Нина Синицына - Максим Грек

• Название: Максим Грек
• Автор: Нина Синицына
• Жанр: Биографии и Мемуары

Судьба преподобного Максима Грека удивительна — покинув в юные годы родную Грецию, он знакомился в Италии с идеями Ренессанса, монашествовал на Святой горе Афон и много лет прожил в России, внеся неоценимый вклад в ее культуру. Будучи человеком эпохи Возрождения, он преуспел в самых разных областях — филологии и богословии, переводе священных текстов и злободневной публицистике. Участие в церковно–по- литической борьбе в Московском государстве обрекло его на многолетнее заточение в монастыре. Его сочинения оказали немалое влияние на современников и потомков. Через четыре века после кончины, на Поместном Соборе 1988 года, Максим Грек был канонизирован. Его первая биография, созданная известным специалистом по русской словесности XVI века Н, В. Синицыной, соединяет жизнеописание преподобного с обстоятельным анализом его произведений. Книга предназначена всем, кто интересуется историей и культурой допетровской Руси.

---

О жизни будущего Максима Грека в Элладе, о его юношеских годах можно сказать немного. Принадлежа к образованной семье, он получил образование на родине, а в Италию отправился для его пополнения. Ведь родители его названы «философами» — не только отец Мануил, но и мать Ирина (история Византии знает немало образованных женщин). Слово «философия» в византийской славянской и русской письменности, по определению Е. Э. Гранстрем, означало не только «знание», «образование» («любовь к мудрости, размышление, поиски знания или стремление к знанию, цивилизацию вообще»), но также и практическую мораль; слово «философ» означало мудреца, наставника в делах совести и просто образованного человека. В византийскую эпоху (а возможно, и несколько ранее) значение слова «философ» как «образованный человек» приобретает новый оттенок — философ есть человек, получивший образование, прошедший известную выучку, школу7.

По свидетельству монаха Троице–Сергиева монастыря Нила Курлятева, которого Максим Грек обучал греческому языку, «старец Максим родом грек» был «научен философии» еще у себя на родине («в своем языке»), где овладел также и латинским языком («по–римски»)8. То же писал и уже упоминавшийся Исайя Каменчанин (около 1591 года): «Максим, сын воеводский, родом грек, философ, святогорец… учился благо- честивму богословию и священней философии в своем земли в Грекох, а по латине во Италии велицей»9. Здесь нет противоречия со свидетельством Нила; в Италии наш герой, несомненно, совершенствовал свою латынь и продолжал образование. Другой биограф, воспользовавшийся информацией Исайи, а также знавший сочинение Максима Грека о Флоренции и Савонароле, утверждал, что Максим учился «во своем отечест- вии… в Палестине[3] и во Италии и во прекраснейшем и предо- брейшем граде Флорентии»10.

Автор уже упомянутого «Сказания о Максиме иноке свя- тогорце…», вложивший в уста своего героя обращенную к великому князю речь о Москве как вместилище «множества» греческих книг и о сожжении их «латинянами», не знал информации Нила и Исайи об обучении его у себя на родине и писал: «Учения философии прия в западных странах». Этот автор последовательно проводил мысль о «трансляции» и писал об окончательном оскудении у греков философии после вывоза книг из Греции и последующего их сожжения, о «великой скудости на мужей–философов», которая охватила Греческую землю после турецкого завоевания. Этой идее автор подчинил и речь Максима инока к великому князю: «Из Греческой земли в западные страны от младых ногтей отправился на учение, потому что не обрел в Греческой стране философского учения по причине великой скудости книжной»". Здесь выражено скорее мнение книжника конца XVI века, нежели самого Максима Грека. В одном из своих сочинений он писал, что, пребывая в Италии, он овладевал «эллинскими учениями», но впоследствии был вынужден отречься от их «гнилых басен»12.

Новые данные о целях отъезда греческого юноши из Арты и других обстоятельствах его жизни итальянского и афонского периодов, как и его светское имя, стали известны благодаря разысканиям русского эмигрантского историка Ильи Денисова, результаты которых были опубликованы в 1943 году, в разгар Второй мировой войны. Он обнаружил в западноевропейских источниках некоего грека Михаила Триволиса, жившего в Италии и состоявшего в переписке со своими соотечественниками, сотрудничавшими с итальянскими гуманистами, а в афонских источниках — монаха Максима Триволиса, и сделал вывод о тождестве этих лиц с Максимом Греком, известным по многочисленным и разнообразным русским источникам13.

