Вокруг Света - Журнал «Вокруг Света» №12 за 1972 год

• Название: Журнал «Вокруг Света» №12 за 1972 год
• Автор: Вокруг Света
• Жанр: Периодические издания

---

Он стал зрителем и вскоре хохотал, потешаясь над парнями, лупившими друг друга мешками с соломой. Это было очень смешно. После удачного удара невозможно было удержаться на бревне, а место упавшего занимал другой. Канат тянули здесь не руками, а впрягшись в него наподобие лошади, и тянуть его тоже было потехой. Особенно смешно было, когда пытались доставать губами монету из большого блюда с катыком, кислым молоком. Но самое смешное было в том, что нашелся парень, который выпил весь катык и преспокойно достал монету. Серх под конец даже сплясал под гармонику.

Под эту незамысловатую переливчатую мелодию татарской гармоники мы уезжали с сабантуя. Серх вдруг вспомнил про великана, который летел вместе с нами на самолете. Наверное, тот боролся в каком-то другом ауле. В электричке было полным-полно веселого народа. Все возвращались с сабантуя. И все пели одну и ту же песню. Я спросил Серха, о чем она. И он сказал: «Примерно переводится это так: «Как прекрасна Родина моя».

В. Орлов.

От ысыаха к ысыаху

Мы едем по Якутии на лошадях, машинах, лодках, катерах, «Ракетах», летим на самолетах. Мы едем от наслега к наслегу, от ысыаха к ысыаху. В одном наслеге праздник затихает, в другом только зарождается. Для нас, фольклорной экспедиции Института истории искусств, главное — больше увидеть.

Ысыах — старинный народный праздник кумыса. В давние времена ысыах посвящался духу Юрюнгу Ар Тойону, в его честь огонь окропляли кумысом и, заклиная плодородие, разбрызгивали эту животворную влагу на поля и урасы — покрытые берестой якутские юрты. А задобривши всех богов, начинали пир и веселье. От этого древнего обычая и произошло название праздника: «ысыах» значит «окропление», «обрызгивание».

Первый ысыах мы праздновали в поселке Соттинцы недалеко от берега Лены. Праздник начался песней и песнею же закончился: «Еще одну зиму исскребши-сточивши, убивши могучий холод, проводили; стаяли ледяные громады, согрелись твердыни. Наступило нарядное лето, зазеленела праздничная земля, темный лес нарядился, и наша кукушка закуковала».

Якуты выпускают молодых жеребят на луга, доят кобылиц и готовят шипучий кумыс. А затем все собираются в рощах, окруженных изгородью — тюсюлгэ, состоящей из коновязей — столбов и молодых березок.

У столбов тюсюлгэ расставлены кожаные бадьи с кумысом, привязанные волосяною веревкою. А вокруг деревянные резные кубки — чороны, берестяные узорчатые ведра.

Праздник начинается со славословия — алгыса — слова всеобщей радости и любви к теплу и солнцу:

Дьэ бо... Ну во-от! Ну во-от!

Да будет благоденствие — уруй!

Да будет радость — айхал!

Да будет веселье — мичил!

Вокруг центрального столба — коновязи с чороном на верхушке — ходит пестрый хоровод. Нарядно и ярко по-старинному одеты пожилые мужчины и женщины, старухи звенят серебряными украшениями. Дети и подростки, с чоронами, наполненными кумысом, танцуют и поют, повторяя слова запевалы:

Увлажняя горло терпким кумысом,

С праздничными словами веселиться будем,

Радуя друг друга, будем говорить драгоценные слова.

О девяти выемках кубки уставив,

Важным гостям своим подносить их будем!

Каждый день таких драгоценных дней не увидеть,

Не каждое утро принесет такие дни,

Непрерывные игры устроим-ка, пока живы!!

Глубокой белой ночью и молодые, и старые якуты устраивают состязания в борьбе, стрельбе в цель, скачках, беге...

В разгар пира и веселья появляется легендарный якутский богатырь Нюргун Боотур Стремительный; шлем его касается средних ветвей лиственниц. Он едет на своем знаменитом Гнедом, скакуне, умеющем не только понимать человека и разговаривать, но в трудную минуту дающем советы хозяину. На богатыре меховой костюм, а поверх него три золотых доспеха, три серебряных и три железных. В руке у него длинный лук, пускающий стрелу со свистом сквозь девять небес, склеенный желчью рыбы смерти, с тетивой из спинного сухожилия льва.

Богатырь поет о том, что его сестра, прекрасная Айталы Куо, попала в беду, ее похитил жестокий Уот Усутаакы — «Огонь извергающий». Отправляясь в далекие края, Нюргун поет прощальную песню, медленно объезжая вокруг коновязи три раза. Вот кончилась песня, он ударил коня священной плетью с семью концами. Конь оттолкнулся копытами, поднялся и полетел на север на крыльях из хвоста и гривы.

