Александр Соболев - Ефим Сегал, контуженый сержант

• Название: Ефим Сегал, контуженый сержант
• Автор: Александр Соболев
• Жанр: Проза

---

Ефим сел.

—    И все-таки я требую, — сказал он, — список семей, переселенных за последние два-три года на освободившуюся заводскую жилплощадь в благоустроенных домах.

-    Знаю, знаю, - мягко перебил Козырь, - к вам обратилась с жалобой Елизавета Панфилова. Муж ее, бывший работник нашего завода, героически погиб на поле боя, защищая честь и независимость нашей любимой Родины.

Ефима передернуло: высокие слова из уст Козыря звучали как надругательство.

-    Панфилова была у меня месяц назад на приеме. Я ей тогда ничего не пообещал. Но взял на заметочку... Вот теперь,у меня для нее есть на примете кое-что существенное. Мы ее скоро переселим. Так что считайте вопрос улаженным, дорогой товарищ корреспондент, то ись, закрытым.

Отказываясь поверить в неожиданную удачу, Ефим испытующе посмотрел на Козыря.

-    Это правда?

—    Могу повторить, — Козырь приложил к груди пухлую ручку.

-    Незачем, - Ефим положил перед ним письмо Панфиловой в редакцию. - Лучше прочтите сами и, пожалуйста, дайте официальный ответ.

Козырь растерялся. Всего лишь на мгновение. Быстро овладел собой, вежливо предложил:

—    Оставьте письмо, я его прочту и на днях отвечу.

—    Почему же на днях? — не согласился Ефим. — Письмо короткое, прочтете его минуты за две. Две минуты, всего-то! Ответ ваш на него еще короче, он у вас, вы сказали, подготовлен. Ведь составлять списки переселенных за три

года куда дольше и хлопотнее.

Козыря словно кипятком ошпарили, но он взял себя в руки.

-    Будь по-вашему.

Через несколько минут секретарша принесла напечатанный на бланке ответ. Козырь неразборчиво подписал.

-    Вот, пожалуйста, получите! - Сквозь тоненькую пленочку учтивости в его глазах проступала ненависть.

С трудом веря в удачу, Ефим схватил бумагу, быстро вышел из козыревского кабинета.

-    Вот, - он положил ответ Козыря на стол Гапченко.

Федор Владимирович прочел, с изумлением поднял глаза на Ефима.

-    Что за чудеса?! Скажи на милость! Просто не верится! Как тебе удалось выколотить из Козыря такое? Что - финский нож ему к горлу приставил?

-    Хуже финки, хуже! - Ефим в нескольких словах рассказал о своем тактическом приеме.

Гапченко слушал внимательно, не перебивая, напряженно. Машинально полировал ногти. Попробуй, угадай, доволен он или не доволен победой Ефима? А Ефим ликовал! Он сделал для семьи погибшего воина доброе дело и сам, как говорится, не остался внакладе, если вообще при сотворении добра о каком-то накладе уместно упоминать.

Через несколько дней счастливая Елизавета Панфилова переехала со своими сынишками в двадцатитрехметровую комнату в капитальном кирпичном доме со всеми удобствами. Надо ли говорить, что она денно и нощно молила Бога за своего благодетеля, рассказывала о нем всем и каждому... И в редакцию прислала большое благодарственное письмо.

Первые дни сентября выдались теплыми, тихими - начало бабьего лета. В предвечернюю пору одного из таких дней Ефим направлялся в полюбившийся ему парк на свидание с Розой. Он пришел в условленное место встречи почти за полчаса до назначенного времени, сел на скамейку и решил пока спокойно кое-что обдумать. После недавнего благополучного новоселья Панфиловых он не может найти ответ на вопрос: почему Козырь так быстро уступил натиску корреспондента? Страх разоблачения? Вряд ли. Мотька прячется за Козырем, Козырь за Мошкаровым, у генерала Мошкарова есть «наверху» Дьяков... Существование невидимой негласной цепочки, обеспечивающей силу и неуязвимость каждого ее звена, Ефим, кажется, уразумел... На редакцию Козырь плюет: чего стоят хотя бы восемнадцать метров на пятерых, преподнесенные Гапченко! Интуиция подсказала Ефиму: Савва Козырь много хитрее и подлее, чем видится, что, ретируясь перед ним, он что-то берет в расчет. Что именно? Непонятно. С Пеньковым дело проще. Цыкнул хозяин: «Марш, Мотька, под лавку!» - и Мотька, поджав хвост, повизгивая, ползком, ползком, да в самый угол...

Занятый своими мыслями, Ефим не заметил, как подошла Роза.

-    О чем вы так размечтались, если не секрет? - спросила она негромко.

Ефим вздрогнул, смешался, вскочил со скамьи.

- Действительно, размечтался. Житейские вопросы решал... Простите!

-    Так и быть, на первый раз, - ответила она с шутливой строгостью.

Они шли рядом по чуть освещенной аллее, рука в руке. Ефим поглядывал на свою спутницу, любовался ее нежным профилем, чуть вздрагивающими темными ресницами, слегка смущенной улыбкой, пышными вьющимися волосами, старательно уложенными - возможно, для него! Ефим с волнением ощущал трепетное тепло ее пальцев в своей руке. Его волнение передалось и Розе. Будто сговорившись, они остановились, Ефим привлек девушку к себе. Она не противилась, прижалась к нему, откинула голову. Он жарко поцеловал ее, губы девушки, мягкие, прохладные, слегка пошевелились в ответ... Он еще и еще целовал ее, уже не помня себя.

