Огюст де Лиль-Адан - Тайна прекрасной Адрианы

• Название: Тайна прекрасной Адрианы
• Автор: Огюст де Лиль-Адан
• Издательство: Государственное издательство художественной литературы
• Жанр: Классическая проза
• Год: 1959

---

Г — ну Полю Джинисти.

Счастье — в преступлении.

Жюль Барбе д Оревильи.

Новый домик главного лесничего, молодого Пьера Альбруна, возвышался над водопадом и над деревушкой Ипенкс — ле — Трамбль, расположенной в двух лье от Перпиньяна, недалеко от одной из восточнопиренейских долин, что выходит к равнине Рюиссор, окаймленной на горизонте, со стороны Испании, большими сосновыми лесами.

На склоне, над горным потоком, где пена кипит между скал, разбит сад; из‑за его изгороди вырываются, затеняя тысячи полудиких цветов, кусты розового лавра и рожковые деревца; этот сад, как кадильница, окуривает ароматами веселый деревенский домик, а высокие деревья, поднимаясь за ним несколькими рядами, при малейшем дуновении пиренейского бриза овевают всю деревушку бальзамическим благоуханием. В этом убогом, но прелестном жилище, как в раю, жил со своей молодой женой красивый, белолицый парень лет двадцати восьми; взгляд его сверкал смелостью.

Его любимая Ардиана, прозванная из‑за ее происхождения прекрасной баской, родилась в Ипенкс — ле — Трамбль. В детстве она, сама — прирожденный цветок, собирала колосья, потом работала на сенокосе, потом, как все сиротки в этих местах, стала веревочницей — ткачихой; она выросла у крестной матери- старушки, которая когда‑то приютила ее в своей лачуге; в благодарность молодая девушка кормила ее из своего заработка и ухаживала за ней, когда та лежала на смертном одре.

Наредкость красивая, Ардиана Инфераль славилась добродетелью и вела себя безупречно. Пьер Альбрун, бывший каптенармус африканских стрелков, который по возвращении из армии стал сержантом — инструктором отряда городских пожарных, был уволен со службы из‑за серьезных ранений, полученных

при тушении пожаров, и назначен наконец за свои заслуги на место предыдущего лесничего, — женился на ней, после того как полгода они целовались на правах жениха и невесты.

В этот вечер стройная, прекрасная Ардиана сидела в плетеном соломенном кресле у окна, широко распахнутого навстречу звездному небу; черные волосы гладкими прядями обрамляли ее бледные щеки; на ней был надет белый халатик, на шее коралловые бусы, а ее прелестный, восьмимесячный ребенок сосал ее грудь и пристально смотрел на заснувшую деревню, на далекие поля и совсем уже дальнюю трепещущую зелень сосен. Ноздри Ардианы сладострастно трепетали, вдыхая легкие порывы ночного ветерка, насыщенного ароматом цветов; строго очерченные кроваво — красные губы были полуоткрыты; очень белые, отливавшие перламутром зубы сверкали; правая рука с золотым обручальным кольцом на безымянном пальце рассеянно играла курчавыми волосами ее «хозяина», а он лежал у ее ног, прижавшись открытым веселым лицом к коленям молодой женщины, и улыбался своему малышу.

Они сидели в спальне. На одной из стен, оклеенных плотными голубыми обоями и освещенных лампой, стоявшей на столе, висел сверкающий карабин; около широкой неубранной постели под распятием стояла колыбель; на камине было зеркало, и около будильника, между хрустальными подсвечниками, в вазе из раскрашенной глины подымался куст розоватого можжевельника, поставленный перед двумя портретами — фотографиями в плетеных рамках.

Конечно, эта хижина — рай! В особенности нынче вечером! Ибо утром этого прекрасного, уже отлетевшего дня веселый лай двух собак возвестил молодому лесничему о прибытии гостя. То был нарочный, посланный префектом города; он передал Пьеру Альбруну большой жестяной футляр, в котором — о великая радость! — находился орден, удостоверение и письмо из министерства, подтверждавшее награждение и указывавшее, за что именно пожалован орден. О! Как он читал вслух это письмо своей дорогой Ардиане под солнцем в саду и как дрожали от гордости и радости его руки! «За храбрость, проявленную в военных действиях во время службы алжирским стрелком в Африке; за бесстрашное поведение в бытность сержантом — инструк- тором пожарных главного города департамента во время ряда пожаров, происшедших в 1883 году в общине Ипенкс — ле — Трамбль, за спасение множества людей, за два ранения, вследствие которых он был уволен со службы, а затем назначен на должность лесничего, и т. д. и т. д.». Вот почему в честь праздничного дня Пьер Альбрун и его жена в этот вечер засиделись у окна; он все еще сжимал в руке орден на красной муаровой ленте; не в силах удержаться, он то и дело поглядывал на него.

Казалось, безмолвное сияние небосвода окутывало их любовью и счастьем.

