Лия Лин - Упади семь раз

• Название: Упади семь раз
• Автор: Лия Лин
• Жанр: Детектив
• Год: 2012
• ISBN: 978-5-271-36145-6

Три подруги – популярная певица Андре, известная художница Надин и многодетная мать Лия неожиданно попадают в сложную и запутанную ситуацию. На пороге мастерской художницы они находят труп мужчины, похожего на их знакомого Стаса. Ситуация ухудшается, когда убивают и самого Стаса – сына губернатора города. Убийства, предательства и подстерегающие даже во дворе собственного дома опасности меняют привычный уклад жизни подруг. Им приходится не только буквально бороться за выживание, но и разгадать причину невзгод, обрушившихся на них…

---

Лия Лин Упади семь раз

Глава первая, в которой падает один, но с именем другого

Вместо введения

В начале было Слово…

Первая строка Нового Завета

Я остервенело долбила пересохшую почву штыковой лопатой. Пот и слёзы без остановки струились по лицу. Утерев грязной ладонью разъедающую глаза солёную влагу, я сделала на миг передышку. До могилы яма ещё явно не дотягивала. Руки отчаянно жгло, но больше всего болело что-то, чему нет названия. Даже в «Большой медицинской энциклопедии». Завёрнутый в чёрный полиэтилен труп лежал рядом. Необычно жаркий июльский вечер потихоньку выплавлялся, отливался, перетекал в белую ночь. Господи, какой бы ты ни был, за что мне это? Обычной женщине, домохозяйке, матери троих детей? Никогда не нарушавшей закон.

Протянув лопату подруге, я, выкарабкиваясь из неглубокой ямы, без сил упала на пожухший от жары подлесок.

– Твоя очередь, Надь. Аньку уговаривать бесполезно. А земля пересохла капитально: долби не долби, копать трудно.

Слова вырывались с хрипом: напомнила о себе моя астма. Никогда, дала себе я слово, никогда больше я не приду в мастерскую к Надьке…

1

Тысяча мышей не заменят одного слона.

Китайская народная пословица

Моя лучшая подруга, довольно известная в России певица Аня (которую вся страна знает как Мадемуазель Андре), методично набирала номер моего же мобильного телефона. Ответ «Сори, зе мобил намба из темпорэри блокд. Плиз, кол бэк лейта…» её категорически не устраивал. Анька злилась, что не может мне дозвониться.

Она вообще не отличалась особым терпением, а тут случай вопиющей безалаберности с моей стороны. Мы клятвенно договорились встретиться сегодня вечером в мастерской Надьки, нашей общей подруги-художницы. Невский, 127, вход по стуку со двора, на первом этаже – налево. Именно в этом, в «намоленном» сердечными откровениями месте, проходили все наши бабьи посиделки. Но я не пришла ни в семь, ни в восемь (хотя находилась недалеко, в десяти минутах ходьбы). А поскольку я человек довольно пунктуальный и опаздываю не сказать что редко, но несильно, подруги встревожились. Анька искренне, Надька, знавшая, где я, – притворно.

Уж лучше бы я была с подругами! Может, и не случилась бы история, которую нам всем пришлось в итоге расхлёбывать. Но если бы люди знали будущее, они не делали бы ошибок, и бог бы, наверное, заскучал. Видимо, поэтому судьба по велению свыше подкинула нам для разгадки не меньшие хитросплетения, чем толкуются в «Книге перемен». В книге, так неожиданно открывшейся для меня в тот вечер. Тогда я ещё не знала, что впереди убийства, предательства и подставы и что мой мир изменится до такой степени. Я впервые за десять лет влюбилась. И ни о чём, кроме влюблённости, не думала и не хотела помнить. Оглядываясь назад, когда пишу об этом, я понимаю: что жизнь могла бы выбрать совершенно другое русло. Хотя предложи мне сейчас что-то изменить в прошлом, я бы не согласилась. Ведь вместе с горечью, изменами и убийствами ко мне в гости прокралось большущее счастье. «Самые лучшие события входят в нашу жизнь под маской неудач» – эта фраза выручала меня в сложные минуты. Когда я падала, когда не было сил подняться.

Иногда мне кажется: всё плохое, что происходит в нашей жизни, – жертва. Цена за то хорошее, что будет. И это «будет», как ни странно, началось именно тогда, когда я «продинамила» подруг в лучшем стиле Ани. Она, кстати, особенно выказывала беспокойство в виде всяких нехороших слов в мой адрес. Настоящая подруга – что с неё взять.

С немецкой педантичностью (это у неё в крови от бабушки) и настойчивостью дятла-шизофреника (а это уже из-за шоу-бизнеса) Анька неустанно долбила мой номер.

– Не, Надин, ну представь, опять у Лейки телефон заблокирован. Вот сама послушай, набираю: «…зе мобал намба из темпорэри блокд, плиз кол бэк лейта. Абонент временно недоступен. Пожалуйста…» Уже час как «блокд», когда же это темпорэри закончится… – от противно-скрипучего голоса Аньки холсты в мастерской моей второй лучшей подруги – художницы съёживались на подрамниках.

