Юрий Пшонкин - Пленник волчьей стаи

• Название: Пленник волчьей стаи
• Автор: Юрий Пшонкин
• Издательство: Золотая аллея
• Жанр: Прочие приключения
• Год: 1996
• ISBN: 5-7111-0079-3

Роман Юрия Пшопкина «Пленник волчьей стаи», безусловно, заслуживает внимания читающей публики. Ведь в романе есть все, что так любит современ­ный читатель: захватывающий сюжет, экзотический антураж, вечно неожиданное столкновение человека со зверем — здесь на уровне интеллекта.

Русским Джеком Лондоном хочется назвать автора этой книги, которая до­стойным образом пополнит мировую сокровищницу приключенческой литературы.

---

Косяк убегал все дальше и дальше, а поникший Ату­вье, усевшись на камень, все смотрел и смотрел ему вслед. Но тут его словно кто-то подбросил. «Почему я сижу? Вон надвигается темная туча. Будет пурга. Да-да, сейчас начнется пурга, а за косяком не гонятся ни соба­ки, ни люди. Ой-е, даже если за оленями и идут пастухи, то они скоро потеряют их след. Снег укроет следы. А я? Я побегу по свежему следу и не потеряю косяк. Не потеряю. Ой-е, добрые духи помогли мне — я отобью де­сяток важенок и пригоню их в яяну! Домашние важенки без сохжоя не разбегутся, я сумею пригнать их домой».

— Добрые духи, помогите мне, и я принесу вам в дар одну важенку! — крикнул он и начал торопливо спускать­ся вниз. «Скорее, скорее! Темная туча скоро догонит меня».

Охваченный азартом, Атувье побежал по следам оле­ней. Они уже миновали долину и скрылись в распадке двух высоких сопок. Ему стало жарко, он смахнул за спину малахай. Пот застилал глаза, но он бежал и бежал.

Туча догнала его, когда он уже видел косяк. Белые смерчи сразу пустились в веселую жуткую пляску, и Атувье вскоре потерял из виду оленей. Но оставались следы, и он, замедлив погоню, шел и шел по вспоротому копытами снегу. Ему нельзя было отставать. Сохжой — не домашний бык, и этот косяк — не тот косяк, что отбивается от главного ядра стада, которое стерегут люди. Сохжой — вольный олень, он отбил самок и теперь стре­мится подальше увести их от людей и собак. Дикарь знает, что люди и собаки не захотят уступить ему важе­нок. Они побегут за ним, за его добычей. Да, сохжой — умный олень. Он будет уводить косяк, пока важенки смо­гут бежать. Потом он даст им передышку, чтобы оленухи наелись, и потом снова поведет их туда, где почувствует себя в безопасности. Атувье знал повадки дикарей. Хо­рошо знал и потому старался далеко не отпускать косяк. Подгоняла его и пурга, которая по-шамански завывала, ухала, металась по распадкам, на вершинах сопок, как бешеная белая волчица. И падал, падал на землю белый- белый снег.

Неожиданно на пути Атувье возник белый сугроб без единого следа оленей. Он опешил. Где олени? Где их следы? В этом месте ветер уже нашел длинную прямую дорогу в сопках и потому постарался напакостить чело­веку. Немного успокоившись, Атувье пошел на ветер и вскоре на склоне невысокой сопки увидел следы. Он дога­дался, что сохжой, чтобы не растерять важенок, решил переждать пургу в тихом месте. А тихое место он может найти где-нибудь на склоне, в узком распадке. Подняв­шись на гребень увала, Атувье догадался, что косяк где- то рядом. Может, там, в низине? Он начал осторожно спускаться с гребня и чуть не наткнулся на белого од­норогого оленя. Тот разгребал копытом снег. Разгребал не очень упрямо — снега было еще совсем мало. Унюхав человека через белую суетящуюся пелену, олень шарах­нулся в сторону и... пропал, словно растаял в мельте­шащих снежинках. Атувье затаил дыхание, открыл рот, чтобы слух обострился. Ой-е, рядом, совсем недалеко, бродят олешки — он уловил такой знакомый стук рогов. Олени часто задевают друг друга рогами. Любят кучно держаться. Особенно в такую погоду. И еще если их кто напугает, насторожит. Что делать? Охотиться в пургу нельзя,— можно упасть с обрыва. Да и какая охота в пур­гу. К тому же можно наткнуться на сохжоя. А если он убежит, то и важенки разбредутся. Приметив куст кед­рача, Атувье наломал веток для «постели», вынул из сум­ки кусок вяленого мяса и начал неторопливо есть. О костре нечего было и думать. Атувье втянулся в свою изношенную, латаную кухлянку и сразу уснул. Пурга начала укрывать его снегом.

Проснулся на рассвете. Выбравшись из-под снега, Атувье протер глаза, встряхнулся и посмотрел туда, где должны были пастись олени. Оленей не было. Остатки сна упорхнули из него, словно испуганные медведем куропатки. Атувье подался вперед, стараясь сквозь снеж­ную плещущую пелену разглядеть хотя бы одного оленя. Оленей не было видно. Атувье бросился в низинку. О счастье! Олени совсем недавно покинули долинку. Их следы еще не успело занести.

