Янвиллем де Ветеринг - Япония. Год в дзен-буддийском монастыре

• Название: Япония. Год в дзен-буддийском монастыре
• Автор: Янвиллем де Ветеринг
• Издательство: Амфора
• Жанр: Путешествия и география
• Год: 2009
• ISBN: 978-5-367-01182-1

Книга голландца Янвиллема Ветеринга — одно из наиболее реалистичных на сегодняшний день описаний будней дзенского монастыря в Киото, изобилующее массой любопытных деталей и подробностей. Попытка достичь просветления — задача далеко не простая, однако автор подошел к ней весьма серьезно…

В Японии все сохраняется столетиями.

Загляните в дома жителей Страны восходящего солнца. Везде найдете множество резных коробочек. В каждой из них лежит еще одна, перевязанная веревками, которые нужно распутать, и упакованная в шелковые ткани, которые надо развернуть, чтобы рассмотреть спрятанное там внутри.

Ветеринг, отправившись в путешествие за буддийским просветлением, понимает, что человек играет много ролей. И ни в одной из них не утверждается до конца. Посредством медитации, борьбы с собой он отбрасывает слой за слоем, словно снимает луковичную шелуху, пока не останется искомое.

Однако автор вовсе не суровый пилигрим, а человек, обладающий изрядным чувством юмора и европейским скепсисом. Когда-то его подвигло собраться в путь одно суждение, с которым не удавалось примириться: если дойти до края вселенной, то увидишь, что там все заклеено газетами. Посмотрев на край, он удостоверился: ничего в конце — это мало.

Умное, увлекательное и ироничное повествование о езде в незнаемое: от себя к себе.

---

Он, разумеется, думал об этом и раньше, но никогда не позволял себе расстраиваться. Буддизм, если его практикуют правильно, созидает два чувства, два столпа, на которых основана жизнь буддиста: сострадание и непривязанность. Быть непривязанным — значит быть свободным. Свобода приводит к невозмутимости. Но теперь, после шестнадцати лет непрерывного обучения, все это стало для него слишком тяжело. «Придет время, — подумал монах, — когда мне придется признаться в неудаче: обучение в монастыре ни к чему не привело. Я потерял зря шестнадцать лет. И если это так, я ухожу».

Он, не спросив на то разрешения, вошел в комнату наставника, подошел к нему и сказал:

— Учитель, я ухожу.

Наставник взглянул на него, не выказав ни удивления, ни расстройства. Он только кивнул и сказал, что монах вправе поступить так, как он считает нужным. Монах собрал свои скудные пожитки и покинул монастырь. Он нашел заброшенный храм в горах, поселился в нем и оставил все свои попытки решить коан. Он вставал в шесть часов утра, работал в саду, чинил протекавшую крышу, ремонтировал провалившийся пол, а дважды в неделю ходил в ближайшую деревню, чтобы попросить немного риса и денег. Он остался буддистом, поскольку верил в то, что Будда успешно преодолел восьмеричный путь, но был уверен, что ему никогда этого не достичь, и поэтому перестал беспокоиться. Он собирался прожить остаток жизни в полном безразличии, совершенно позабыв и о наставнике, и о коане.

Прошло несколько месяцев, монах подметал двор и отбросил метлой камешек, который, ударившись о бамбуковую изгородь, издал резкий звук. Этот неожиданный звук разбил что-то внутри монаха, и внезапно он понял, что знает ответ на коан. Он бросил метлу, пробежал всю дорогу до города и, запыхавшись, достиг монастырских ворот, где его уже поджидал наставник.

— Он не только решил свой первый коан, — сказал Джеральд, — но и узнал ответы ко всем коанам и жил долго и счастливо, стал дзенским наставником, и у него было множество учеников. Но я знаю историю о другом монахе, жившем не так давно, которому дали современный вариант старинного коана. Старинный коан звучит так: «Останови дикую лошадь, несущуюся прямо на тебя», его современный вариант: «Останови скорый поезд, идущий из Токио». Знаешь, что сделал этот монах? — спросил Джеральд. — Он годами медитировал над этим поездом, а однажды он пришел на пути и кинулся под скорый поезд из Токио. В одну секунду от него ничего не осталось — он погиб.

Мне стало дурно, я встал и направился к себе в комнату.

— Подожди, — сказал Джеральд, — я знаю еще одну историю. В Токио тоже немало дзенских монастырей. В одном из них совсем недавно, в прошлом или позапрошлом году, был очень тщеславный монах. Он не желал слушать, что говорил ему наставник, и использовал утренние беседы, только чтобы высказать свои дурные мысли. У наставника для таких учеников имелась специальная палка. У нашего настоятеля тоже есть такая, ты еще ее увидишь — короткая толстая палка. В одно утро наставник с такой силой ударил монаха, что тот больше не встал — он умер.

— Разве это не нарушение закона? — спросил я.

— Какого закона? — удивился Джеральд. — Старший монах сообщил о случившемся в полицию, но наставника ни в чем не обвинили. Даже полиция знает, что между наставником и учеником существуют особые взаимоотношения, не ограниченные законом.

Когда Джеральд завел мотоцикл и медленно выехал через ворота, я сообразил, что совсем не развлек своего гостя.

Глава 17 Облако — это часть неба?

