Вокруг Света - Журнал «Вокруг Света» №01 за 1983 год

• Название: Журнал «Вокруг Света» №01 за 1983 год
• Автор: Вокруг Света
• Жанр: Периодические издания

---

— Чай стынет! — чуть не заорал он...

И снова дорога привычно разматывается навстречу. Мы едем смотреть «редкость», как сказал Крыжановский. А горы вокруг так же, как и вчера, громоздятся тяжелыми веерами, и так же по их склонам взбегают деревья, редеют у вершин, замирают... Кромка склона подобна застывшей молнии. Поворот — и опять скопление скал.

— Тут, — вяло обронил Крыжановский. — Останови...

— Могли бы вы подумать, что, путешествуя шоферским, Чуйским трактом, — говорил Крыжановский, вылезая из машины,— сможете увидеть «Каракольскую писаницу» — памятник творчества безвестных художников древности?

Свет дополуденных зимних часов мягко ложится на изображения охотничьих сцен на скале: фигурки людей, оленей. Четко прорисованные ветви рогов, испуг в глазах настигнутых охотниками животных.

Видимо, я очень долго разглядывал эти наскальные рисунки. Крыжановский деликатно кашлянул.

— Пора ехать... В будущее... — улыбнулся.

Будущее для Станислава Ивановича — это Чике — Таманский перевал, где идет реконструкция дороги. Тракт станет шире, удобнее для движения.

Мы несемся по отвесному карнизу. Вниз смотреть не хочется — дна не видно.

— Чуйский ухарей не любит, — комментирует Гоша. — Иной знает только газ выжимать, мол, машина мощная — выдюжит. А нет тебе! Вмиг неприятность! Либо на спуске, либо на повороте...

Крыжановский держится за поручень над боковой дверцей и с каким-то, пожалуй, неодобрением смотрит по сторонам.

— Ничего-о, — бубнит себе под нос. — Никуда от нас не денешься... Смотрите, наши работают.— Крыжановский показал вперед. Там, среди навороченных камней, чернели фигуры людей с рейками и нивелиром. На подступах к вершине Чике-Тамана мы остановились.

Крыжановский подошел к одному из ребят, молодому, темноглазому парню в изящном пальто, недолго поговорил с ним и познакомил нас.

Лаврентий Нам из барнаульского филиала ГипродорНИИ рассказывал, что уже в этом году реконструкция будет закончена. Лаврентий приехал проверять, нет ли отклонений от норм.

— Как идут дела?! — Крыжановский с блокнотом в руках наклонился к Наму. Свистел ветер. Чтобы услышать друг друга, приходилось кричать.

— Все хорошо, говорю! — отвечает Лаврентий. И Станислав Иванович захлопывает свой блокнот, так ничего и не записав.

Из нашего разговора с Намом я понял, что закончил он Сибирский автодорожный институт имени Валериана Куйбышева в Омске. В этих местах проходил производственную практику. Тогда и запал в душу Чуйский.

— Я доволен, — говорил Лаврентий, — всю Западную Сибирь прошел-проехал. Сидячее состояние не для меня. Ты только представь! — Он замахал руками. — Идешь первым... Вокруг топи. Ты проектируешь дорогу. Будущее замысливаешь, можно сказать! А через несколько лет, по случаю, попадешь в те же места, и на тебе — лежит магистраль. И она твоя.

На самую вершину Чике-Тамана мы поднимались пешком. Ветер свистит пуще прежнего, пробирает до костей. Белые, черные, в рыжих пятнах горы покрыты низкими кедрами и соснами. Облака стекают по вершинам вязкими, мутными комьями. Дыхание срывается и учащается вместе с постукиванием сердца. Сказывается разреженный горный воздух. Высоко-высоко зависли над нами два орла. И тут я услышал глухой рокот. Это был бульдозер рядом с нами. Чуть выше нас. Яркое оранжевое пятно над кручей. Чтобы добраться до него, осталось преодолеть крутой склон. Крыжановский остановился и, переведя дыхание, махнул рукой в сторону:

— Там пролегала первая, дореволюционная дорога. Шли по ней когда-то таратайки. Вознице приходилось частенько спрыгивать на землю, идти к началу узкого места и класть на дорогу шапку, чтобы встречный заметил и пропустил, иначе не разъехаться...

Из бульдозера вылез коренастый человек в просаленном ватнике нараспашку и меховых унтах. Лицо его пылало от здоровья и морозного воздуха.

— Станиславу Ивановичу! — приветствовал он Крыжановского.— Маленько осталось, а?! Растолкаем камушки, а?!

— Ветеран наш, — отрекомендовал его Крыжановский. — Работает как танк. Верно говорю, Майманов?

— Привыкшие мы, Станислав Иванович! Однако пойду я. — Майманов выплюнул тлевшую в зубах «беломорину». — Задубеешь тут за разговорами... — Он с треском захлопнул дверцу.

Бульдозер вздрогнул, напрягся и поволок, выталкивая перед собой, груду камней к обрыву. Рывок — и глыбы с шумом покатились вниз. Бульдозер медленно попятился назад, разворачиваясь на новый заход.

...Теперь мы спускаемся вниз, за перевал. Тяжелый бензовоз долго не уступает нам дорогу, но наконец нехотя отваливает в сторону. Гоша хмыкает и нажимает на педаль газа.

