Вокруг Света - Журнал «Вокруг Света» №12 за 1970 год

• Название: Журнал «Вокруг Света» №12 за 1970 год
• Автор: Вокруг Света
• Жанр: Периодические издания

---

Японская икебана сейчас — это целая наука со множеством понятий, рекомендаций и обязательных правил. Достаточно представить себе руководство по икебане: как учебник по геометрии, испещренный схемами, он точно указывает, какова должна быть подставка и материал, на сколько градусов требуется отклонить самый длинный стебель — «шин», промежуточный — «сои» и короткий — «хикаи».

Бесконечно число композиций. И в каждой из них есть что-то от иероглифа. Цветочный иероглиф расскажет посвященному, какие чувства хотел передать автор, чему посвящен букет или даже какое конкретное понятие или символ он представляет. Композиция с хризантемой, например, старинный знак императорской фамилии. Стилизованная хризантема — традиционная императорская печать на документах, почтовых марках и барельефах... Существует и как бы толковый словарь — наивный и многозначительный, таинственный и забавный «язык цветов». Из него вы узнаете, что ветка ириса означает послание, анемон — предчувствие, ожидание, цикламен — скрытность и застенчивость, тюльпан — симпатию, гиацинт — развлечение, герань — меланхолию, лотос — жизнь долгую-долгую, скабиоза — несчастную любовь, нарцисс — конечно, самовлюбленность... Цветы разных сортов и оттенков наделены свойствами выражать разные движения души.

Безлистная сухая ветка с замшелыми растопыренными пальцами сучьев, тут же пятнами белой пены цветы жасмина в свежих зеленых листьях и неровно обожженный кувшин с рельефом на стенках и прозеленью...

В тонком синего фарфора блюдце на красной подставке танцующая ветка вишни сакуры, и на ней несколько бело-розовых цветков, сидящих настороженно, как бабочки...

В гладкой узкой вазе откинулась плоским веером мелколистая акация, и на ее зеленом фоне две головки хризантемы...

Не тратьте лишних слов для объяснений — составьте букет, и вас поймут, такое трогательное своеобразное эсперанто...

Как ни примечательно само по себе искусство икебаны, оно всего лишь часть целого — исключительно бережного и тонкого отношения к природе. Рассказывая о стране, туристы неизменно упоминают о знаменитых японских садиках перед домом — маленьких моделях мира с расчерченными граблями участками песка — пустынями, валунами, поросшими мхом — горами, корытцами с водой — океанами; об удивительном значении малого ландшафта, когда дом подстраивается под вид из его будущего окна, как костюм под пуговицу.

Истоки икебаны и одухотворения природы можно отыскать в самых начальных эпохах буддизма, только не буддизмом это все объясняется. Подобно Голландии с ее землею, буквально вручную собранной человеком, где поля тюльпанов и картофеля, стада овец и даже лесная дичь — всё это завоевания человека (которым и посвящено искусство: знаменитые натюрморты, торжествующе выставляющие дичь, цветы, хлеб и вино), Япония — островная страна, плывущая в море, как бесценный дар принимает каждый холм, поросший лесом, каждый сад и каждый букет цветов — как святой иероглиф, напоминающий всякий раз о великой Природе, часть которой и сам человек.

Икебане в Японии обучают специальные школы (окончившим выдают дипломы). Из традиционных школ одна из самых знаменитых — токийская Согецу. В противовес традиционным появились и экспериментальные школы авангардистов.

Уже не один раз приезжал в нашу страну директор школы Согецу профессор Софу Тесигахара. Он, его дочь и лучшая ученица Тасуми встречались с любителями цветов, демонстрировали свои работы. Знакомство, таким образом, состоялось. Но случилось так, — и это, пожалуй, любопытно, что, несмотря на первое, довольно внешнее знакомство с основами древнего искусства, оно сразу же вызвало энтузиазм, будто с готовностью раскручивалась пружина. Садоводы, художники и просто любители цветов, не столько приняв «правила игры» (трудно говорить о детальном знакомстве с требованиями икебаны), сколько полагаясь на свое собственное художественное чутье и вкус, принялись составлять композиции.

Использовали при этом, как и положено, вместе с цветами сухую траву, кору, пеньки, коряги, плетеные кузовки, тарелки всевозможных видов, кувшины и вазы. Фантазировали, что бы еще можно? Ведь это вид живой растительной скульптуры, живописи из настоящих цветов, меняющих окраску и тон от времени дня, освещения, соседства друг с другом. У художника в тюбиках краски, и, чтобы подобрать цвет лепестков, скажем, розы, нужно смешивать краски и расставлять мазки. К тому же цвет выписанного лепестка сам по себе ничто, он будет зависеть от тона соседней краски, от фона. А тут в ваших руках настоящая роза, ее цвет, форма, аромат и капли росы!