Я провел в Японии уже полтора года. Лео Маркс представлял меня своим знакомым словами: «Это мой друг-буддист», хотя я не был буддистом. Как-то я принес свой ежемесячный взнос в две тысячи иен (два фунта стерлингов) старшему монаху и сказал, что хотел бы официально стать буддистом.

Старший монах сунул деньги в ящик стола, написал в гроссбухе несколько изящных иероглифов, пометил на клочке бумаги: «Ян-сан — 2000 иен» — и поставил дату. Эту бумажку он приклеил на стене коридора, где она стала последним миниатюрным флажком в ряду тысяч таких бумажек. Когда коридор полностью заполнялся, старший монах срывал все бумажки и начинал все сначала.

— Разумеется, это можно устроить, — сказал он. — Но на самом деле все зависит от настоятеля. Он — главный священник, он решает подобные вопросы. Я упомяну ему о твоей просьбе, и мы тебе сообщим.

Примерно через неделю Хан-сан сказал, что меня ожидает наставник. Когда я пришел, наставник обедал, и я ждал, пока он закончит есть, стоя на циновке на коленях. Он никогда не ел вместе с нами, но ему три раза в день подавали поднос с чашкой риса, чашкой овощей, чашкой супа и чайником зеленого чая. От кухни до его дома была почти четверть мили, и его еда, особенно зимой, вероятно, остывала. Я жалел его: лучше бы он ел с нами. Мы всегда могли получить добавку, сложив руки и глядя на повара, раскладывающего еду. Указывать мы не смели, но намекали на нужное блюдо, глядя на него и качая головой, если повар ошибался. Настоятелю приходилось довольствоваться тем, что ему приносили.

Ожидая, я пытался представить себе, как живет этот человек. Каждое утро ему приходится вставать в три часа утра. Потом его посещают двадцать и более учеников, каждый из которых пребывает на своей ступени развития, каждый живет в своем мире, многие трудятся над разными коанами, по-разному, со своими трудностями и проблемами, со своими неверными или незрелыми мыслями. После чего, вероятно, короткий сон. Затем завтрак, работа в саду, служба в главном храме. Он — главный священник большого монастыря, ему приходится следить за ним, знать, чем занимаются дзенские священники в соседних храмах, руководить ими в случае необходимости. Один из храмов поблизости был домом для престарелых, где два молодых священника ухаживали за стариками и старухами. Там случился скандал: один из священников крупно проигрался и растратил часть храмовых сбережений. Настоятель взялся за разрешение этого скандала и отослал молодого священника в паломничество. Он потратил уйму времени, пытаясь обратить инцидент во благо священника. Возможно, он дал ему новый коан или настоял на том, чтобы тот решил коан, над которым работал, завершая свой третий год в монастыре.

Кроме того, настоятель то и дело уезжал читать лекции, посещал крупные города, беседовал с теми, кто проявлял хоть какой-то интерес к дзен-буддизму, путешествовал в те месяцы, когда у нас был сравнительно мягкий режим. Когда он возвращался, ему опять приходилось иметь с нами дело. Я знал, что у него есть два способа отдохнуть. Во-первых, он смотрел по телевизору баскетбол и, когда показывали интересный матч, запирался у себя дома, чтобы никто не мог его увидеть. Во-вторых, он ходил иногда в кино, но только в том случае, если показывали картину, так или иначе связанную с Африкой. Ему нравились животные джунглей и тропические растения. Я был свидетелем спора между ним и старшим монахом. Настоятель хотел сходить в кино и просил у старшего монаха денег на билет: у него не было собственных денег, а монашескими сбережениями заведовал старший монах, который не хотел давать денег.

— Вы недавно болели. Вам лучше остаться и поспать вечером. У вас слабое сердце.

— Возможно, — ответил настоятель, — но я хочу пойти в кино сейчас. Сегодня последний день, когда показывают этот фильм, я прочитал об этом в газете. Неизвестно, будут ли его еще показывать. В фильме есть охота на слонов, я должен его посмотреть.

В конце концов старший монах уступил, но с условием, что настоятель поедет на такси и его будет сопровождать Хан-сан на тот случай, если настоятелю станет плохо.

На самом деле наш настоятель был человеком очень простого нрава. Известно, что некоторые главные дзенские священники любили возглавлять процессии в золоченых одеяниях, под огромными зонтами, которые несли послушники. Они требовали, чтобы к ним обращались, правильно произнося их сан, а если вы пили с ними чай, то обязаны были покидать комнату, пятясь задом. Впрочем, один из этих главных священников как-то поразил публику, присоединившись к процессии в дешевом домашнем одеянии и пластиковых пляжных сандалиях. Позже он покинул свой роскошный храм и уехал палубным пассажиром в Индию, чтобы посетить святые места. Он не взял с собой денег и потому просил по дороге подаяние, как того предписывают правила. Он взял всего одно запасное кимоно, пару нижнего белья, туалетные принадлежности, посох и чашу для подаяния. Уехал он на два года. Священники на него злились: они ожидали, что он будет путешествовать, как это подобает его сану, ведь он был главным священником, что соответствует епископу или кардиналу, мог путешествовать первым классом и брать с собой монахов в качестве слуг. Буддийская церковь не очень-то богата: в 1946 году большую часть ее собственности конфисковали, но какие-то средства все-таки остались.