Станислав Десятсков - Персонных дел мастер

• Название: Персонных дел мастер
• Автор: Станислав Десятсков
• Жанр: Историческая проза

Роман Станислава Десятникова является трилогией, две первые части которой вышли в Лениздате в 1986 году. В центре повествования - история Северной войны, перипетии сложной дипломатической борьбы, которую вели Петр I и русская дипломатия. На этом фоне автор рассказывает о судьбах двух братьев - Никиты и Романа Корневых.

---

— Царь Петр не возвращает нам ни Ингрии, ни Петербурга. Потому поход на Москву — дело решенное...— шепнул на ухо Братиславскому граф Пипер.

Меж тем Аврора Кенигсмарк обратилась к Августу, который сидел набычась, мрачно опершись на эфес тяжелой шпаги.

— Сир!— Прекрасная Аврора говорила с Августом только по-французски, словно воскрешая их прежние поездки в Версаль,— Сир, справедливы ли толки, что шпага, на которую вы с такой печалью ныне опираетесь, подарена вам царем Петром?

— Да, — резко и отрывисто ответил Август. Но от прекрасной Авроры трудно было отстать прежнему воздыхателю. Недаром она стала настоятельницей Кведлинбургского монастыря девственниц, где так искусно умела выпытывать у своих весталок все их маленькие тайны.

— А не покажете ли вы, сир, эту шпагу вашему кузену?— продолжала Аврора.— Как знать, может быть, королю Карлу скоро предстоит скрестить свой меч с царем Петром, и пусть он оценит всю тяжесть эфеса царского оружия. Не так ли, ваше величество?— И прекрасная Аврора обратила свои лучистые глаза на северного героя.

«Эта ночь моя!» — подумал Карл. «Ну конечно, глупыш!»—с затаенной лаской сказали ему глаза Авроры.

— Так как же, кузен?— Карл повелительно протянул руку через стол.

— Я не только охотно покажу эту шпагу своему брату королю Карлу, но и дарю ее!— Август протянул шпагу эфесом вперед и вложил ее в ладонь шведа.— Ведь псе в этом замке принадлежит моему гостю!— И бедный Август осушил-таки огромный бокал токая, подвинутый княгиней Козель.

Но все смотрели только на прославленного викинга. Карл чувствовал, что он сейчас был не в центре застолья, а в центре мировой политики. И по мере того как он стучал царской шпагой по столу, привлекая всеобщее внимание, всем слышалось, как переворачивалась еще одна страница истории.

— Господа, царь Петр предложил мне мир, но мир для купца, а не для воина. Спор между царем Петром и мной решит только меч! — И сильным взмахом шпаги Карл срубил горящие свечи,— Генерал Шпарр,— отдавал он первый боевой приказ в новом походе,— назначаю вас комендантом Москвы!

Пьяный воинственный вопль драбантов огласил исполинский зал старого рыцарского замка.

— Вы обязательный человек,, граф Пипер. Сегодня же мой человек доставит вам тридцать пять тысяч рейхсталеров!-— шепнул австрийский посол Братиславский своему соседу по столу графу Пиперу.

— За вашу шутку со шпагой я ваш должник, графиня!— Мальборо во время менуэта на лету поцеловал руку прекрасной Авроры.— Завтра вы получите семьдесят тысяч талеров.

— Восемьдесят тысяч, милорд, восемьдесят! — сквозь журчащий смех сказала графиня.

«Мы и так платим вам вдвое больше, чем старому плуту Пиперу»,— хотел было сказать Мальборо, но промолчал. В конце концов, Англия достаточно богата, чтобы платить красивым женщинам за их заслуги! И престарелый щеголь далее повел менуэт.

Тем же вечером закованного в железо Никиту бросили в телегу и помчали в шведский армейский лагерь, чтобы оттуда переправить в Штральзунд, на галеры.

Праздник в Штольпене был последним праздником, устроенным для шведов в Саксонии. В сентябре 1707 года шведская армия форсированным маршем вышла из Саксонии, перешла Одер и двинулась на восток.

часть вторая В час Полтавы ПЕРЕД НАШЕСТВИЕМ Царская аудиенция

Всем придворным чинам было ведомо, что когда государь запирался на два-три дня в сумрачных покоях Преображенского дворца, это значило, что он самолично работает над чертежом фрегата, яхты или скампавеи для воронежской, петербургской или ладожской верфи. Петр был корабелом по природному призванию, и вся Россия, должно быть, представлялась ему иногда огромным кораблем, который надобно было удачно спустить со стапелей в открытое море, уловить в паруса попутный ветер и отправиться в грядущее плавание. Когда царь колдовал в своем кабинете над корабельными чертежами, он отдыхал душой, поскольку наверное знал, что корабль, построенный по этим чертежам, будет обязательно спущен на воду.

А вот удастся ли пустить в открытое море такой огромный корабль, как Россия? Это Петру до Полтавы было неведомо. Были пробиты два небольших окна в море: одно в устье Невы, другое у Азова. Но оба окна могли и захлопнуть: первое — шведы, второе — турки. И нсе-таки Петр упрямо строил корабли: и на Ладоге, и в Воронеже. И с каждым построенным кораблем росла и крепла вера, что быть России морской державой.