Между тем прекрасная Ардиана по — прежнему задумчиво вглядывалась вдаль, где между домиками и хижинами деревни чернели разрушенные стены. Эти развалины бросили на произвол судьбы, не восстанавливая их. Действительно, в прошлом году, менее чем за полгода, в Ипенксе — ле — Трамбль семь раз в безлунные ночи внезапно возникали пожары, причем не обходилось без жертв среди людей всех возрастов. По слухам, это было дело мстительных контрабандистов, которым в деревне однажды оказали дурной прием; они несколько раз возвращались, поджигали дома, вспыхивавшие как факелы, а потом, исчезая среди сосняка, прячась в зарослях миртов и осин, ускользал от жандармерии, которая не могла их там преследовать, скрывались за границей или в горах. Впоследствии злодеи были, вероятно, арестованы по ту сторону границы за другие преступления, и потому бедствия прекратились.

— О чем ты думаешь, моя Ардиана? — прошептал Пьер, целуя пальцы бледной руки, рассеянно ласкавшей его волосы и лоб.

— Об этих черных стенах, откуда пришло к нам счастье, — медленно ответила баска, не поворачивая головы. — Смотри! — И она показала пальцем на одну из далеких руин. — Там, далеко, в огне этой фермы, я во второй раз увиделась с тобой.

— Я думал, что это была наша первая встреча, — сказал он.

— Нет, вторая! — возразила Ардиана. — За десять дней до этого я видела тебя в Праде на празднике, и ты, противный, меня даже не заметил. А у меня тогда в первый раз забилось сердце — я загорелась, как безумная, и сразу почуяла, что ты — мой единственный. Понимаешь, в ту минуту я и решила стать твоей женой, а ты знаешь: если я чего хочу, так уж взаправду.

Подняв голову, Пьер Альбрун тоже стал смотреть на развалины, которые чернели среди домиков, выбеленных лунным светом.

— Ах ты, скрытница, ты мне в этом не признавалась! — сказал он, улыбаясь. — Но во время пожара большой хижины за церковью, когда я напрасно старался спасти этих двух стариков, а от них в развалинах даже костей не нашли, меня ранил кусок раскаленной штукатурки, и ты отвела меня к твоей старой крестной, к тетушке Инфераль, там ты меня так славно выходила, угощая добрым горячим вином… Ты его словно заранее приготовила. Кто бы мог подумать! И все‑таки жалко стариков! Как вспомню о них, сердце сжимается.

— А знаешь, — прошептала баска, — мне‑то их не очень жаль; я их знала, когда была ребенком: они плохо мне платили за холсты и тонкие веревки — три су, пять су, и вечно ворчали; а старуха издевалась надо мной оттого, что я красивая… И потом сколько раз, скорчив мерзкую рожу, она старалась меня оклеветать. И никогда ничего не давала она беднякам!

Ну, а раз уж мы все смертны… Кому они были нужны, эти старые скупердяи? Если бы мы сгорели, то они бы сказали: так и надо! Ну… И все прочие тоже вроде них! Не думай больше об этом. Вот смотри, лачужка Дежоншере; она так здорово горела, верно? После того пожара ты меня поцеловал в первый раз у нас дома. Ты спас малыша, трудно тебе это далось. Ах, как я восхищалась тобой! Я‑то знаю, как ты был красив в каске с ярко — красными отблесками огня!.. Ах, этот поцелуй! Видишь ли, если бы ты только знал!

Она опять спокойно показала вдаль рукой; обручальное кольцо блеснуло в лунном луче, и она продолжала:

— Потом, помнишь, вот у той горящей хижины мы обручились, потом, около этой, на гумне, я стала твоей и, наконец, вот там ты заработал свою тяжелую, свою драгоценную рану, мой дорогой Пьер!.. Вот почему я люблю смотреть на эти черные дыры: им мы обязаны нашим счастьем, выгодным местом лесничего, нашей свадьбой и этим домиком, где родился наш ребенок!

— Да, — задумчиво прошептал Пьер Альбрун, — это доказывает, что бог обращает зло в добро… Но знаешь, если бы все же я мог взять на мушку моего карабина этих трех злодеев…

Она отвернулась от него, ее взгляд стал сосредоточенным; сдвинутые брови слились в одну черную линию.

— Замолчи, Пьер! — сказала она. — Не нам проклинать руки поджигателей! Я тебе говорю, мы обязаны им всем, вплоть до ордена, который ты держишь в руке. Поразмысли немного, дорогой Пьер: только в городе, ты же это отлично знаешь, есть пожарная часть, и она обслуживает пригороды и три деревни; Прад и Серэ далеко. Ты, бедный сержант — пожарный, обязан быть всегда начеку, жить в казарме, без надежды на отпуск, все время держать своих людей в полной готовности. Разве ты мог выйти из своей тюрьмы, иначе как по служебным делам! Одна- единственная отлучка могла отнять у тебя и чин и жалованье. Вам понадобился целый час только чтобы доехать, когда здесь загорелось.