Богатырь исчезает, как сказочный призрак, в молочно-белой ночи, как живая легенда, которая еще долго звучит в песнях стариков олонхосутов, неутомимых в полете фантазии сказителей былин — олонхо. Чорон с кумысом переходит от одного певца к другому, и старики уже желают тому, кто хочет обрести былую силу и молодость, вернуться на ту землю, где прошло его детство. Якутия возвращает бодрость и силу даже тем, кто приезжает только в гости на ысыах:

В разуме своем нашедши драгоценные слова,

Попировав, расстаемся. Благословляем вас.

Пусть вырастут здоровыми ваши дети, что лежат в колыбелях,

Пусть множится скот в ваших загонах.

Эл. Кюннэй.

Евгений Федоровский. День короткий как миг

В основу повествования легли действительные события, имевшие место в суровые дни обороны Москвы осенью 41-го года.

Через полчаса после вызова Матвей был у Чекмарева. Федор Васильевич медленно разбирал какие-то бумаги. Увидев Матвея, он отложил дела и сказал нарочито официальным тоном:

— Товарищ Асташков, вы зачислены в отряд особого назначения. Командовать им буду я.

— Федор Васильевич! — обрадованно воскликнул Матвей.

Чекмарев подвел его к карте, на которой синим и красным карандашами были отмечены наши и немецкие войска.

— Отсюда, с севера, соединения фельдмаршала фон Бока прорвались к каналу Москва — Волга... На Волоколамском шоссе наступают танковые группы Гота и Геппнера... Со стороны Тулы ударил Гудериан... Здесь действует Клюге... На танковые колонны врага брошены курсанты училищ, ополчение и все войсковые тылы. Надо выиграть несколько дней. Подкрепление, сибирские дивизии, уже в пути. Несколько дней... Может, неделя. Может, две... Но надо выстоять.

Федор Васильевич отошел к столу, переложил несколько листков, отпечатанных на папиросной бумаге.

— Нам удалось установить, что в войсках фон Бока действует дивизия СС «Рейх». Она получила специальную директиву сформировать особые отряды, так называемые гехеймкоммандо, для захвата наиболее важных объектов в Подмосковье и в самой Москве... Одновременно Гиммлер назначил на пост начальника войск СС в Москве своего любимца генерала фон дем Бах-Залевски. Так вот, этот Залевски уже сколотил «передовую команду для Москвы» во главе с штандартенфюрером СС Зиксом. Видишь, как у них поставлено дело? — Федор Васильевич на минуту задумался и вдруг сильно ударил кулаком по столу: — Но Москву мы не отдадим!.. — Потом продолжал: — Так вот, эта «передовая команда для Москвы», то есть полк СС, сформирована из наиболее преданной молодежи «Гитлерюгенда», руководимого фон Ширахом, — проговорил Чекмарев. — Конечно, все это делается для бума, пропаганды. Но нельзя недооценивать силу такого воздействия на приунывших после тяжелых боев солдат.

— Неужели мы должны справиться с целым полком? — спросил Матвей.

— Разумеется, нет. Нашему отряду, вернее группе, дана более скромная задача. — Чекмарев дотянулся до карты на столе, развернул ее перед Матвеем. — Вот здесь, где-то в районе Дмитрова, фашисты оборудовали посадочную полосу для самолетов. Сюда прибудет из Берлина специальный курьер. Он привезет лейбштандарт самого Гитлера и приказ о наступлении полка. Понял?

— А уж если этот полк выступит, считайте, начнется наступление по всему фронту.

— Вот именно, Матвей. — Чекмарев поглядел в окно, помолчал и закончил: — Нам нужно перехватить этого курьера... В крайнем случае уничтожить...

Группа расположилась в наблюдательном пункте полка, через позиции которого она должна будет переходить линию фронта.

— Которых тут переправлять? — хмурясь, спросил вошедший боец с коротким артиллерийским карабином.

— Ты местный, Силкин, проводи товарищей через линию обороны. В тыл идут, — ответил командир.

Силкин оглядел Чекмарева и кашлянул в кулак:

— Это можно.

...Ночь была тихая и безоблачная. Чистые звезды мерцали в небе. Иногда с вражеской стороны взлетала ракета-«лампочка» и долго бросала на землю мертвенно-голубой свет.

Силкин долго вглядывался в темноту, прислушиваясь к приглушенным шорохам ночи. Наконец он тронул локоть Чекмарева, прошептал:

— Спит фашист. Устал. — И полез на бруствер.