Вокруг Света - Журнал «Вокруг Света» №11 за 1983 год

• Название: Журнал «Вокруг Света» №11 за 1983 год
• Автор: Вокруг Света
• Жанр: Периодические издания

---

— Откуда эта грабилка? — спросил я мальчика.

— Из Ловозера. Мри дедушка там живет.

О Ловозере мне приходилось слышать не раз, и давно уже я собирался там побывать. Еле дождался осенних каникул.

И вот за окнами автобуса бегут сопки, озера, разноцветные дома Мончегорска, города горняков и металлургов, постройки Оленьей — станции, выросшей в дикой тундре. И снова — сопки, покрытые багряно-золотистым осенним лесом, усыпанные снегом. Кажется, что лето, осень и зима назначили здесь в этот миг встречу...

Вскоре у подножия Хибин я заметил разбросанные среди одиноких деревьев деревянные домики. Около домов — оленьи нарты. На берегу небольшой речушки Вирмы — лодки. Лай собак будит утреннюю тишину, что стоит над старинным саамским селом Ловозеро.

Ближе к полудню я отправился в гости к Василию Николаевичу Голых.

Мастера-саама застал за работой. Он делал пуговицы для соединения отдельных элементов оленьей упряжи.

— Неужели на станке? — спросил я мастера, любуясь совершенством формы пуговицы.

Он, сдержанно улыбаясь, отрицательно покачал головой.

— Смотри. — И стал отрезать заготовку от рога, тут же поясняя: — Это рог самца, он более крепкий. Сначала размягчаю заготовку в кипятке, затем ножом придаю округлую форму, этим же ножом сверлю отверстие и туго насаживаю заготовку на березовый стержень. Теперь обрабатываю.

Он взял стержень в левую руку, нож — в правую и, прижав большим пальцем левой руки лезвие ножа к заготовке, стал вращать стержень по солнцу. Вскоре у него на ладони лежала пуговица.

— Вот и все.

Видя мое восхищение его нехитрой поделкой, мастер раздобрился.

— Вот посмотри, это по-саамски «нескемь», скобель для обработки шкур, еще дед делал, видишь — резной. А я «тохп» делаю — ножны из оленьего рога. Эта игольница вышита бисером, старинная. А вот это все, — и он показал снаряжение пастуха-оленевода: пимы, малицу, — работа жены. Она у меня мастерица, обшивает и меня и других, работает в мастерской по пошиву меховых изделий. Ведь из молодых сейчас мало кто может. Да и сам я не много что умею. Вот Коньков, он теперь на станции Пулозеро обосновался, тот все умеет. Ты к нему съезди.

Расстались мы с Василием Николаевичем друзьями.

Многими находками порадовало меня Ловозеро. Удалось найти несколько грабилок, которые различались по форме и рисунку резьбы. Одни были сделаны более полвека назад, другие — сравнительно недавно. Саамы превратили этот простой инструмент в настоящее произведение искусства. Почти на всех грабилках начиная с 30-х годов стояли инициалы мастера и год изготовления.

Посчастливилось мне обнаружить и прялку, причем складную. Своей конструкцией она сильно отличалась от виденных мной ранее. Резьба на ней ни в чем не уступала резьбе на грабилках, а в отдельных местах была даже сложнее и интереснее. Хотя общее в рисунке, безусловно, чувствовалось...

Надо ли говорить, что после моего возвращения из Ловозера занятия в кружке пошли по-другому.

Шло время...

Однажды летний отпуск привел меня на железнодорожный полустанок Пул-озеро. В то время я уже работал в Мурманском педагогическом институте.

Окраины Пулозера напомнили мне окраины Мончегорска. Несколько десятков домиков, разбросанных в живописном лесу. По обочинам узеньких тропинок кустятся заросли брусники, черники, голубики...

Мое внимание привлек дом, одиноко стоявший у дороги.

— Кто живет там? — спросил я первого встречного.

— Коньков, — услышал в ответ. Я обрадовался: именно об этом мастере говорил мне Голых из Аовозера.

Кнопки звонка не было. Вместо нее висел конец веревки. Я потянул за него, и в глубине дома раздался перезвон. Дверь открыл пожилой саам. Это и был Василий Прокофьевич Коньков.

Я сказал, что интересуюсь народным творчеством саамов и хотел бы познакомиться с его работами. Он молча кивнул и пригласил в дом. Идя по коридору, я заметил, что веревка звонка тянется к оленьим рогам с подвешенным на них колокольчиком. Такие колокольчики оленеводы вешали на шею оленям, чтобы легче было их искать.

— Вы делали?

Коньков еще раз молча кивнул.

