Валентин Рыбин - Государи и кочевники

• Название: Государи и кочевники
• Автор: Валентин Рыбин
• Издательство: Туркменистан
• Жанр: Историческая проза
• Год: 1976

Писатель В. Рыбин, лауреат Государственной премии имени Махтумкули, автор известного романа «Море согласия», свой новый роман посвятил русско-туркменским связям XIX столетия. В нём показан период 30—40-х годов, когда на российском престоле сидел царь-тиран Николай I, когда Ираном правил не менее жестокий Мухаммед-шах, а в Хиве и Бухаре царил феодальный произвол ханов. Четыре государя вели в тот период жесточайшую борьбу за туркменскую землю. А кочевники-туркмены боролись за свою независимость, за обретение государственности.

---

Соображения были разные. Господа министры — военных и иностранных дел, а также высшие чиновники сначала предлагали занять позиции под Астрабадом, затем были толки о походе из Красноводской бухты в Хиву. В конце концов свелось всё к тому, что самое удобное — выслать экспедицию из Оренбурга.

Вскоре с проектом похода прибыл в Зимний генерал-губернатор Оренбургского края Перовский. Выслушав соображения губернатора, царь предложил послать в Бухару русских агентов под видом горных инженеров, чтобы окончательно склонить эмира Насруллу на свою сторону и поссорить его с хивинским ханом. Но предупредил:

— Пока Англия не выведет своих солдат из Афганистана, похода мы не начнём. В противном случае вновь возникнет конфликт. Как только премьер Мельбурн узнает, что русские вышли к Хиве, он тотчас бросит свои войска к Амударье и опередит нас!

— Позвольте слово, государь? — попросил Перовский.

Царь согласно кивнул, и Перовский сказал:

— Ваше величество, мне кажется, нетрудно отвести подозрение в том, что мы намерены захватить Хиву. Всему свету известно, что в Хиве томятся тысячи русских. Я думаю, этот поход надо начать под девизом освобождения русских невольников.

— Ваше величество, Василий Алексеевич совершенно прав, — поддержал Нессельроде. — По утверждениям генерал-лейтенанта Муравьёва, бывшего в Хиве двадцать лет назад, там насчитывалось более трёх тысяч русских невольников.

— И всё-таки, господа, лучше подождать, пока лорд Окленд выведет свои силы.

— Ваше величество, смею утверждать, что англичане ни в нынешнем, ни в будущем году из Афганистана не уйдут, — возразил Перовский. — Если верить последним сообщениям, они оккупировали почти всю территорию и вышли к границам Мерва. Смена эмиров — это лишь предлог для ввода войск в Кабул и другие поселения афганцев.

— А если они всё-таки выведут войска из Афганистана? — усомнился император. — В каком положении окажусь я перед королевой Англии?

Нессельроде чуть заметно поморщился:

— Ваше величество, мы же войдём в Хиву под знаком освобождения русских пленных. А всего лучше, если будем до поры до времени держать свои намерения в секрете.

— Именно в секрете, — согласился царь.

На следующий день в Генеральном штабе у военного министра был обсуждён предварительный проект Хивинского похода. Перовский охарактеризовал состояние военных и политических дел на Востоке, отметил, что Россия проиграла не только на гератском направлении, но и на персидских границах, уступив свободную территорию иомудских туркмен шаху. Ныне астрабадская провинция становится объектом происков англичан, — подчеркнул генерал, — потому необходимо укрепить морские базы на юге Каспия и вновь приблизить к себе туркмен побережья, коими верховодит хан Кият и его сыновья. При необходимости джигиты Кият-хана могли бы оказать существенную помощь Хивинскому походу. Перовский также предложил создать в Астрахани комитет по обеспечению военной экспедиции запасным продовольствием, фуражом, колёсным транспортом и верблюдами. По его расчётам, в Астрахани надо было снарядить не менее десяти крупных судов со всеми припасами, привести их в форт Ново-Александровский и ждать: как только военная экспедиция, пройдя Эмбу и Усть-Урт, выйдет к Аралу, двинуться со всеми припасами от Ново-Александровска к войскам и соединиться при устье Амударьи. Руководство организацией похода, подготовку военной экспедиции, её выход и взятие Хивы Перовский возлагал на себя.

Вскоре состав и функции вновь созданного комитета были утверждены государем. И ещё раз Николай I предупредил о строжайшей тайне, дабы не навлечь подозрения англичан на организацию экспедиции. Кабинеты Генерального штаба и Азиатского департамента наполнились деловитой целеустремлённостью. Карты, схемы, чертежи, прейскуранты заполнили столы военных и чиновников. Сотни писем за подписью Чернышева, Нессельроде, Родофиникина, Канкрина рассылались в разные концы Российской империи. Иногда подписывал документы и сам государь. Встречаясь с министром иностранных дел, он всякий раз спрашивал о настроении Англии и, получая удовлетворительные ответы, посмеивался, словно школяр, надувший собственного учителя.