Вскоре мы остановились у поселка Иня. Он стоял на высоком берегу как на крепостном валу. Низом текла Катунь, а через нее был перекинут арочный высокий мост — гордость Чуйского тракта. Именно здесь, перед самым мостом, у нашей машины спустило колесо.

— Эх ты, нетто-брутто! — чертыхнулся Юдин.

Пока Гоша возился с домкратом, мы со Станиславом Ивановичем пошли на мост.

— Во-о-он в том, с синими ставнями, я и жил когда-то...

Крыжановский был здесь начальником дорожно-строительного района, коротко — ДСР. Строили, вернее, обновляли, участок тракта. Он рассказывал, что Иня тогда была значительно меньше. Вода под рукой, а попробуй ее достать. В обход приходилось идти три километра, иначе не спуститься — круто. Зимой минус сорок. А в жару теплоотдача от гор такая, что нечем дышать.

— Бухгалтер наш этого пекла не выносила. В погреб спускалась. И там работала. Бумаги на подпись опускали ей туда. А на Новый год комка снега не найти: сухие ветра одолевали. Но, как могли, приспосабливались. Воду нам привозила водовозка — по два ведра на каждый дом. Хорошо, если ты дома, а прозеваешь, жди следующего завоза. Надоело! — Он сбил на затылок шапку.— Ребята у меня молодые, комсомольцев много. Им только успевай идеи подбрасывать. Из-под земли решили воду достать. Начали бурить. До ста пятидесяти метров в землю вгрызались, и... ничего. Нет воды. Тогда сделали водоем. Зацементировали яму, получился отличный колодец. Та же водовозка и наполняла его. Первый праздник у нас тогда был. И еще один — когда привезли мы к каждому дому по нескольку машин хорошей земли. И появились у людей свои огороды...

Я понимал, что сейчас Иня разрослась. И хотя дорожное хозяйство укрупнилось и перекочевало в Онгудай, начало ему было положено именно здесь. Дорога питала жизнь этого поселка, он рос вместе с ней. Так случилось, я знал, и с остальными поселками тракта.

Мы стояли на мосту. Лицом к Ине. За нашими спинами лежал прямой, как игла, Чуйский.

Из Чибита мы выехали затемно. Окрестность вдоль дороги казалась лунным плато, снег — серым вулканическим пеплом. Через два часа небо высветилось. Как умылось. Его светлый купол штурмовали каменные взлеты гор. Природа здесь творила сильно, выписывая пейзаж с размаху, с плеча, не тратя времени на отделку резцом.

— Кошкин бом рядом,— говорит Гоша.— Бом — это крутой подъем,— поясняет он.— А отчего так называется, спросите? Работал на Чуйском шофер по фамилии Кошкин. И умудрился трижды попасть в аварию на одном и том же месте. А в четвертый рейс добрался до злополучного подъема и остановился, дальше ни в какую. Вернулся на базу, подал в «отставку». А сейчас в ремонтных мастерских лудит, чинит разбитые машины.

В устах Гоши вся эта история показалась мне неправдоподобной — он слишком часто улыбался.

И вот наконец началась Курайская степь. Гигантская степь. Опасная степь. Купцы, рисковавшие в прежние годы добираться до Монголии, проходили испытание этой степью. Зимой — пятьдесят с лишним градусов мороза и ревущие бураны...

Крыжановский рассказал, как однажды снежная лавина хлынула на тракт в десятке километров от Курайской. И завалила дорогу. День и ночь работали бульдозеры, пробивая завал, на тросах перетаскивали машины. А потом налетел буран, настигнув тех, кто прорвался. Останавливаться нельзя, это верная гибель: замерзнет вода в радиаторе — заледенеет вся машина. Люди выбивались из сил, но заставляли машины двигаться...

Мелькнула черная ворона за окном, напомнив, что есть еще что-то живое в этом снежном степном безмолвии.

— Ну скучища, нетто-брутто, — мрачно произнес Гоша. — Автопилотом себя чувствую...

Мне уже говорили шоферы, что к Чуйскому с его виражами и скалами быстро привыкаешь, и потом, когда выходишь на ровный отрезок дороги, берет тебя смертельная тоска, дуреешь от прямоты и однообразия. Но вот показались крыши домов Ортолыка.

— Помнишь, Гоша, как мы Газету искали? — оживился Крыжановский.— Горючее у нас кончилось, — это он мне, будто я отлично понимал связь между газетой и горючим. — Как раз перед этим поселком кончилось. Видим, до заправки не дотянем. Тогда решили свернуть в поселок, благо алтайцы — народ запасливый да и машины у многих собственные. Заходим в первый дом, спрашиваем, где достать бензин. «Есть бензин. У Газеты», — говорит нам старая алтайка. Что Газета — имя, мы поняли сразу. Уже приходилось сталкиваться и с Гагариными, и со Спутниками. Алтайцы частенько давали детям имена по предмету или событию, которое, как говорится, особенно их поразило. Ищем Газету. Но ищем женщину. Ведь газета — женского рода. Десяток домов прошли и наконец находим здоровенного мужика. Он и был Газета, — улыбнулся Крыжановский.