Станислав Десятсков - Персонных дел мастер

• Название: Персонных дел мастер
• Автор: Станислав Десятсков
• Жанр: Историческая проза

Роман Станислава Десятникова является трилогией, две первые части которой вышли в Лениздате в 1986 году. В центре повествования - история Северной войны, перипетии сложной дипломатической борьбы, которую вели Петр I и русская дипломатия. На этом фоне автор рассказывает о судьбах двух братьев - Никиты и Романа Корневых.

---

— В чем дело, граф? Отчего вы не смогли разогнать это сермяжное войско? — подскакал к Торстенстону раздраженный Рёншильд.

Граф был сбит с коня, при падении получил контузию, но все-таки соображал и ответил связно:

— Это не новобранцы, фельдмаршал. Иных я даже узнал в лицо. Эти солдаты дрались со мной еще под Рэнсдорфом! — Граф не преувеличивал. Он и в самом деле узнал Петьку Удальцова, налетевшего на него сбоку и выбившего его из седла. Он помнил вытаращенные глаза этого драгуна, от которого он, граф Торстенстон, вынужден был в горящем Рэнсдорфе спасаться, перепрыгивая через сточную канаву.

— Все одно, поздно менять диспозицию, граф! — отмахнулся Рёншильд.— Отодвиньте остатки ваших ниландцев. Гвардия, вперед!

Шведская батарея дала еще один картечный залп, и снова десятки новгородцев легли навечно в сухую полтавскую землю. А на остатки первого батальона двинулся самый блестящий полк шведской армии — гвардия. Гвардейцы наступали по всем правилам регулярного боя. Подойдя на дистанцию, произвели четырехкратный залп. Русские слабо отвечали.

Густой пороховой дым затянул место схватки. В этот момент первый батальон соседнего полка, перед которым остановился неприятель, приняв выдвинувшихся вперед новгородцев за шведов (в густом пороховом дыму дерюги новгородцев и впрямь выглядели синими, как шведские мундиры), дал залп им в спину. И тотчас среди солдат раздался тот самый страшный на войне крик: «Обошли!», — который действует на самых испытанных воинов. Первый батальон новгородцев сразу попятился, и шведская гвардия вломилась в русскую линию. Стоя у знамени в двухстах метрах от места схватки, Никита ясно видел, как упал Бартенев, как, окруженный шведами, отчаянно отбивался Петька Удальцов (его-таки сбили с коня). А шведы, пройдя на штыках сквозь первый батальон, дружно шли на второй.

— Да что ж мы-то стоим! — вырвалось у Никиты.

В этот миг к знамени подскакал Петр. Он кинулся в

самую гущу баталии, понимая, что, ежели сейчас швед разорвет линию и отсечет левое крыло, весь ход сражения может перемениться.

Великие полководцы умеют, должно, выбирать решительное место и решительный' час битвы. Сумел найти свой час под Полтавой и русский царь. Его огромная фигура вынырнула из порохового дыма, и Петр нежданно рявкнул над самым ухом Никиты:

— Вперед, ребята! Выручай своих!

Обнажив кавалерийский палаш, скорее похожий на старинный меч, Петр сам повел в атаку второй батальон новгородцев. Шведы в него первого целили. Ведь Петр был впереди всех, такой огромный, верхом на лошади. Одна пуля попала в его седло, другая сбила шляпу, третья, царапнув заветный медальон, угодила в крест, висевший у Петра на шее (крест тот был старинный, привезенный еще Софьей Палеолог в подарок Ивану III, и, по преданию, принадлежал когда-то римскому императору Константину Великому: отсюда и его название — Константинов крест).

Чтобы не попасть в своих, перемешавшихся со шведами, второй батальон новгородцев, не стреляя, ударил прямо в штыки. Никита заколол первого шведа, набежавшего на знамя, второго отбил шпагой. Вдруг подскочивший сбоку швед, как на учении, развернулся и вонзил в него багинет. Уже падая, Никита видел, как Фрол Медведев, действуя древком знамени, сшиб шведа, как снова вынырнул из порохового дыма Петр, ведший на помощь новгородцам батальон семеновцев, и больше ничего не видел и не помнил.

Оп не видел уже, как новгородцы отбросили королевскую гвардию и нерушимо встали в общую линию, закрыв брешь, но видел, как попятились и первыми ударились в бегство кальмарский и упландский полки, теснимые русской гвардией, как дрогнула наконец вся линия неприятельской армии и синяя волна шведов сначала отхлынула назад, а затем, рассыпаясь, ударилась в бегство. Не видел Никита, как драгуны Меншикова и Боура охватили с флангов шведскую кавалерию, и непобедимые шведские рейтары помчались в тыл, опережая в бегстве свою пехоту.

Ничего этого Никита не видел, потому как его в беспамятстве отнесли в лагерь, к лекарским палаткам. Не слышал он, и как склонился доктор Бидлоо и воскликнул: «О, этот молодец — мой старый знакомый!»

Очнулся Никита только под вечер, и первое, что увидел, было родное лицо Романа.