Сонцев примчался в Преображенское в счастливый момент: Петр только что закончил чертеж сорокапушечного фрегата для воронежской верфи. Он тотчас приказал впустить Сонцева и, показывая на полный чертеж фрегата, с каким-то детским простодушием воскликнул:

— Каков красавец! Нравится?

Сонцев отвесил почтительный поклон и ответствовал, что вся Европа почитает господина главного шкипера первым корабелом среди государей.

— Первым и, почитай, единственным! — добродушно рассмеялся- Петр,— Король Людовик Четырнадцатый вместе с иезуитами замаливает грехи в спальне госпожи Ментенон, австрийский император Иосиф лечит свои хвори в Карлсбаде, турецкий султан не вылазит по неделям из сераля, король Август пьет запоем, английская королева Анна пускает слезу над нравами своих подданных,— Петр шутливо загибал пальцы, перечисляя своих венценосных собратьев, — а шведский Каролус, почитаю, опять ныне в поход собрался? Аль ты мне от него мир привез?— И Петр вопросительно взглянул в глаза Сонцеву.

Тот дипломатично развел руками и отвел взор: знал, что царь может и за дубинку взяться из-за встречного дерзкого взгляда. Прав Петра был крут и переменчив. Вот и сейчас, по мере того как Сонцев рассказывал о своих неудачных переговорах со шведским королем в замке Штольпен, у Петра тяжело заходили желваки на скулах. Но усилием воли царь переборол нервный тик и сказал спокойно и не без насмешки:-

— Брат мой Карл воображает себя Александром Македонским, но он не найдет во мне Дария.

Фраза эта столь понравилась Петру, что он повто рил ее за обедом и будет еще много раз повторять перед разными послами и генералами, пока фраза та не станет исторической и столь известной, что ее передадут, через окольные каналы, даже шведскому королю.

За малым столом у царя были гости: начальник Монастырского приказа боярин Мусин-Пушкин и английский посол Чарлз Витворт. Сонцев поклонился англичанину как старому знакомому (встречались когда-то в Версале и Париже) и отвесил особо почтительный поклон Мусину-Пушкину. Всей родовитой Москве было ведомо, что Мусин-Пушкин — незаконный сын царя Алексея Михайловича Тишайшего и доводится сводным братом Петру. Ведал о том и Петр. Даже по внешнему виду дородный, степенный и неторопливый Мусин-Пушкин куда больше походил на покойного Тишайшего, нежели стремительный и порывистый Петр. Впрочем, вел себя Мусин-Пушкин смиренно, персону свою не выпячивал, помогал царю по мере сил в его нововведениях, за что и был приставлен ведать Монастырским приказом.

За обедом в честь английского посла прислуживали лакеи в ослепительно белых перчатках. Увидев белизну перчаток, Петр довольно хмыкнул: «Катеринушк^ постаралась! Знай наших варваров, сэр Чарлз!»

Англичанин, в первый раз приглашенный за малый царский стол и много наслышанный о простоте нравов при дворе Петра, и впрямь взирал на белоснежные перчатки прислуги с немалым изумлением. Правда, за столом поначалу выставлены были самые простые и любимые блюда Петра: солдатская каша, холодное мясо да моченые яблоки. Но в честь английского посла Екатеринушка опять же постаралась, и четверо солдат-преображенцев внесли на золотом блюде огромного осетра, доставленного накануне в специальном чане из Астрахани. Сэр Чарлз ахнул. Вслед за осетром поставили на стол и другой гостинец с Волги: две кади с черной и красной икрой. Англичанину дали большую деревянную расписную ложку, и царь иронично кивнул:

— Кушай, сэр Чарлз! Сии дары из той самой Астрахани, которая, если верить лондонским газетам, совсем, почитай, отложилась от России!

Впрочем, сэра Чарлза уговаривать долго не пришлось. В благоговейном молчании англичанин принялся хлебать икру ложкой. Петр и Сонцев переглянулись и едва не прыснули от смеха.

За столом тем временем зашла речь о новом алфавите, который Петр разрабатывал взамен церковнославянской азбуки.

— Русские буквицы должны быть удобны в написании и понятны самому простому человеку, если мы хотим видеть наш народ грамотным и просвещенным...— Петр так увлекся разговором, что тут же за столом начертал перед гостями новый алфавит. Почерк у него был размашистый, скорый.

«В почерке выражена душа человека»,— вспомнилось Сонцеву.

— Ваш славный пиита Мильтон,— продолжал между тем Петр, — в своей гиштории Московии нелепо утверждал, что образование, мол, нетерпимо между русскими...— Петр обращался прямо к сэру Чарлзу, тихо поглощавшему бок осетра.— Но кто же мешает нам, русским, воспринять творения и знания славных народов европейских? Да все те же господа просвещенные шведы, будь они неладны! Вот Иван Алексеевич,— Петр кивнул на Мусина-Пушкина,— не даст соврать! Намедни шведский фрегат перехватил голландского купца, на корабле которого везли в Россию славянскую типографию Тессинга, изготовленную в Амстердаме. А где, при сем явном нарушении нейтралитета, был английский флот? Ведь ваш статс-секретарь Гарлей неоднократно обещался мне конвоировать все купеческие суда, идущие в Архангельск!