Валентин Рыбин - Государи и кочевники

• Название: Государи и кочевники
• Автор: Валентин Рыбин
• Издательство: Туркменистан
• Жанр: Историческая проза
• Год: 1976

Писатель В. Рыбин, лауреат Государственной премии имени Махтумкули, автор известного романа «Море согласия», свой новый роман посвятил русско-туркменским связям XIX столетия. В нём показан период 30—40-х годов, когда на российском престоле сидел царь-тиран Николай I, когда Ираном правил не менее жестокий Мухаммед-шах, а в Хиве и Бухаре царил феодальный произвол ханов. Четыре государя вели в тот период жесточайшую борьбу за туркменскую землю. А кочевники-туркмены боролись за свою независимость, за обретение государственности.

---

Два дня он сидел, прикованный цепью к териму, и никто к нему не заглянул, хотя говорили о нём, спорили и бранились часто. То и дело к подворью сердара приходили люди и рассерженно выкрикивали что-то, всё время произносили «Санька». Купец догадался, что рыбаки требуют его выдачи, а хозяин — гасанкулийский сердар — науськивает на них нукеров. Спорили из-за него, но никому не приходило в голову подать ему воды или кусочек хлеба, и к концу третьего дня Герасимов слезливо выл, призывая хозяев к милости. Слыша его и, видимо, по-нимая, что чужак в юрте подыхает, громко повизгивал и лаял «сын Уруски». Наконец одна из жён сердара подошла к собаке, заглянула в юрту.

— Вах-хей! — испуганно воскликнула она и принесла чурек и жареное мясо.

— Сув, сув, — просил Санька и показывал ей сухой, опухший язык.

Женщина принесла ему пиалку воды, потом ещё и ещё.

На четвёртый день утром загремели выстрелы. Санька заглянул в дырку, которую проковырял пальцем в войлоке, и увидел бегущих к берегу атрекцев. Какое-то подсознательное чувство подсказало ему: это пришли на помощь моряки.

А в заливе, у Чагылской косы, с самого рассвета творилось невообразимое. Сначала внимание атрекцев привлекло огромное чудовище, которое не плыло, а катилось на больших колёсах по морю. Вскоре все поняли, что это не дракон-аждарха, а какой-то особый корабль, но почему из него идёт дым и плывёт он без парусов — этого никто понять не мог. Позднее атрекцы узнали, что это чудовище называется «пароход» и прибежало оно на колёсах от Астрахани до Гасан-Кули за семь дней. Почти одновременно с пароходом, с юга, со стороны Гургена, вновь подплыли парусники «Аракс» и «Ардон». Русские начали спускать на воду катера. Разделённый на два лагеря народ вёл себя по-разному. В то время, как Кият-хан со своими аксакалами молил аллаха, чтобы русские поскорее высадились и привели к смирению строптивцев, сердар и Якши-Мамед призывали народ не пускать урусов в селение. Катера, вооружённые фальконетами, на каждом не менее пятидесяти моряков с винтовками, — подошли почти вплотную к берегу, но на сушу ступил лишь один… Кадыр-Мамед.

— Хэй, лизоблюд свиноедский! — выругался Якши-Мамед.

— С чем приехали, сынок? — с надеждой спросил Кият-хан.

Кадыр, не глядя на отца и не отвечая на его вопрос, обратился сразу ко всем:

— Люди, одумайтесь, пока ещё не поздно, и охладите свои горячие головы! Я здесь, чтобы сказать вам волю господина капитана первого ранга Путятина! Русские требуют: немедленно выдайте купца Герасимова! Немедленно привезите с Челекена гургенских ханов — подданных шаха, которых Кият-ага держит на колодцах! Выдайте всех персиян, томящихся в неволе. Люди, немедленно садитесь и пишите клятвенное обещание, что никогда не будете учинять грабежей и насилий русским купцам и не станете нападать на персидские берега! Капитан предупреждает: если вы не выполните сразу же эти требования, он сожжёт ваши киржимы.

— Убирайся отсюда, сын свиньи! — вновь закричал Якши-Мамед, а его джигиты разразились угрозами. Несколько человек оттеснили Кадыра к самой воде.

В этот момент моряки с катеров, словно охотничьи борзые, кинулись к берегу. С криками и руганью они бросились к киржимам — принялись рубить мачты и поджигать парусники. Почти во всех киржимах хранились тулуны с нефтью. За нефтью вот-вот должны были приехать купцы из Бухары… И вот теперь эта невывезенная нефть вспыхнула, и огонь принялся пожирать суда. Всплески пламени вырывались из огромных лодок, перекидывались с одной на другую, заливая всё вокруг, — и скоро весь флот атрекцев пылал, словно один гигантский факел. Над селением повис густой дым.

Ошеломлённые атрекцы растерялись. Одни бросились бежать, другие схватились за винтовки. Сердар, Якши-Мамед и их приспешники ринулись к кибитке, где сидел купец, чтобы расправиться с ним. Кият-хан со своими людьми подоспел вовремя. На сердара навалились сразу несколько человек и связали ему руки. Схватили и обезоружили и Якши-Мамеда. Обоих бросили в чёрную кибитку, где сидел Герасимов, а его повели к берегу. Измученный, озлобленный, он сел в катер с Кадыр-Мамедом и принялся бранить его:

— Не могли сразу выручить! Три дня меня твой братец и его сердар морили голодом.