В комнате было много поделок из рога. В основном это были изделия последних лет.

Разговор наш начинался нелегко, но постепенно хозяин оживился. Принес типичный саамский нож, о котором мне раньше приходилось только слышать. За века ничего в нем не изменилось: узкое лезвие, шириной не более сантиметра, символическое изображение цветка на торце рукоятки, выполненной из корня, знакомый рисунок орнамента на ножнах, сделанных из оленьего рога и обтянутых кожей. Да, орнамент был знаком. Но техника его исполнения... До сих пор я не видел у саамов тиснения на коже.

Коньков наблюдал за моей реакцией с явным интересом. Потом рассмеялся:

— Давайте покажу, как это делается.

По его просьбе жена принесла кусок сыромятной кожи, намочив его предварительно в воде. Василий Прокофьевич тем временем обстрогал небольшую палочку, придав ее концу четырехугольную форму. Затем положил перед собой кожу и быстрым движением сделал на ней отпечаток, затем еще и еще.

— Вот и все.

Когда кожа высохла, на ней отчетливо проступил элемент орнамента, в основе которого лежал четырехугольник.

— Так еще мой дед делал, — сказал Коньков.

Этот кусочек кожи я храню и по сей день, вспоминая свое знакомство с Василием Прокофьевичем.

При каждой нашей встрече этот человек открывал мне все новые секреты саамских мастеров. Как-то он протянул мне поплавок из крученой бересты. С хитрой усмешкой попросил сделать такой же. После долгих попыток я понял — не справлюсь. Вокруг глаз Конькова сбежались веселые лучики. Он взял у меня полоску бересты, подошел к печке и приблизил бересту к огню. В один миг она завилась в тугой поплавок.

— Вот и все, — промолвил Коньков свою любимую присказку.

Жену Конькова зовут Мария Антоновна. В традициях женщин — шитье и вышивка бисером. В вышивке сконцентрирована вся орнаментика саами. Это сокровищница национального рисунка.

Как каждый мастер, гордящийся своим умением, Мария Антоновна не торопясь взяла в руки нитку бисера...

Перед ней не было никаких разметок, никаких образцов — саамские вышивальщицы работают сразу набело.

Начала с центра. Ловко закрепила четыре белые бисеринки свободным стежком — и на красном сукне ожила сердцевина распустившегося цветка... Потом уже, вышивая узор, мастерица традиционно прихватывала плотным стежком расстояние между каждой бисеринкой, причем не просто к сукну, но и к твердой войлочной основе.

Я стал внимательно рассматривать образцы вышивок, принесенные Марией Антоновной. Меня поразила геометрическая точность исполнения многообразных фигур: ромба, квадрата, овала и даже многоугольника.

— Как получается такая точность? — решился спросить я.

— Очень просто. Зная, сколько бисеринок на каждой нитке, высчитываю, сколько их должно быть на повороте, загибе или переходе.

— А почему в узоре нет черного цвета?

— Говорят, предки наложили на этот мрачный цвет запрет. Белый, голубой и желтый — любимые цвета саамов.

Действительно, в узорах преобладали именно эти цвета, и лишь иногда встречались синий, перламутровый, зеленый. Видимо, красота северного сияния сказалась на цветовой гамме орнамента.

Попытался я расшифровать и детали узора.

— Что означает эта волнистая линия?

— Это море, а это «манпель»,— показала мастерица на полукруг. «Манпель», или «пельман», на языке саамов означает полумесяц.

— А этот треугольник с петлями на углах?

— Птица...

Похоже, бисерная вышивка саамов аналогична орнаментам других народов, в основе которых лежат геометризованные изображения птиц, животных, растений.

Интересно в саамской вышивке достигается эффект глубины. Трехрядное оформление строится так: с внешней стороны — крупный бисер, в середине — средний, а на внутренний ряд идет мелкий. И словно объемным становится мир, переданный художницами: звездный купол, сопки, лисий след — петля, столь характерная для саамской вышивки.

Маршруты поиска свели меня, помимо Коньковой, с Прасковьей Петровной Захаровой, с Эмилией Константиновной Добрыниной, у которой собрана одна из богатейших коллекций вышивки, и с Марией Алексеевной Поповой. Они живут в Ловозере, пропагандируют как могут творчество саами, но, может быть, стоило бы подумать о художественном училище народного мастерства?..

Мне твердили и не раз: того, кто сумеет сделать керёжу (керресь), лодку-сани для езды на одном олене, вам не найти. Старые люди сокрушенно качали головами, говоря об этом, и с юношеским запалом объясняли ее удивительные качества. Меня поражало, с какой гордостью звучало в устах саами название «керресь»...