В один из майских дней при дворе распространился слух о прибытии из Персии поручика Виткевича, о том, что он якобы добивается встречи с государем и имеет при себе важные бумаги. Слух этот породил у государя неловкость и даже боязнь:

— Как это некстати, — сказал он Нессельроде. — Мы давно забыли о распре с Сент-Джемом, и вдруг опять напоминание о Герате. Избавьте меня, голубчик, от этого…

Восьмого мая 1839 года в номере петербургской гостиницы «Париж» Виткевича нашли мёртвым. Судебный эксперт засвидетельствовал самоубийство. Бумаги и инструкции, которыми когда-то был снабжён Виткевич, бесследно исчезли. Видимо, он сжёг их перед тем как застрелиться.

К САБЛЯМ И ХИРЛЫ

Летом кавказский командующий неожиданно пригласил Кията к себе. В письме говорил: «Хотелось бы познакомиться с вами, дорогой Кият-бек. Да и назревают события важные». Патриарх в ту пору прибаливал: опять открылся кашель. Тувак его поила отваром яндака, а слуга Абдулла лечил тузлучными парами. Хотелось поехать старцу в Тифлис, но не смог.

— Бери с собой слуг и поезжай, — сказал он Кадыру. — Оттуда привезёшь младшенького нашего, Ан-намухамеда… Надо повидаться. Боюсь, умру и не увижу его.

Кият проболел целый месяц. Кашлял, стонал, цеплялся за жизнь всеми клетками состарившегося организма и, может быть, отогнал «Чёрного ангела» лишь тем, что было желание великое узнать: зачем понадобился кавказскому генералу.

Кадыр-Мамед вернулся из Тифлиса в начале августа, не один. У Челекена стали на якорь пять кораблей — половина саринской эскадры и шкоут Михайлы Герасимова. Моряки высадились на берег, с ними сам командир эскадры капитан первого ранга Басаргин, старый знакомый Кията. Призадумался было хан: к добру или ко злу? Но эскадренный командир обнял старика, «вручил» ему сына Аннамухамеда, прозванного с пелёнок Карашем, прибывшего на побывку, и письмо главнокомандующего. В тот день в Карагель съехались все старшины и ханы острова. Кият объявил им волю русского государя императора о том, что снимается с туркмен их давний должок — шесть тысяч пудов муки, а требуется от туркмен, чтобы сели они на коней и помогли русскому царю в его походе на Хиву. Велел Кият тут же, чтобы отправлялись глашатаи во все селения и созвали на Атрек всех старшин и ханов вольной Туркмении. А вскоре и сам, взяв с собой младшего сына и жену, переправился на корвет Басаргина, и корабли отплыли в Гасан-Кули.

На третий день пути при слабоветренной погоде парусники растянувшимся караваном подошли к заливу. Был слепящий августовский полдень. В знойном мареве едва различался берег: он словно поднимался над морем и дрожал в воздухе. Басаргин дал команду, чтобы корабли становились на рейд.

Спустя час отряд моряков в чёрных бушлатах и расклёшенных брюках, с кортиками на боку, а с ними Кият с женой и младшим сыном высадились на Чагылской косе, где их давно поджидали жители Гасан-Кули — от малого до старого. Среди встречающих не было лишь сердара Махтумкули и Якши-Мамеда. Но Кият и не надеялся, что встретят они. И не на их поддержку рассчитывал: слава аллаху, существует маслахат, а в нём больше ста ханов и старшин, вот они и решат — с русскими быть или против них.

Пока шла неразбериха встречи, пока народ толпился вокруг моряков, а те выволакивали из катеров парусину и ставили палатки, пока ещё не причалили в пятом по счёту катере Кадыр-Мамед с Михайлой (туркмены с нетерпением поджидали их, ибо купец вёз на берег товары), жена Якши-Мамеда Хатиджа с вежливой настойчивостью тянула к себе в кибитку Тувак и её «заморского» сына.

— Не откажитесь, ханым, побывать у нас, — говорила она. — Мы так долго ждали вас!

— А где же Якши-Мамед? — спрашивала Тувак, но, озираясь по сторонам, искала глазами своего ненаглядного сына: боялась как бы не затерялся в толпе. А его уже окружили атрекские мальчишки, ощупывали кавказский бешмет, фыркали, смеялись, как над белой вороной.

— Хозяин мой уехал в Кызгыран, — отвечала Хатиджа. — К вечеру вернётся. Но я давно приготовилась к тою. Пойдёмте, дорогая Тувак-ханым.

— Пойду, пойду, куда же мне ещё идти, если не к тебе, Хатиджа, — согласилась Тувак и окликнула сына: — Караш, не задерживайся!

Эти две женщины и впрямь были расположены друг к другу, хотя виделись три года назад, в ту страшную зиму, когда все атрекцы прятались от каджаров на Челекене. Тогда Киятова младшая жена Тувак и подружилась с ласковой и бесхитростной Ха-тиджой. И сейчас они встретились как самые задушевные подружки.

Введя гостью в большую восьмикрылую кибитку, Хатиджа помогла ей снять пуренджик, борык и яшмак, полила на руки.