Шарлотта Бронте - Повести Ангрии

• Название: Повести Ангрии
• Автор: Шарлотта Бронте
• Издательство: Астрель
• Жанр: Фэнтези
• Год: 2012
• ISBN: 978-5-271-42266-9

Поначалу это была просто увлекательная литературная игра — развлечение на досуге юных отпрысков сельского священника Патрика Бронте, сочинявших захватывающие истории вымышленного королевства Ангрия.

Но очень скоро игра превратилась в настоящую одержимость — а результаты ее и теперь восхищают читателей.

Имена Шарлотты, Эмили и Энн Бронте давно вошли в золотой фонд мировой литературы — и лишь трагическая ранняя смерть помешала их брату Брэнуэллу сравняться с сестрами.

А «Повести Ангрии», написанные Шарлоттой в соавторстве с братом, давно уже признаны подлинным шедевром — причудливой сказкой для взрослых, равно интересной и для профессиональных литераторов, и для самого широкого круга читателей, и для поклонников жанра «литературных легенд»…

---

Впрочем, по дороге в Ангрию произошли кое-какие мелкие события, немало озадачившие Каролину. Во-первых, она удивилась, что всякий раз на въезде в большой город ее благородный отец приказывал форейторам выбирать самые узкие проулки, избегая улиц; на вопрос о причине такого поведения он ответил, что ангрийцы чересчур пылко его любят и, узнав герб на карете, начнут слишком шумно ликовать. Когда на исходе дня они въехали в Заморну, которую никак не могли обогнуть, поскольку она лежала прямо на их пути, мисс Каролину немало изумили странные выкрики со стороны темных личностей, одетых в бумажные колпаки и собиравшихся почему-то под фонарными столбами вдоль улиц, по которым ехала карета. Еще больше барышня опешила, когда на площади перед большой гостиницей, где ненадолго остановился экипаж, мигом собралась толпа, послышались непонятые возгласы, а в следующий миг стекло в дверце справа от Каролины разбил солидных размеров обломок кирпича; он упал ей на колени, испортив хорошенькое шелковое платье и сломав медальон с секретом, которым она очень дорожила.

Теперь у читателя, естественно, возникнет вопрос — что поделывала Каролина в эти четыре месяца? Увидела ли она свет? Были ли у нее приключения? Та же она, что прежде, или в чем-нибудь изменилась? Где обретается? Как расположен земной шар относительно ее и она — относительно земного шара? Последние четыре месяца, читатель, мисс Вернон провела в Париже. Ее отец вбил себе в голову, что это необходимо для образования молодой леди. Мысль вполне резонная, ибо где еще мисс Вернон приобрела бы то, чего он для нее желал: светский лоск и элегантность тех, кто всегда на шаг впереди моды? В атмосфере Парижа Каролина быстро переменилась. Она разобралась во многом, что прежде было для нее туманно; она училась жизни, а забывала — только фантазии. Наивные грезы были отброшены с улыбкой; отмечая разницу между житейской явью и детскими фантазиями, Каролина дивилась собственной простоте. Она мысленно сравнивала то, что видит, с тем, что прежде воображала, и делала поразительные открытия. Книги, которые читали в Париже, существенно расширили ее представления о людях. Она утратила простодушие и приобрела опыт, а вместе с ним — способность рассуждать и осмысливать. Впрочем, у нее был счастливый талант отделять теорию от опасной практики, и что-то в уме, сердце либо воображении внушало ей гадливую неприязнь к тому, что в свете считалось нормой. Люди, выросшие в уединении, не сразу опошляются обществом. Им часто кажется, что они лучше других и уронят себя, если хоть в малой степени покажут настоящие чувства и подлинную натуру случайному собеседнику на балу.

Разумеется, мисс Каролина не забыла, что в мире есть такое чувство, как любовь. Разговоры на эту тему постоянно велись среди рафинированных месье и не менее рафинированных мадам в ее окружении. Не ускользнуло от внимания мисс Вернон и то, что она сама способна внушать эту возвышенную страсть. Каролина вскоре узнала, что очень привлекательна. Ей говорили, что ее глаза прекрасны, голос — чарующ, а фигура и кожа безупречны: говорили не обинуясь, без всякой таинственности. Комплименты эти льстили мисс Вернон и заставляли ее щеки вспыхивать от удовольствия; мало-помалу она уверилась, что превосходит красотой даже самых прославленных парижанок, и почувствовала свою силу, ощутила упоительную власть, заключенную в гарантии собственной неотразимости.

Обстоятельства рождения тоже придавали ей éclat.[56] Нортенгерленд был в парижском обществе кем-то вроде короля, и сторонники отца чествовали юную Каролину как принцессу. На французский манер ее именовали восходящей путеводной звездой их фракции. Дюпены, Баррасы и Бернадотты объявили мисс Вернон новой планетой на республиканском небосводе. Они понимали, каким украшением для темной революционной клики станет столь юная и умная особа, поэтому читатель не удивится, если я скажу, что мисс Вернон приняла их чествования, прониклась их идеями и всей душой отдалась политике фракции, называвшей ее отца вождем.