Атувье не сразу бросился в погоню. Сын Ивигина был настоящий чаучу, а ноги чаучу никогда не опережают голову. Он быстро развел костерок, набил железную кружку снегом, поставил ее на огонь. Съев последний кусок вяленого мяса, он вместе с заваркой бросил в кружку щепотку мелко изрезанного целебного корня. Чай и мясо придали ему силы, и он быстро побежал по следам ушедшего косяка. Он догонит оленей и обяза­тельно отобьет десяток важенок и пригонит их в яяну. Пригонит. О, хорошая жизнь тогда настанет. Очень хоро­шая. Если у чаучу есть олени, он живет спокойно.

Атувье бежал все дальше и дальше, забыв в азарте, что он не птица, которая может взлететь высоко-высоко и с высоты оглядеть горы и реки. Азарт — плохой про­водник, ибо Атувье все больше удалялся от сопки — мет­ки с «расколотой» вершиной. Он думал только об од­ном — как бы не потерять след оленей. О, хитрый сохжой! Дикарь не давал передышки важенкам, многие из которых уже несли в себе будущих ягнят. Но сохжой не думал об этом. Он, которому не хватило оленух в своем вольном стаде, был сейчас счастлив и горд. Наступит пора любви, и он исполнит то, что велит ему природа,— продолжит род вольных и сильных оленей, украшение этой красивой, суровой земли. А пока самец-дикарь гнал оленух и белого однорогого быка-кастрата подальше от тревожного пастбища. Дикарь почуял запах человека еще ночью, когда обходил кормящихся оленух. Запах шел откуда-то из-под снега, но он все же поймал его. Тревога поселилась в сердце осторожного сохжоя, и едва сквозь мельтешащие снежинки просочился робкий свет, он погнал косяк от опасного места. И вовремя, ибо вскоре его чуткие ноздри поймали слабый запах дыма и другие запахи, которые живут вместе с главным врагом- человеком. (Низовой ветер дул как раз в сторону ухо­дившего косяка, когда Атувье развел костер.) Даже волк, даже росомаха не смогли бы поймать этот запах в снего­пад, но олень-дикарь поймал. У северных оленей чуткие ноздри.

Однако вскоре ветер подул навстречу оленям, и пред­водитель немного успокоился. К тому же надо было под­крепиться ягелем — бег отобрал много сил.

Не приближаясь к стаду, решил передохнуть и Атувье. И поесть тоже. Он раскрыл сумку. Ой-е, совсем мало осталось еды — всего две юколы! Он съел бы их сра­зу, но сейчас нельзя. Еще неизвестно, сколько будет идти снег и сколько еще будут уходить от погони олени.

А снег падал и падал, оленей не было видно даже на три длины чаута, но Атувье знал, что они рядом. Он слы­шал их хорканье. Однако близко не подходил. Зачем?Даже если он и убьет одного оленя и снимет с него шку­ру, то идти назад все равно не может. Его следы и следы оленей уже замело. Куда он пойдет? Надо будет подни­маться на какую-нибудь сопку, чтобы увидеть метку — «расколотую» сопку. Только зачем подниматься, если об­лака нависли совсем низко, того и гляди зацепятся за малахай. Да и не нужна ему сейчас одна шкура. Стоило ли из-за одного оленя столько бежать. Из-за одной шку­ры. Нет, он дождется, когда сохжой успокоится, привык­нет к человеку. Тогда он, Атувье, отнимет у дикаря часть его добычи. Надо поскорей это сделать, пока оленухи не одичали; домашние олени, если отобьются от главного стада, быстро привыкают к вольной жизни и становятся такими же осторожными, пугливыми, как их свободные братья... Ему вдруг захотелось горячего чая.

Развести огонь на снегу, в пургу, на морозе, когда птицы умирают на лету, пастуху дело легкое, привычное. Вскоре из кедрача навстречу снежинкам поднялся стол­бик дыма. Съев юколу и запив ее горячим чаем, Атувье раздвинул упругие ветки куста кедрача, лег под душис­тый «полог» и... заснул.

Ему приснился тревожный сон. Он стоит недалеко от яранги, на том месте, где обычно стояла та матуха, мед­вежонка которой он вытащил из каменной ямы. У яран­ги — Тынаку. На одной руке у нее сидит веселый, круг­лый, как полная луна, Тавтык, а другой рукой жена ма­нит к себе. «Ну да, я уже много дней и ночей не был в яяне, вот жена и зовет меня»,— размышлял он во сне, но почему-то никак не мог подойти к яранге: к ногам ему будто привязали тяжелые камни...

Спал недолго. Когда открыл глаза, увидел, что скоро ночь наступит. Он поднялся, замахал руками, чтобы разо­гнать кровь, прислушался. Ни единого звука не поймали его уши. Тревожная догадка встряхнула его. Атувье перекинул через плечо сумку, взял лук и колчан со стре­лами и поспешил в ту сторону, где паслись олени. Вот чуть видимые комья снега, но оленей нет! Не слышно их хорканья, перестука рогов. Смахнув ладонью налипшие на лицо, на глаза снежинки, он остановился. Может, олени улеглись? Они ведь тоже здорово устали. Домаш­ние олени слабее диких. Но почему они все же ушли с места кормления? Атувье разгреб снег. Да, место хоро­шее, ягель нетронутый, густой.