— Нет у меня брата, — спокойно заявил Кадыр. — Мы отрекаемся от него.

— Давай, давай… вали теперь на братца, будто сам не такой, — захихикал Санька. — Знаем мы вашего брата!

Катер причалил к борту «Аракса». Путятин с офицерами стоял на баке, смотрел в зрительную трубу на догорающие киржимы.

— Ну, что, купчик-голубчик, натерпелся страху? — спросил он Герасимова. — Так-то вот торговать с туземцами. Это тебе не Нижний Новгород. Тут без оружия не наторгуешься. Как они восприняли наши действия?

— А чёрт их знает, — отмахнулся Михайла. — Понять их трудно. Я думал, сейчас война откроется, а они сами связали сердара своего и молодого хана.

— Ну, вот и хорошо, — удовлетворённо изрёк Путятин. — Этого можно было ожидать. Никто так не уважает силу, как азиаты!

— Жалко вот, господин капитан, бочки с рыбой и икрой сгорели, — пожаловался Герасимов.

— Не об икре сейчас надо думать, — сказал Путятин, — а о том, чтобы ещё раз эти туземцы не посягнули на честь купеческую. Порядок тут надо навести такой, чтобы комар носа не подточил!

Кадыр-Мамед, стоявший рядом и преданно глядевший в глаза русскому начальнику, казалось, только и ждал этой минуты.

— Не будет порядка, пока там Якши-Мамед! — заявил он убеждённо. — Арестовать его надо.

Путятин замолчал и заинтересованно посмотрел на Кадыра:

— Между прочим, — сказал он, мрачнея, — я уже слышал о ваших распрях. Этот Якши-Мамед, видимо, мешает вам управлять хозяйством?..

— Проклятье ему, — злобно выговорил Кадыр. — Если б не он, я уже давно стал бы ханом всего иомудского племени. Помоги мне, господин начальник… Убери его от нас…

— А что, господа, — повернулся Путятин к офицерам, — есть резон арестовать строптивца… — И, подумав, прибавил: — За оказание сопротивления русским властям и за нападение на государева человека… — И, утвердившись в своём намерении, сказал капитану парохода «Кама»:

— Господин капитан-лейтенант, пошлите своих людей к берегу. Скаж. ите, ежели Кият не выдаст своего старшего сына, мы предадим огню всё это разбойничье гнездовье!

К вечеру на берегу вновь загремели ружейные выстрелы, грохнули пушки, и в сумерках с кораблей было видно, как загорелось несколько кибиток.

— Чем хороша сия мера, — удовлетворённо говорил офицерам Путятин, — так это тем, что и персы теперь не посмеют нас ослушаться. Жечь надо всех! Сила — вот символ высшего уважения!..

К ночи сторонникам Кият-хана удалось обезоружить не только сердара и Якши-Мамеда, но и всех джигитов, выполнявших их волю. Наспех собранный в мечети ишана маслахат старшин определил: беспрекословно выполнить требования русских властей. К войскам, что стояли по Гургену близ Кумыш-Тёпе и у развалин Кызыл-Алан, отправились люди патриарха, чтобы отвести их назад к Атреку. Другие поехали на Челекен — вернуть с колодцев Назар-Мергена и Аман-Назара. Сердару Махтумкули тут же, в мечети, объявили свою волю: пусть он живёт, где хочет и как хочет, но ни словом, ни действием впредь не будет возмущать туркменский народ против русских. Что касается Якши-Мамеда, то, несмотря на великое почтение, именитость и преклонный возраст Кият-хана, маслахат всё-таки счёл необходимым выдать его старшего сына русским властям.

В то время как проходил маслахат Якши-Мамед сидел в своей юрте с Хатиджой. Обессилевший духом, он молча покачивал головой и пил ром, рюмку за рюмкой. Он знал, что начальник эскадры потребовал его к себе, но не думал, что отец пойдёт на крайний шаг — предаст родного сына. Якши-Мамед никогда не задумывался над тем, что интересы отца совпадают с интересами всего иомудского племени. Необоримую тягу туркмен побережья к русским молодой хан относил к низменным качествам, считал низкопоклонством и никак не мог уяснить, что люди тянутся к российским купцам и путешественникам в надежде найти защиту от извечных врагов — хивинцев и персиян, в надежде получить право на спокойную безопасную жизнь и на тот, хотя бы малый, достаток, который не даёт человеку умереть с голоду.

— Будь проклят тот день и час, когда я появился на свет, — мрачно проговорил Якши. — Что мне дала эта поганая жизнь, Хатиджа? — В глазах молодого хана заблестели слёзы, и жена, испуганно подвинувшись к нему, начала упрашивать:

— Не пей больше, хан мой, не пей… Эта дрянь губит тебя…

— Ай, разве в этой дряни дело, — покусывая губы, отвечал он, — Предатели все!

Якши-Мамед не договорил: на дворе послышались голоса и лай Уруски, в кибитку ворвались слуги Кията. Последним зашёл Кадыр-Мамед.