Если бы я была там, то непременно сказала бы подругам, что в английском у девушки на записи жуткий акцент. Но я-то была совершенно в другом месте. И мой мобильный уже был коварно отключён. Анька продолжала злиться на повторяющееся «Плиз, кол бэк лейта».

– Андре, ищи плюсы! – гаркнула на неё Надя.

Аня вздрогнула. Она терпеть не могла своего «официально-мужского» имени по паспорту.

– «Кол бэк лейта» – чем не лейтмотив для припева? Просто песня получается: «Ты – саксофон, я – флейта… А кол бэк лейта…» – фальшиво затянула Надежда.

Кот Мышь при первых же извлечённых хозяйкой нотах пулей выскочил в коридор. Мышь прекрасно знал, чем грозят подобные адские звуки лично ему. Раком ушей – не меньше.

Надька настолько же любила петь, насколько не умела.

– Надин, ты жить ещё хочешь? – Анька угрожающе посмотрела на тщедушную Надьку. – Картинки свои малевать в редких перерывах между сексом? Какая я тебе Андре, Лятрекша?

Почему Аня так ненавидела французского живописца Тулуз-Лотрека, не могла уяснить для себя даже Надежда, хотя долго пыталась. Надька не имела ничего личного против графа-живописца Анри Мари Раймона. Но, согласитесь, обидно, когда вам тыкают всяческими «треками».

– А какая я тебе Надин, блин! – голос Надьки истерически набирал децибелы. – И вообще: «недотрахит» – болезнь страшная. Завидовать надо молча, подруга. – Надька вдруг перешла на угрожающий речитатив: – А ещё раз о моих «картинах» заикнёшься, забудь про грим на своих псевдопрезентациях. Боевую штукатурку будешь накладывать перед зеркалом вслепую, Андре!

– Вот Лейка бы тебе сейчас дала про… петься, Лятрекша! – вдруг совершенно нелогично, но с огромным удовольствием процедила Аня. – Попробую её ещё раз набрать.

К сожалению, я не могла в ту минуту выступить изолирующим буфером для подруг, и их перебранка грозила скатиться к «честной» (наконец-то) критике места каждой из них в современном искусстве. Вернее, к причинам отсутствия таковых мест.

Надин вдохнула маленькой боевой грудью. Кот Мышь тихо проскользнул назад и забился в угол мастерской. Перепалка двух экспрессивных див от современного искусства, моих любимых подруг, то затухала, то разгоралась заново.

Я много раз спрашивала себя: что удерживает нас вместе? Слегка известную художницу, популярную пару лет назад певицу и меня, женщину средних лет, ничем не отличившуюся, кроме многодетности.

Наверное, Надька с Анькой не смогли бы внятно ответить на этот вопрос. Вернее, их версии различались бы, как день и ночь. Андре и Надин вечно ссорятся, ругаются и сразу мирятся. Стоит худенькой Надьке сказать «мяу», мерлинмонронистая Анька тут же гавкает. Трёхэтажный мат художницы с переменным успехом парируется лениво-гламурным арго певицы.

Похоже, что общее у нас только одно: нам всем трём не повезло с именами. Надьку ведь на самом деле зовут именно Надин. А Аню её отец-турок назвал французским мужским именем Андре. Про себя я ещё не говорила. Так вот меня зовут Лия. Но подруги очень быстро превратили Лию в Лейку. Поняв, что сопротивление бесполезно, я стала откликаться на название садового инвентаря. Спорить с моими подругами – себе дороже. Затем с их недоброй руки (вернее, языков) так меня стали звать все вокруг. Даже бывшие свекрови.

2

Что в имени тебе моём?..

Что в нём? Забытое давно…

А. С. Пушкин

Я, конечно, совершенно не виновата, что мои родители выбрали мне имя Лия. Как у актрисы Ахеджаковой, которую я, кстати, очень люблю. В отличие от меня Ахеджакова – потрясающая женщина. Я же самая обычная, если можно назвать обычным ребёнка офранцузившегося китайца.

Обрывки семейных преданий добрались до меня в исковерканном виде. Но кое-что я всё-таки считаю достоверным. Например, вот эту историю, рассказанную мне матерью.

Мать моего отца, моя китайская бабка, выпускница филологического факультета Пекинского университета, Ли Юли была девушкой из бедной семьи, где семеро братьев и восемь сестёр делили одну чашку риса на ужин. Едва закончив учёбу, бабка Ли безоговорочно встала в ряды красных партизан, сначала сражавшихся против японских оккупантов, а затем повернувших оружие против войск гоминьдана.

Проведя двенадцать лет в революционных отрядах, в 1949 году моя боевая прародительница вместе с войсками китайской Красной армии вступила в Пекин. Здесь для Ли Юли открывались новые горизонты.

Но – всегда бывает «но». Случайно моя бабка познакомилась с симпатичным французским атташе. Без памяти влюбившись в узкоглазую Ли, атташе украл её у революции и увёз в Париж. Правда, партизанка и там не смогла изменить коммунистическим убеждениям и, брюхатая моим отцом, бегала на демонстрации и внимала пламенным речам Мориса Тореза. В результате замуж за дипломата моя бабка так и не вышла, объяснив это тем, что подобный шаг совершит лишь тогда, когда коммунизм охватит весь мир.