О гипотезе Ильи Денисова

Уважаемый читатель, я открою тебе свои долгие сомнения по поводу убедительности аргументов И. Денисова, правомерности его гипотезы в целом и ее отдельных составных частей. Слишком многосоставной и разноплановой казалась паутина наблюдений автора, слишком длинна цепь доказательств, слишком сложна конструкция, слишком смелыми выглядели некоторые фактические сближения и логические ходы. А главное — слишком ответственные выводы в оценке личности Максима Грека следовали бы за принятием этой гипотезы. Но вместе с тем так удивительны были постоянно возникающие сцепления отдельных вроде бы разрозненных фактов из греческих, русских, латинских источников, единство их географического и культурного ареала. Отдельные частные совпадения могли быть случайными, но их повторяемость, комплексность указывали на наличие какой‑то закономерности, скрытого внутреннего смысла. Как в детективе, мелкие детали и намеки присоединялись друг к другу, убедительно стыковывались, складывались в стройную картину. Случайные обмолвки открывали скрытые пружины, потаенные ходы мысли.

Сомнения преодолевались постепенно и медленно, главным образом в ходе подготовки к изданию сочинений этого автора, которая не позволяла оставить без внимания ни одну деталь. В отечественной и зарубежной науке появлялись новые публикации, делались новые открытия, их поток не прекращался в период более полувека после выхода книги И. Денисова. Все это давало новые доказательства, прямые и косвенные. Новые звенья подстраивались к прежним, но иногда заставляли и отказываться от некоторых выводов. При посещении Флоренции в 2004 году мне удалось познакомиться с источником, который остался неизвестным И. Денисову, что позволило существенно скорректировать одну важную составную часть его гипотезы — о вступлении Михаила в 1502 году в монастырь Святого Марка во Флоренции.

Итогом этих долгих трудов и размышлений явилась уверенность в том, что пребывание Михаила–Максима Триволи- са в Италии и на Афоне может быть описано гораздо более полно и несколько иначе, чем в книге И. Денисова. Но прежде попытаемся реконструировать пройденный Денисовым исследовательский путь, восстановить его ходы и звенья, то есть проверить его гипотезу на прочность.

Может быть, последовательность его разысканий и открытий была несколько иной, но логика доказательств выглядит следующим образом. Исходным пунктом следует признать сообщение Андрея Курбского об обучении Максима Грека у Иоанна Ласкариса. Без этого звена гипотеза Денисова вообще едва ли была бы возможна. Ласкарис принадлежал к плеяде греческих ученых, сотрудничавших с итальянскими гуманистами второй половины XV века, прежде всего с кругом Лорен- цо Медичи, Марсилио Фичино, Джованни Пико делла Ми- рандола, и пользовался в этом кругу большим авторитетом. Мы более подробно познакомимся с ним в следующей главе. Курбский связал имя Иоанна Ласкариса с именем Максима Грека в «Истории о осьмом Соборе» (то есть Ферраро–Фло- рентийском Соборе 1438—1439 годов). О некоторых фактах работы Собора (в частности, касающихся митрополита Марка Эфесского), как сообщил Курбский, он «слышал от преподобного Максима Грека, ученика славного Иоанна Ласкиря, учась у него в Париже философии»14. Курбский ошибся, говоря о Париже (обучение происходило во Флоренции), и причину этой ошибки мы объясним в следующей главе.

Следующим звеном поисков и находок было обнаружение в западноевропейских источниках, исходящих из круга Иоанна Ласкариса, греческого писца Михаила Триволиса и идентификация его почерка с почерком Максима Грека в греческой рукописи, написанной уже в России, в Твери в 1540 году. Идентификация личности путем идентификации почерка — самый смелый и, на мой взгляд, решающий ход в разысканиях И. Денисова.

В греческой рукописи «Геопоники», содержащей античный сельскохозяйственный трактат (она хранится в Парижской национальной библиотеке), имеется запись о том, что она переписана «Михаилом для Ласкариса»15. Денисов не сомневался в том, что владелец рукописи, для которого она переписана, — Иоанн Ласкарис. Что касается «Михаила», то Денисов нашел в Ватиканской библиотеке два письма, написанные тем же почерком, что и парижская рукопись «Геопоники». Письма имеют собственноручную подпись автора — тоже «Михаила», но уже с фамилией «Михаил Триволис». Так в кругу Иоанна Ласкариса был обнаружен Михаил Триволис. Эти письма Михаил отправил в Венецию Сципиону Картеро- маху (Фортегерри), в то время ближайшему сотруднику знаменитого печатника Альда Мануция (Денисов датировал письма 1504 годом, но более приемлема их датировка 1503 годом)16. А из русского источника, из сочинения самого Максима Грека известно о его работе у Альда («к нему часто хаживал книжным делом»)17.

Почерк парижского и ватиканского автографов Михаила

Триволиса был отождествлен И. Денисовым с почерком греческой Псалтыри, хранящейся в Российской национальной библиотеке в Санкт–Петербурге. В ней имеется запись–колофон почерком основного писца о том, что рукопись написана Максимом Греком в Твери в 1540 году по заказу Вениамина, ризничего тверского епископа Акакия18. Позже Б. JI. Фонкич обнаружил еще одну греческую рукопись — Апостол, переписанный Максимом Греком, как и Псалтырь, уже в России. В отличие от Псалтыри Апостол не имеет записи–колофона с именем писца и датой; писец был определен по почерку, при этом учитывались и наблюдения И. Денисова относительно парижской рукописи19.