Ее парижская карьера вскоре обрела характер триумфа. После того как мисс Вернон раз или два с большим пылом засвидетельствовала любовь к республике и презрение к монархии, парижские jeunes gens[57] провозгласили ее своей королевой и богиней. Каролине недоставало опыта, чтобы раскусить свое новое окружение; впрочем, она догадывалась, что некоторые из сынов молодой Франции, обступавших ее диван на балах и набивавшихся в ее театральную ложу, — откровенные mauvais sujets.[58] Они и впрямь сильно отличались от вежливых, беспрестанно скалящихся мартышек — представителей старого режима. На лицах этих молодых людей лежала печать распутства — куда более грубого и откровенного, чем в любой другой столице цивилизованной Европы. Мисс Вернон — которая была довольно свободна в своих перемещениях, поскольку отец ее почти не ограничивал, слепо доверяя уж не знаю какому сдерживающему принципу в сердце или рассудке дочери, — так вот, мисс Вернон довольно часто оказывалась в обществе этих молодых людей на концертах и вечерних приемах. Еще она свела знакомство с неким господином, который испорченностью дал бы фору худшим из jeunes gens. Он, впрочем, был не француз, а соотечественник ее отца, друг его первой юности. Я говорю о Гекторе Монморанси, эсквайре.

Каролина впервые встретилась с мистером Монморанси на вечернем приеме в особняке сэра Джона Денара, где собралась вся клика Нортенгерленда. Как обычно, мисс Вернон была окружена самыми молодыми и красивыми мужчинами в зале и, как всегда, страстно витийствовала о политике своей партии; всякий раз, повернув голову, она замечала немолодого плотного господина с очень неприятным, язвительным выражением лица, который стоял, скрестив руки на груди, и смотрел на нее пристально. Каролина услышала, как он по-французски спрашивает сэра Джона Денара, «кто, черт возьми, cette jolie petite fille a cheveux noirs?»,[59] но ответных слов не разобрала — они были произнесены шепотом. Довольно скоро кто-то облокотился на спинку ее стула. Каролина подняла глаза и увидела склонившегося над нею мистера Монморанси.

— Моя юная госпожа! — сказал он. — Я долго смотрел на вас и гадал, что же в ваших чертах так напоминает мне о прошлом. Теперь, узнав ваше имя, я вижу причину. Насколько я понимаю, вы дочь Нортенгерленда и Луизы. Хм, вы делаете им честь! Я восхищен; в вас есть что-то от Августы. Полагаю, отец тоже вами горд. Вы на верном пути; вкруг вас роятся молодые люди. Найдете ли вы в себе силы на минутку покинуть их общество, опереться на мой локоть и немного пройтись по залу?

Мистер Монморанси подал руку в манере, принятой у западных джентльменов. Мисс Вернон встала; как ни странно, он ей понравился. В его бесцеремонной галантности было что-то подкупающее. Завладев мисс Вернон, досточтимый Гектор заговорил смело и доверительно. Он еще раз упомянул многочисленность ее поклонников, сделал два-три комплимента ее красоте, попытался оценить твердость ее нравственных принципов и, скоро убедившись, что она не француженка и не прожженная кокетка, посему его намеки не достигают цели, а двусмысленности остаются не поняты, сменил тему и начал задавать вопросы об ее образовании: где она воспитывалась и как преуспевала в мире.

Мисс Вернон была сама открытость. Она с удовольствием болтала про мать и учителей, про Ангрию и Хоксклиф, но и словом не упомянула опекуна. Мистер Монморанси спросил, знает ли она герцога Заморну. Каролина ответила, что да, немного. На это мистер Монморанси предположил, что герцог иногда ей пишет. Она сказала: «Нет, никогда». Мистер Монморанси выразил удивление. При этом он так пристально вглядывался в ее лицо, словно оно молитва Господня, записанная на кружке размером с шестипенсовик, однако же ничего особенного не увидел, кроме гладкой смуглой кожи и темных глаз, устремленных на ковер. Тогда мистер Монморанси невзначай обронил, что «герцог кое в чем ведет себя очень неблаговидно». Мисс Вернон спросила, в чем именно.

— По отношению к женщинам, — грубо бросил мистер Монморанси.

— Вот как? — только и сказала Каролина.

Она испытала такое сильное потрясение, что с минуту не понимала, где находится. Это было невероятно странное, совершенно новое ощущение: слышать, как беззастенчиво обсуждают характер ее опекуна. Слова, брошенные мистером Монморанси, и то, как небрежно они были произнесены, перевернули представления Каролины о мире. Она продолжала идти по залу, но на миг совершенно позабыла, что за люди вокруг и чем они заняты.

— Вы прежде этого не слышали? — спросил мистер Монморанси после продолжительной паузы, в течение которой без слов подпевал наигрывавшей на арфе даме.

— Нет.

— И не догадывались? Разве его светлость не выглядит дерзким хлыщом?

— Нет, совсем напротив.

— Вот как? Неужто он корчит из себя святошу?