-    Довольно, Фима, довольно! - Роза опомнилась первой. - Оставьте немножко на следующий раз! - Она, смеясь, загородила лицо руками, вырвалась из крепких объятий.

А потом они бродили по аллеям, дурачились и смеялись, радовались неосознанной радостью, жалели, что так быстро промелькнул прекрасный вечер...

По прямой широкой аллее с высокими липами и кленами по сторонам, не торопясь, направились к дому Розы. Внезапно, как нередко бывает в сентябре, налетел порывистый ветер, сорвал с деревьев уже желтеющие листья. Один опавший листок завершил свой первый и последний полет на кудрявой головке Розы. Глядя, как лист тесно прижался к ее волосам, Ефим вспомнил свое стихотворение «Сентябрь». Он уже собрался прочесть первые строки:

«Уходит лето. С каждым днем Зеленый лист чуть-чуть желтеет,

Скупее солнце землю греет Все угасающим огнем...», -

но Роза вдруг произнесла совершенно прозаическую фразу:

-    Да, едва не забыла... Мои родители просят вас зайти на чашечку чая, вечером в буцни или в выходной день, как вам удобно.

Словно с неба на землю спустили Ефима. Стихи замерли на губах... А ему так хотелось прочесть их Розе, услышать ее похвалу! Однако, вместо этого...

Разумеется, он обязан познакомиться с родителями своей предполагаемой невесты, как же иначе?

-    Да-да, непременно, я побываю у вас. Но... понимаете, у меня очень скудный послевоенный гардероб.

-    И вам неудобно появиться у нас не при параде, - договорила Роза. — Полно, мои папа и мама достаточно тактичные люди. И встречают не по одежке.

-    Тогда до ближайшего воскресенья!

Он весело шагал к общежитию, совсем беззаботно, как буцто бы и не существовало на свете ни завода, ни газеты, ни трудных дел, ни неустроенности.

Глава двадцать шестая

Не успел Ефим на следующее утро переступить порог редакции, как Пышкина вручила ему пачку писем.

- Все зарегистрировала, кроме одного, вам лично.

Он сразу же вскрыл адресованное ему письмо. Оно оказалось от его соседей по дому отдыха. «Спешим сообщить, - писали они, - что на другой день после вашего отъезда кормить в столовой стали лучше и вкуснее, что раньше и что теперь, это день против ночи. Вспоминаем вас добрым словом. Догадываемся, что кормежка улучшилась из-за вас. Жаль, вам самому не пришлось попользоваться своими трудами...»

Ефим прочел письмо до конца, довольно потер руки. Все получилось так, как он и предполагал.

Пришел Гапченко. Произнес на ходу свое обычное: «Здрасьте!» - и добавил:

-    Ефим, зайди ко мне!

Захватив письмо из дома отдыха, Ефим последовал за редактором.

-    Садись, дело есть... Я смотрю, у тебя отличное настроение.

-    Вы как в воду глядели. - Ефим подал редактору только что полученное письмо.

-    Ничего не скажешь, хитры домотдыховские дельцы. А мы их перехитрим! Недельки две-три подождем и тогда все сделаем по нашему плану - подошлем комиссию и прочее... Спрячь письмо, оно скоро пригодится. А теперь слушай внимательно. Помнишь, ты мне показывал жалобу старого слесаря, кажется, его фамилия Нагорнов. Так вот, в этом цехе ЧП! Крутов опять нагрубил Нагорнову, тот бросил работу, наотрез отказывается прикасаться к тискам, пока начальник цеха перед ним не извинится... Забастовка! Неслыханный скандал, понимаешь! Где ты видел, чтобы у нас, - Гапченко с особым нажимом произнес «у нас», - кто-нибудь, когда-нибудь отважился бастовать?! И как на грех, Нагорнов на своем месте незаменим. Весь цех застопорило. Нагорнов третий день приходит в цех, к инструменту не прикасается, гнет свое! Вчера Крутов издал приказ об увольнении его за саботаж и направил в отдел кадров.

Ефим слушал редактора с настороженным вниманием. Он сразу же понял суть конфликта и безоговорочно встал на сторону старого рабочего.

-    Ты себе не представляешь, какой на заводе из-за этого переполох! - продолжал с увлечением Гапченко. Чувствовалось, что где-то внутри вся эта история его крайне занимает. - Вчера мне звонил из кадров Родионов, рассказывал, что Нагорнова вызывал к себе уполномоченный МГБ на заводе, соображаешь? Пригрозил ему Лубянкой, мол, саботажникам у нас одна дорога - за решетку. Нагорнов - мужик упрямый, с характером, твердит: сорок лет проработал на заводе честно, никому не позволю себя поносить, как последнюю тварь, да еще при народе. Требую от Крутова извинения при всех. Нет - так сажайте в тюрьму, если имеете право... Знаешь, Ефим, - Гапченко намного помедлил, - Родионов, по-моему, на его стороне.