Жак Пикар - Глубина 11 тысяч метров. Солнце под водой

• Название: Глубина 11 тысяч метров. Солнце под водой
• Автор: Жак Пикар
• Издательство: Мысль
• Жанр: Прочая научная литература
• Год: 1974
• ISBN: n/a

В книге «Глубина 11 тысяч метров» рассказывается о создании и погружении батискафа «Триест» в Марианскую впадину на глубину 11 тысяч метров, описываются интереснейшие научные наблюдения.

В 1969 году подводная лодка мезоскаф «Бен Франклин» опустилась под уровень океана у полуострова Флорида и прошла с течением Гольфстрим 1500 миль за тридцать дней. Шесть человек во главе с Жаком Пикаром получили возможность наблюдать мир таинственных глубин, никогда не посещавшийся человеком.

---

А главное, надо, чтобы кто-то разработал программу для такой машины, и ведь по сути дела разве мы не этим занимаемся? На нас действуют самые ничтожные факторы: чуть изменится наклон аппарата, или глубина, или ориентация в течении, как мы можем вильнуть в ту или иную сторону. Кто скажет наперед, куда пойдет данная капля воды в реке? Какая капля первой испарится, какая первой заблестит на тростнике у берега? Наше исходное положение в центре Гольфстрима давало больше шансов долго удержаться в нем, чем если бы мы стартовали на краю течения.

То, что нас впервые вынесло из него через десять дней, уже сам по себе интересный факт. Попробуем вернуться в Гольфстрим своими силами, следуя указаниям с «Приватира», который вместе с «Линчем» произвел достаточно промеров в океане и более или менее ясно представляет себе обстановку.

В 11.23 Каз пускает два двигателя малым ходом, сберегая наши ресурсы. Если идти быстрее, каждая миля будет пожирать больше электроэнергии. Электрические счетчики зловеще покряхтывают. Каждый ампер-час отдается внутри мезоскафа громким щелчком; обычно щелчки эти звучат с большими перерывами, теперь же наш слух терзают настоящие пулеметные очереди. Запас электроэнергии не позволяет нам производить много коррекций такого рода. Посмотрим теперь, сумеем ли мы возвратиться в Гольфстрим, ведь наша абсолютная скорость едва превышает один узел.

Направляемые «Приватиром», идем на глубине 100 метров; степень погружения регулируем ходовыми двигателями. Эрвин — мастер по таким маневрам. В 12.20, подняв взгляд на верхний иллюминатор, вдруг обнаруживаю, что видно поверхность моря и волны. Смотрю на манометр: глубина 100 метров, все точно. Поразительная видимость, просто редкая. Правда, не все время, но в отдельные минуты вода совсем прозрачная. Видно, как играют на волнах блики солнца. В моей практике никогда еще не было такой видимости под водой. Температура за бортом 19,69 °C. Внутри мезоскафа 18°, но скоро станет теплее. Вместе с Кеном Хэгом мы придумали связывать цифры, выражающие температуру воды, с каким-нибудь историческим событием. Скажем, когда температура 19,19 °C, говорим: «Версальский договор».

Мы сейчас на глубине 90 метров, здесь вода на полградуса холоднее, чем была на отметке 100 метров, где мы находились «в 1969 году».

Когда идешь так близко к поверхности, в иллюминатор открывается совсем другая картина. Во-первых, намного светлее, я без труда читаю и пишу, не включая внутреннего освещения. Иначе смотрится планктон, растительный и животный. Вот проплывает множество крохотных созданий диаметром в несколько миллиметров, и я восхищаюсь голубым свечением удивительной красоты — живые крупинки переливаются в воде, будто брильянт на солнце. Я и прежде наблюдал эту разновидность планктона, однако не знаю точно, что это за организмы; к счастью, Кен Хэг сразу их узнает и определяет как диатомеи, или радиолярии. Вместе с ними мимо нас следуют полчища сальп и бесконечное разнообразие других организмов. Медузы, копеподы, крылоногие, сифонофоры, удивительно напоминающие веточки зеленых водорослей. Несколько сальп покрупнее, одна-две огнетелки — опять же не светящиеся.

Строго говоря, подводный дрейф продолжается. Сейчас наша глубина опять стала побольше; мы идем со скоростью около одного узла, курс 125° — по словам поверхности, он должен привести нас обратно в Гольфстрим. Температура в мезоскафе еще поднялась: 21,5 °C. Температура воды 18,90° («Эйфелевой башне один год»). В полночь на глубине 270 метров было 16,5°, а в 4 часа утра на той же глубине (точнее, 272 метра) — всего 12,87°. Такой перепад был явно связан с нашим выходом из Гольфстрима; за его пределами море холоднее.

В 15.30 поверхность сообщает, что мы приближаемся к Гольфстриму, и предлагает еще час идти тем же ходом. Но я настроен весьма скептически, ведь мы развиваем абсолютную скорость от силы один узел. Пройдено в лучшем случае пять морских миль; следовательно, мы никак не могли покрыть разделяющие нас 28 километров. Разве что Гольфстрим теперь сам идет нам навстречу.

