Неизвестен Автор - Со святой верой в Победу (сборник)

• Название: Со святой верой в Победу (сборник)
• Автор: неизвестен Автор
• Жанр: Биографии и Мемуары

---

Всё вместе - и эти обстоятельства, и чувство патриотизма - подтолкнуло меня к решению пойти во что бы то ни стало в какое-то военное училище. Думал: и хочу, и могу поступить, ибо желаю послужить Родине, и вижу все-таки, вижу, ведь не совсем слепой! Перед выпуском из школы вступил в комсомол. И сам уже того желал, и подсказывали, что иначе в училище, особенно престижное, просто не примут. Летом 1942 года попытался поступить в Пермское морское авиатехническое училище, в основном в связи с предоставившейся возможностью выехать туда с "оказией" бесплатно. Но получил там отказ, ибо несколько запоздал, и из-за 16-летнего возраста: "Не положено!" На медкомиссии и не был. Мать была против моего добровольного ухода в армию. А потом, когда я через полгода уже отправлялся служить и она узнала от ребят или их родителей, что меня и не брали было, намечали к комиссованию, а я этим не воспользовался,- плакала навзрыд, горько попрекала. И причитала: "А вдруг там не возьмут - так хоть пешком возвращайся домой" (из Казахстана-то!). Потом как-то полууспокоилась, провожала, как все матери,- несчастные, многострадальные русские матери!

В январе 1943 года поступил во 2-е Бердичевское военно-пехотное училище, находившееся по эвакуации с Украины в Северном Казахстане Актюбинске. Поступить удалось лишь потому, что при прохождении медицинской комиссии в своем райцентре все врачи размещались в большом клубном зале и нас, юношей, запускали туда в адамовой одежде по два добрых десятка. В этой благоприятной обстановке вместо меня к окулисту подошел мой товарищ с отменным зрением, Саша Чистяков, впоследствии погибший. Я стоял в стороне и с волнением наблюдал за ним. У старого врача за два месяца до того я уже был в такой же обстановке, пытался поступить в Свердловское пехотное училище (тогда шел набор в него), но мне именно из-за этого врача было отказано. Тогда мне и моему однокласснику Меньшикову с сильной общей близорукостью было предписано отправиться на комиссию к окулисту в Уфу (не симулянты ли мы!), но я не поехал - видно, все и забылось. Проверив зрение Чистякова, врач сел за стол, взялся за медицинскую карточку, посмотрел-посмотрел на прежнюю запись, снова проверил зрение мнимого Плотникова и, пожав плечами, внес исправление. Часто вспоминая этот эпизод в своей жизни, я до сих пор испытываю естественное чувство неловкости. Но, учитывая характер того времени, мой поступок, вероятно, можно понять.

С большой группой сверстников, среди которых, помимо меня, не было никого с законченным средним образованием, отправился по наикрепчайшему морозу санным путем за 70 километров на станцию Щучье Озеро, что на Свердловско-Казанской железнодорожной линии. Оттуда поехали в товарном вагоне - "телятнике", как принято было говорить. Не скоро, окольным путем через Казань, Куйбышев, Оренбург - прибыли в степной Актюбинск. Очень волновался, ожидая новой медицинской комиссии, но надеялся, что в случае "разоблачения" могу рассчитывать на "списание" хотя бы в линейную часть, на отправку на фронт, ибо фактически уже стал военнослужащим. Однако все обошлось, ибо медосмотра проводить не стали, приглашались мы лишь на беседу в мандатную комиссию, после которой состоялось зачисление и распределение по учебным батальонам. Я оказался в пулеметном батальоне, в первой его роте.

Шел месяц за месяцем изнурительной, но интересной военной и политической командирской подготовки. (Об условиях нашего быта может дать представление хотя бы то, что стекол в некоторых окнах казармы не было, да и фанеры не хватало; ложились спать на нары, накрываясь матрацами, а утром подчас стряхивали с них снег.) Все у меня было благополучно, но лишь до мая, когда курсанты училища выходили на государственные экзамены и переведены были в летний лагерь. В июне во время учебных стрельб, которые из-за экономии боеприпасов все откладывались и проводились ограниченно, и было обнаружено, что я не очень-то хорошо вижу мишень левым глазом, а правым вообще не вижу ее. И стрелял я необычно. Винтовка сконструирована для заряжания и стрельбы с правого плеча. Так вот, я ее заряжал справа, правой рукой, а затем переводил налево, прикладывал к левому плечу, целился левым глазом. После выстрела опять перекладывал винтовку направо, и все повторялось вновь. С пулеметом "максимом" дело было несколько проще, а вот с ручным Дегтярева - точно так же, как с винтовкой. Так в дальнейшем я действовал и на фронте. Если враг был близко, цель мне была видна хорошо, я стрелял достаточно метко - рука, что называется, была твердой, прицеливание и нажим на спусковой крючок были отработаны. Тогда же, в Актюбинске, все закончилось моим отчислением из училища перед самым его окончанием (срок обучения составлял менее полугода). Но обучение в училище было учтено, и мне присвоили звание старшего сержанта.