— Ну вот и славно, братко! — как-то смущенно и с нежданной лаской проговорил Роман. — Вот и славно, что наконец глаза открыл. Твой лекарь сказал, что он сделал все и что ты будешь жить. Значит, и впрямь жив будешь. Хорошо, что тебя швед не слева, а справа штыком саданул! — И, отвечая на невысказанный вопрос брата, который он прочитал в его глазах, Ромка радостно рассмеялся: — Разбили, наголову разбили шведа! Почитай, с девять тысяч их солдат положили да в плен тысячи три взяли. Сам фельдмаршал Рёншильд в плен угодил, граф Пипер, многие генералы! Прочие же к Переволочне ушли. Ты уж извини, братец, но мне поутру вместе с Александром Данилычем за шведами в погоню идти,— Роман встал: — Лекарь-то, оказывается, тебя знает. Он говорит, что рана у тебя неопасная, пропорол швед тебе вилами бок, только и дела! А вот крови много ты потерял. Покой тебе нужен, молочко парное. Вот я и надумал: перевезу-ка я тебя, братец, нынче же в Полтаву, к невесте своей Марийке. Жива Марийка-то! — Роман широко улыбнулся,— Я с ней уже виделся. Не удержался и сразу после баталии в Полтаву поскакал. У них и дом уцелел, и сад, и все хозяйство. А главное — сами живы и тебя ждут! — Тем же вечером, на лекарской фуре, Никиту доставили в дом сотника Бутовича, и он надолго попал в заботливые и бережные руки Марийки и ее домочадцев.

Плоды виктории

Жизнь народов меряется обычно веками. Тем ярче блестит тот звездный час, когда время как бы уплотняется и судьбы государств и народов решаются в считанно короткий срок. Таким звездным часом России были Ледовое побоище и Куликовская битва. В XVIII веке таким звездным часом стала Полтавская битва. Гром Полтавы долго еще слышался в русской истории, и через полтора столетия после этого сражения Виссарион Белинский, думая о его историческом значении, напишет: «Полтавская битва была не простое сражение, замечательное по огромности военных сил, по упорству сражающихся и количеству пролитой крови; нет, это была битва за существование целого народа, за будущность целого государства».

Сам Петр и его сподвижники, бывшие на поле баталии, если и не сразу, может, поняли исторический смысл Полтавской победы, но сразу же восприняли ее как полный и окончательный поворот в Великой Северной войне.

Именно в те минуты, когда к Петру подводили все новых пленных и несли трофейные знамена и он сам, трижды в тот день спасшийся от неприятельских пуль, возбужденно спрашивал шведских генералов и министров: «А где же брат мой, король Карл?» — в нем утверждалось и росло чувство, что Полтава не обычная виктория, а победа, предрешившая исход войны. И сколько бы ни было затем временных неудач (вроде Прутского похода) и затяжек с подписанием мира, эта вера в окончательную победу над шведами прочно устоялась после Полтавы и у Петра I и у всей русской армии.

Полтавскую викторию Петр I сразу увязал с будущим миром, и не случайно через несколько дней после Полтавы, узнав уже наверное, что Карл XII бежал к туркам и скрывается в Бендерах, Петр посылает к нему пленного королевского камергера Цедергельма, предлагая через него скорый и почетный мир.

Однако шведский король и в дипломатии был таким же авантюристом, как в воинской стратегии. Все свои надежды он возложил теперь на Османскую империю, подталкивая ее против России. Первый же королевский посланец, прибывший в Стокгольм, привез не только известие о Полтаве, но и требование короля немедленно произвести новый рекрутский набор.

Москва узнала о славной полтавской виктории через газету «Ведомости», где было помещено письмо Петра I своему сыну царевичу Алексею, находившемуся в столице. Фактически то была официальная реляция о Полтаве.

«Наша армия,— кратко и энергично сообщал Петр,— стала в ордер до баталии... И тако о девятом часу перед полуднем генеральная баталия началась. В которой, хотя и зело жестоко в огне оба войска бились, однако ж долее двух часов не продолжалась, ибо непобедимые господа шведы скоро хребет показали...» Заканчивалась реляция образным сравнением Карла XII с греческим героем Фаэтоном, вознесшимся на своей колеснице под небеса и молнией низвергнутым оттуда наземь. «Единым словом,— писал Петр,— вся неприятельская армия Фаэтонов конец восприяла, а о короле еще не можем ведать, с нами ль или с отцы нашими обретается). А за разбитым неприятелем посланы господа генерал-поручики, князь Голицын и Боур с конницею».

По приказу Петра реляция о Полтавской виктории была напечатана в «Ведомостях» красным цветом, на одной стороне листа, и этот первый плакат в истории России расклеен был по всей Москве.

Однако поскольку до полного просвещения и грамотности россиян было еще далеко, царь распорядился зачитать известие о преславной виктории во всех церквах и монастырях и по три дня служить благодарственные молебны с колокольным звоном и пушечной пальбой. Так вся Россия была извещена о Полтавской победе.