особенного.

Глава 29

После смерти Дженнифер и Сьюзен я каждое утро просыпался после сумбурных снов, и на какое-то мгновение мне казалось, что они по-прежнему со мной: жена тихо спит рядом, а дочка в комнате по соседству окруженная игрушками смотрит свои безмятежные сны. Несколько мгновений они продолжали жить, и с каждым пробуждением я заново переживал потерю, так что не мог определить, снится ли мне смерть или после сна я возвращаюсь в трагическую реальность, видится ли мне несчастье во сне или горе ждет меня на пороге пробуждения.

И среди всего этого меня неотступно преследовало сожаление, что по-настоящему я узнал Сьюзен, когда ее не стало, и получалось, что я любил лишь тень.

Тем временем еще одна женщина и ребенок погибли в круговороте насилия и смерти. И, казалось, нет возможности положить этому конец. Я горевал о женщине и мальчике, которых никогда не видел живыми и о ком почти ничего не знал, но боль, рожденная смертью чужих мне людей, сливалась в моем сердце с горечью утраты своих близких.

Ворота усадьбы Бартонов оказались открыты. Я предположил, что кто-то недавно въехал с намерением долго не задерживаться, либо кто-то уже успел уехать. Оставив машину на посыпанной гравием площадке, я направился к дому, отметив по пути, что других машин поблизости не было видно. Окно над дверью светилось. Я позвонил дважды, но никто не торопился меня впускать, поэтому я подошел к окну и заглянул внутрь.

Открытая дверь в прихожую позволяла увидеть ноги лежавшей на полу женщины. С одной ноги туфля свалилась, а на другой она держалась на одних пальцах. Высоко вздернутое черное платье только немного прикрывало ягодицы. Остальную часть тела видно не было. Я разбил стекло рукояткой пистолета и прислушался, хотя сигнализацию едва ли оставили включенной. Но, кроме звона посыпавшихся на пол осколков, внутри не раздалось ни звука.

Я осторожно дотянулся до задвижки и влез через окно. В комнату проникал свет из прихожей. Открывая дверь в прихожую, я чувствовал, как кровь стучит в ушах, а приблизившись к телу, ощутил пульсацию даже в кончиках пальцев.

Ноги женщины покрывала голубая сеть вен, бедра выглядели немного дряблыми. Седые волосы прилипли к разбитому чем-то тяжелым лицу. Глаза оставались открытыми, кровью чернел рот. От зубов остались одни пеньки, что меняло ее почти до неузнаваемости. Только считанные детали — золотое ожерелье с изумрудами, яркий лак ногтей, дорогое платье — позволяли предположить, что женщина на полу — Изабелла Бартон. Я коснулся ее шеи: пульса не было. Этого и следовало ожидать, но тело ее не успело остыть.

Я вошел в кабинет, где мы впервые встретились, и сравнил осколок фарфора, найденный в кулачке Эванса Бейнса, с уцелевшей собачкой на каминной полке. Рисунок полностью совпал. Скорее всего, Эванс умер сразу, как только обнаружилось, что статуэтка разбита. Он стал жертвой приступа ярости из-за утраты одной из реликвий семьи Модин.

До моего слуха дошло доносившееся из кухни позвякивание, оттуда же тянуло жженным: так пахнет забытая на раскаленной плите кастрюля. А еще в воздухе появился не заметный до этого запах газа. Пока я медленно приближался к закрытой двери кухни, полоска света под ней не появилась, а гарью и газом пахло все сильнее. Я осторожно открыл дверь, держась немного в стороне. Мой палец оставался на спусковом крючке, однако я прекрасно понимал, что при утечке газа оружие превращает в бесполезную железку.

В кухне никакого движения заметно не было, но газом здесь уже воняло до одури. Мое внимание переключилось на громкое нестройное позвякивание и низкое гудение. Набрав в легкие побольше воздуха, я как в воду нырнул в кухню, готовый при малейшем постороннем движении, если не выстрелить, то навести пистолет на цель.

Внутри не было ни души. Свет поступал через окна, от лампы в прихожей и трех больших, используемых на крупных предприятиях микроволновых печей, стоявших передо мной. Сквозь стеклянные дверцы я видел в пляске голубого света подпрыгивающую и дребезжащую металлическую кухонную утварь: кастрюли, ножи, вилки, сковороды — и между ними поблескивали крохотные серебристо-голубые молнии. Частота дребезжания стремительно нарастала, и от дурманящего запаха газа у меня начала кружиться голова. Что было духу, я бросился прочь. Когда я распахнул входную дверь, в кухне глухо ухнуло. Второй взрыв, более мощный, последовал за первым. Взрывная волна подхватила меня и отшвырнула на гравий дорожки. Послышался звон бьющегося стекла, и охватившее дом пламя залило ярким светом всю лужайку. Пошатываясь, я двинулся к машине, наблюдая в ее окнах отражение пляшущих языков пламени.

У ворот имения Бартонов мигнули красные огни, и машина выехала на дорогу. Аделейд Модин заметала следы, готовясь снова раствориться в спаситель-вой тени. Дом полыхал: языки пламени с ненасытной жадностью пожирали стены. Я выехал на дорогу и поспешил за быстро удаляющимися красными огоньками.

Она гнала машину по извилистой дороге, и в тишине ночи отчетливо слышался визг тормозов на поворотах. Я догнал ее на подъезде к скоростной дороге, идущей от Стэйтен-Айленда. Слева крутой поросший деревьями склон спускался до проходящей внизу Суссекс-авеню. Поравнявшись, я стал теснить своим тяжелым «шевроле» ее «БМВ» к краю обрыва. Тонированные стекла «БМВ» не позволяли мне разглядеть водителя. Впереди дорога резко сворачивала вправо, и я отвернул в сторону, чтобы вписаться в поворот. В ту же минуту передние колеса «БМВ» отделились от дороги, и машина устремилась вниз.

Она катилась по мусору и гальке, ударилась о два дерева, но на середине усыпанного листвой склона ее движение остановила темнеющая масса молодого бука. При столкновении корни дерева наполовину вышли из земли, а само оно сильно наклонилось, и не упало только потому, что зацепилось ветвями за ствол дерева, росшего ниже.