По-разному объясняли мне составители букетов, что руководит ими в работе. Одни рассказывали, что, приступая к аранжировке, задумывают определенный сюжет, иногда прямо-таки литературный. Так одна из выставленных композиций называлась «Образ Насти из пьесы М. Горького «На дне». Автор решил представить персонаж через равновесие цветочной конструкции, через сочетание растений сочных, живых и высушенных, бесцветных.

Очень многим хотелось бы найти сходство цветочных композиций с музыкой. Они готовы слышать аккорды цвета в раскраске лепестков, мелодии — плавные или изломанные — в линиях стеблей и листьев. Несовместимость растений по краскам и форме для них очевидна, как диссонансы в музыкальной фразе. Таково это искусство...

Вернемся теперь в тот летний день, в «День цветов». Хозяйка павильона выносит в зал очередное произведение. Две розы и ветка сосны в плоском плетеном кузовке — нечто нежное, мечтательное и простодушное.

Ее тут же плотным кольцом окружают посетители. Начинается импровизированная лекция, каких мне пришлось услышать немало. Десятки нетерпеливых вопросов:

— Сколько листьев снимать со стебля, чтобы выделить цвет?

— Как подольше сохранить растения?

— В холодильнике можно?

— С какой стороны смачивать лист, чтобы придать свежесть?

И главный:

— Нет ли такого секрета, чтобы составлять букеты и всегда получалось красиво?

«Такого» секрета нет... По крайней мере, я его не узнал.

Борис Письменный

Чем быть астероиду?

«Завидую журналисту, который через несколько десятилетий возьмет интервью у специалиста по астероидам, — сказал наш корреспондент А. Самойлов после встречи с директором Института теоретической астрономии АН СССР профессором Глебом Александровичем Чеботаревым. — К малым планетам — астероидам я, подобно многим, относился без особого интереса. Это же не Луна, Марс, Венера... Но в конце беседы передо мной словно раскрылись страницы захватывающего научно-фантастического романа. Впрочем, судите сами».

Еще недавно известный астрофизик А. Койпер сетовал, что астрономия стала почти исключительно наукой о звездах, а планеты оказались как бы на обочине. Сейчас после зондажа венерианской атмосферы, высадки на спутник нашей планеты, полета советской автоматической станции «Луна-16» положение изменилось. Но никто и ничто еще не приближалось к астероидам. Значит ли это, Глеб Александрович, что прогресс в их изучении за последнее время был несущественным? Спрашиваю вас об этом как специалиста по изучению малых небесных тел.

— Малые небесные тела изучать действительно труднее, чем планеты. Те хорошо видны в телескопы и движутся по устойчивым орбитам. До некоторых из них удалось дотянуться радиолучом. С астероидами сложней. Если не удалось установить орбиту астероида, если положение его на небе отмечено всего раз или два, то найти его затем в звездной россыпи совершенно невозможно. «Потеряно» в общей сложности около четырех тысяч малых небесных тел, так как не удалось установить их орбиту. Это в два с половиной раза больше числа астероидов, попавших в каталоги.

Но зато мы располагаем уникальными возможностями. Астрофизик, чтобы получить «кусочек» другой планеты, должен отправиться туда в экспедицию. Астероиды сами ложатся на стол исследователя — их обломки выпадают на Землю в виде метеоритов. С другой стороны, некоторые астероиды приближаются к нам намного ближе больших планет — в это время их можно успешно наблюдать и даже лоцировать.

Частные особенности нашей работы, те специфические трудности, с которыми мы сталкиваемся, пожалуй, станут ясней, если я расскажу историю недавнего открытия двух новых вращающихся вокруг Земли лун.

— Лун?

— Да, я не оговорился. Речь идет именно о лунах, которые в несколько раз больше нашего естественного спутника и движутся примерно на том же расстоянии от Земли, что и Луна.

— Чеховский герой на моем месте не преминул бы воскликнуть: «Этого не может быть!..»

— Наоборот, не быть этого не может. Еще великий Лагранж в восемнадцатом веке решил так называемую ограниченную задачу движения трех тел. Допустим, пылинка движется под действием притяжения какой-либо планеты и Солнца. Если принять все орбиты круговыми, то, оказывается, в пространстве есть точки, в которых пылинка может находиться сколь угодно долго. Это как бы «гравитационные ловушки», куда рано или поздно должны попасть все пылевые частицы и камни, попавшие в зону притяжения планеты. Им не дает оттуда вырваться равнодействие тяготеющих сил.