Кстати, поверхность не совсем уверена в своих расчетах. «Линч» был вынужден уходить в порт, пополнял запасы провианта и горючего, теперь ему надо время, чтобы заново разобраться в обстановке, произвести замеры разовыми батитермографами и точно определить местонахождение главной струи течения. Поэтому нам так или иначе придется ждать до завтра, а пока что наше дело держать «Бена Франклина» на нужной глубине.

Поздно вечером видим продолговатых рыб, вероятно угрей. Как-никак мы недалеко от Саргассова моря, куда приходят умирать взрослые угри и откуда выходят в дальние странствия личинки-лептоцефалы.[81]

За ночь ситуация мало-помалу проясняется. Все очень просто: мезоскаф был захвачен одним из тех мощных завихрений, которые часто возникают по краям Гольфстрима и отрываются от него, а израсходовав свою энергию, постепенно затухают. Лишь в очень редких случаях они снова вливаются в Гольфстрим.

Утром 26 июля принимается решение всплыть на поверхность, чтобы «Бена Франклина» отбуксировали на 50 с лишним километров в нужную сторону. Собранные «Линчем» данные говорят, что другого выхода нет.

46. Новые гипотезы, новые исследования

Сами понимаете, у нас появился повод еще раз потолковать о загадках и прихотях Гольфстрима.

«Официально» течение было открыто Понсе де Леоном в 1513 году, когда он ходил у побережья Флориды между мысом Канаверал и островами Кайкос. Христофором Колумбом описано течение, встреченное у Багамских островов; точно определить, что это за течение, не удалось, но, вероятно, речь идет об одной из ветвей, образующих Гольфстрим.

Бенджамин Франклин первым систематически изучал Гольфстрим и нанес — или распорядился нанести — его на карту. Взгляд Франклина на это течение как на реку, пересекающую Атлантический океан, продержался два столетия и лишь недавно подвергся пересмотру. Франклин считал, что течение зарождается под действием пассатных ветров, дующих с востока на запад. Они нагоняют воду из экваториальной Атлантики в Мексиканский залив, повышая его уровень, затем вода устремляется между Кубой и Флоридой обратно в Атлантический океан.

В начале XVII века Иоганн Кеплер попытался объяснить возникновение океанских течений и подошел к мысли о тенденции движущихся тел во вращающейся системе (Земля) отклоняться в сторону от меридионального направления.

Это открытие было сделано в 1835 году французским ученым Гюставом Кориолисом, и появилось понятие «силы Кориолиса». Годом позже, в 1836 году, Франсуа Араго предложил объяснить рождение Гольфстрима различием в плотности теплых вод экватора и холодных вод северного полюса, рисуя этакий могучий термосифон в планетном масштабе. Этот взгляд разделял Метью Мори, один из корифеев американской океанографии.

В XIX веке праправнук Бенджамина Франклина Александр Бах выступил зачинателем нового анализа Гольфстрима на участке между островом Нантакет (южнее мыса Код) и Флоридой.

Наконец, Вудсхолский океанографический институт со времени его основания в 1930 году специализируется на изучении Гольфстрима; в тысячах точек производятся повторные замеры температур. Под руководством директора Института Коламбаса Айзелина, а также Фрица Фаглистера, Л. Уорсингтона, В. Ван Аркса, Генри Стоммела и других видных американских океанографов отряды исследователей шли по стопам Франклина, стремясь истолковать данные, которые тогда принимались за окончательные.

И однако та же вудсхолская группа выступила против взгляда на Гольфстрим как на реку в океане. Если этот образ еще годится для южной области, у берегов Флориды, то дальше мыса Хаттерас, после которого отмечается несколько ветвей, он вовсе не применим. Были проведены многочисленные наблюдения излучин Гольфстрима. Измерения позволили выделить ветви, которые, отклоняясь все дальше и дальше, завиваются и под конец образуют независимые от основного потока гигантские круговороты. Добавьте к этим данным боковое смещение Гольфстрима, достигающее 20 километров в день (такая цифра отмечена в 1950 году), и получится картина, вполне согласующаяся с приключением, которое выпало на нашу долю 25 июля 1969 года.

Словом, все говорило против идеи о «монолитном» течении. Фаглистер считал, что проведенные наблюдения позволяют даже говорить о целой системе течений, «перекрывающих друг друга подобно черепице… Каждое новое течение зарождается до того, как угаснет предыдущее, причем всегда к северу от предшественника».

Хотя гипотеза Фаглистера не объясняет происхождения «черепицы», свалившейся на головы океанографов классической школы, она помогает понять возникновение излучин Гольфстрима. Именно под влиянием этой гипотезы многие ученые предсказывали, что мы будем быстро исторгнуты течением. А тот факт, что мы удержались в Гольфстриме около двенадцати дней, как будто подтверждает, что к югу от мыса Хаттерас течение относительно однородно.