Вокруг Света - Журнал «Вокруг Света» №01 за 1978 год

• Название: Журнал «Вокруг Света» №01 за 1978 год
• Автор: Вокруг Света
• Жанр: Периодические издания

---

— Вот Като, — сказал мне вдруг высокий нескладный студент, внимательно заглядывая в глаза, — он хорошо владеет русским языком, но это потому, что он каждый день по четыре часа корпит над магнитофоном. Он же типичный зубрила! Посмотрите хотя бы на его очки!

В самом деле, такие очки в скучной черной оправе почему-то носят одни зубрилы, словно им нравится, когда их узнают издалека. И, судя по количеству таких очков, в университете множество усердных студентов. Ведь японская учеба очень трудна. Вместо контрольных работ здесь непрерывно устраивают целые экзамены, и они один за другим обрушиваются на прилежные головы. Самый страшный из экзаменов называется «лицом к лицу» — тогда перед изнуренным студентом восседает небольшая толпа профессоров, наперебой задающих ему вопросы. Тут поневоле наденешь скучные солидные очки и расчешешь на пробор непокорные волосы.

— Ну вот, — сказал студент и понизил голос, — сейчас этот гений вытянет и меня и заставит вещать по-русски. А я, сами понимаете, не такой оригинал, как он... Пожалуйста, напишите мне по-русски, но хираканой (слоговой японской азбукой), приветственную речь. Не увлекайтесь: краткость — сестра таланта...

Через несколько минут он уже гордо возвышался над микрофоном и, небрежно посматривая в бумажку, ораторствовал. Он делал это блистательно и так задумчиво глядел вдаль, словно сам создал эту речь в порыве вдохновения.

— Благодарю, — сказал он, подойдя к нам после выступления.— Я учусь на четвертом курсе, скоро заканчиваю университет, а зовут меня Сисино Киёси. Я изучаю самую сложную в мире науку!

— Медицину?

— Нет, науку человеческих отношений. Я социолог. Она знает все. Вы, например, знаете, почему плакаты с требованиями снижения платы за учебу и предоставления права на забастовку висят на внешней стороне ограды, а внутри — только объявления о матчах тенниса и призывы заниматься старинным пением? Ну вот, а мы, социологи, видим в этом большой смысл...

Голос Киёси, вся его манера поведения были свободны, а это, в общем, нехарактерно для молодого японца. По этому признаку Киёси можно было бы принять за человека богатого и поэтому уверенного в себе, если бы одежда его не была столь изношена, а на щеках не имелось и намека на пухлую округлость.

— Может быть, наш вопрос бестактен, Киёси, но...

— Понял! — улыбнулся он. — Мой отец — консультант по рекламе в одной весьма богатой компании, и с детства я привык к достатку. Но год назад я женился — сам, а не по выбору родителей. Отец перестал знаться со мной, и теперь мы живем вдвоем с женой. Зарабатываю где придется, а жена моя — машинистка в школе.

...В любом, даже самом маленьком городишке есть несколько приземистых зданий. От обычных домов их отличает только вывеска, на которой облупленной краской написано: «Народный ночлег». Это дешевые, гостиницы. Сколько ни бегай, ударяясь головой о низкие потолки, по их тесным коридорам, здесь не найдешь ни вилки, ни ложки, ни кусочка хлеба, ни стула, ни стола. Ни одного предмета европейского обихода в них нет. Японцы здесь чувствуют себя как дома.

В комнату с соломенным полом, на котором сидели русские и японцы, вошла студентка Митико.

— Мальчики, можно принести ужин? — спросила она.

— Давай неси, неси! — радостно загалдели все. Одни бросились расставлять длинные столы, другие раскладывали на них палочки, третьи побежали за подносами с едой. И только несколько человек, в том числе и Киёси, продолжали сидеть на подушках и деловито листать журналы.

— А мы уже на четвертом курсе. Мы старшие, сэмпаи. А они кохаи, младшие! — хмуро пояснил Киёси.

Вскоре мы уселись, скрестив ноги, за столами, на которых красовалась острая, резко пахнущая, но давно нами распробованная и уже привычная японская еда.

Сидевшая во главе стола Митико не успевала накладывать все новые чашки риса и передавать их ребятам, бегать за водой, открывать бутылки с пивом. Ее палочки лежали нетронутыми, потому что она была еще ниже, чем кохай, — она была женщиной.

Вскоре настало время и для веселого обычая песен, и мы устало посмотрели друг на друга: ничего не поделаешь...

— Пусть первыми поют кохаи! — распорядился Киёси. — Пусть поет первокурсник Нодзаки!