На фронт (Юго-Западный, командующий - генерал Р. Я. Малиновский) с маршевой ротой я прибыл в середине июня, в район станции Поворино, что на востоке Воронежской области, где наш эшелон попал под сильную бомбежку, после которой мне довелось впервые провожать носилки с убитыми и ранеными парнями, с которыми я только что ехал, разговаривал... Зачислен был в пулеметную (все же!) роту 266-го гвардейского стрелкового полка 88-й гвардейской стрелковой дивизии 28-го гвардейского стрелкового корпуса 8-й ордена Ленина гвардейской (бывшая 62-я) легендарной армии, которой командовал генерал-полковник, в дальнейшем маршал Советского Союза В. И. Чуйков. В просторечии (а частью и в литературе) эту армию именовали Сталинградской.

Дух Сталинграда, величайшей битвы на Волге, еще свежо и остро витал над полком, его солдатами и командирами, проявлялся в каждом бою и атаке. Правда, это было у опытных, у "старичков". В полку же оказалось и очень много необстрелянных молодых солдат, подобных мне. Но и школа - фронт, и класс - гвардейский полк быстро научили, "обстреляли". Свистящей пуле уже не кланялся: она ведь уже пролетела! Поистине солдатами не рождаются - ими становятся!

В должности командира пулеметного расчета начал фронтовую службу. Боевое крещение получил в боях на Северском (Северном) Донце. Участвовал в освобождении Донбасса, Левобережной Украины.

К концу сентября успел получить осколок в икру правой ноги, и еще легко отделался, ведь пулеметчика обычно выдвигают на передний, наиболее опасный рубеж, на котором сосредоточен огонь противника; переболел малярией и оказался контуженным (бросился в маленькую придорожную канаву, когда воюще-свистящая мина, звук которой всегда шел с опережением, разорвалась в метре за головой, по другую сторону засохшей кочки). После первого ранения и малярии оставался в строю, иногда во время переходов садился в повозку или на лафет орудия наших дивизионных сердобольных братьев-артиллеристов. Во время контузии сразу в госпиталь не увезли - очухался среди своих. Казалось, ничего страшного: речь сохранилась (только язык стал каким-то вязким, непослушным), звенело в ушах, в голове, ощущал глухоту. От госпитализации (настоящей) наотрез отказался, как это делали многие в ту пору, особенно гвардейцы, так как боялся, что к своим, в гвардейское соединение с его ореолом славы и, сказать откровенно, с лучшим, чем в прочих армиях, питанием, уже не попаду. С неделю-две пробыл в нашем медсанбате, который тогда, как и полк, и дивизия, двигался. Сейчас, честно говоря, жалею задним числом, что принял опрометчивое решение и настоящего лечения не прошел. Шумы (низвергающийся звенящий водопад), головные боли с тех пор часто навещали. После войны шум стал сплошным, непрекращающимся. Вначале состояние было такое, что, казалось, ополоуметь мог вот-вот. Что называется, хоть на стенку лезь... Сразу, забегая вперед, скажу, что недуг свой, ухудшение слуха, поначалу скрывал, насколько это было возможно, но в конце 1946 года стало настолько худо, что слег, начались обследования. В итоге была определена военная инвалидность и последовала демобилизация. По прибытии домой почувствовал себя лучше и, стыдясь инвалидности, ее не возобновлял: болезни надо было поглубже запрятать и рвануть к знаниям (оформил инвалидность повторно лишь в 80-е годы).

От города Барвенкова мы, 8-я гвардейская, двигались большими, в основном ночными переходами, сбивая заслоны врага, который, огрызаясь, отходил на запад, к Днепру. Шли, систематически недосыпая, днем тоже спать удавалось редко и мало. Ранее слышал лишь, что человек может спать на ходу, а тогда видел это своими глазами. Спали на ходу многие, и я в том числе. Обычно договаривались, что друг друга будем опекать, поддерживать, чтоб не "выпал" из колонны, не свалился в кювет, не отстал. На коротких привалах обычно валились на землю, как снопы, тут же засыпали. Были и трагические случаи. Однажды на лежавших на дороге бойцов нашей роты наехали свои танки, которые, как и положено, без маскировки шли при выключенных фарах. Под гусеницы попало несколько человек: кого-то задавило насмерть, у кого-то отдавило ноги.