Сидевший с краю щуплый Нодзаки поклонился, высвободил правую руку из рукава кимоно, отчего стали видны худые ключицы, и запел песню о сакуре.

— Эй, кохай! — снова крикнул Киёси. — Ну, встань! И пой!

Нодзаки поспешно встал и продолжал петь.

Как и все японцы, студенты четко делятся на старших и младших. И ни бесшабашные прически, ни раскованная манера поведения, ни даже знания новейших наук не мешают традиционному благоговению младших перед старшими. Поэтому так легко и быстро превращаются веселые студенты в подобострастных чиновников и бодро кланяются при каждом слове хозяина. И сейчас этот еще не родившийся чиновник требовательно заявлял о себе...

Но дело не только в этом чиновнике.

Ненадежная улитка

Через несколько дней у нас начались небольшие каникулы, а в университете Токай — приемные экзамены. Недалеко от входа вывесили огромный лист: «Места для родителей и старших братьев». Вскоре там появились взволнованные, а то и плачущие родители, озабоченно наморщившие лбы старшие братья, а заодно и не упомянутые в объявлении старшие сестры, и прикладывавшие к глазам белые платки бабушки.

При входе в университет дежурила группа студентов. Когда к ним приближался стесняющийся школьник-выпускник, студенты во всю силу легких кричали ему «доброе утро!» и прикалывали к его аккуратному пиджаку огромную шелковую розу. После этого юноши по-военному выпрямляли спины и, сверкая розой, шли по аллее той торжественной церемониальной походкой, которая с древних времен спит в ногах каждого японца, просыпаясь лишь в самые важные минуты...

А в это время по всей стране шли другие экзамены, которые сдавали те, кто только что окончил университеты. Это были вступительные экзамены в фирму. Трудна жизнь японского студента, даже когда он окончит университет! В каждой фирме свои экзамены.

— У нас, — рассказал мне знакомый выпускник, который устроился в одну газету, — нужно было за сто минут отгадать сто английских слов и написать их. Если слово сразу же не всплывало в памяти — все, ты его уже не напишешь: не хватит времени. Вот один из ста вопросов: «О какой фирме сейчас больше всего говорят в печати?»

— Об американской фирме «Локхид», которая давала взятки! — хором ответили мы.

— Правильно! «Локхид» — это и есть нужное слово. Когда я поступал в газету, то написал все сто слов! — И свежеиспеченный журналист гордо поднял руку.

Но дело, оказывается, не только в экзаменах...

У стены главного корпуса университета стояла молчаливая толпа выпускников. Маячила в ней и длинная фигура Киёси. Все они тихо смотрели на большое объявление, сердито колыхавшееся на ветру. В нем в изысканных выражениях сообщалось о том, что администрация университета просит выпускников самих искать себе работу...

В руках многие выпускники сжимали тонкие листы своих экзаменационных сочинений. Ветер, шелестя, раздувал их, и краснели на них заветные, уверенные улитки. Как, оказывается, ненадежны они!..

Киёси серьезно посмотрел на меня:

— Жизнь есть жизнь... Да и университет наш второсортный...

Оказывается, и университеты здесь бывают разных сортов, как свекла.

— Первый сорт — это Токийский университет, Васэда и еще один-два. Только их выпускники по традиции могут быть приняты в самые солидные фирмы и министерства. А я второсортный выпускник, и перспективы у меня такие же. Но ведь есть еще и третий сорт, и четвертый— Что будет с ними, я и не представляю. Ведь сейчас ведущие компании резко сократили прием выпускников. А мелкие фирмы, чтобы выжить, сократят его куда больше. Что делать, ума не приложу...

...Да, дело не только в экзаменах. Прежде чем допустить выпускника к испытаниям, отдел кадров любой фирмы, редакции, учебного заведения наводит справки о взглядах своего будущего специалиста, о том, как он вел себя во время учебы. И если хоть намек на «нестандартные взгляды» — прежде всего левые — будет замечен, выпускник может не надеяться: редакции крупных газет, фирма «Мицуи», столичные школы в его услугах не нуждаются. Даже если он вспомнит сто слов в положенные сто минут.

Что касается ста слов, то их можно ведь знать заранее: если отец, или дядя, или старший брат — человек влиятельный и — еще лучше — работает в той же фирме. Конечно же взгляды у него общепринятые, и он ручается, что у новичка такие же.

Студенческих генералов вообще-то в фирмах ценят: из них получаются по прошествии времени отменные администраторы и мастера рекламы. И информация из университета о том, что выпускник (при всех прочих плюсах, политических и академических) был таковым «генералом», служит ему во благо.