Виктор Некрасов - По обе стороны океана (сборник)

• Название: По обе стороны океана (сборник)
• Автор: Виктор Некрасов
• Издательство: Художественная литература
• Жанр: Современная проза
• Год: 1991
• ISBN: 5-280-01854-6

В книгу известного русского писателя, участника Великой Отечественной войны Виктора Платоновича Некрасова (1911–1987) вошли произведения, написанные на Родине («По обе стороны океана») и в годы вынужденной эмиграции («Записки зеваки», «Саперлипопет…»).

---

«Пиши — не забывай!» Спасибо, Лева! Закончил[94], выправил и несу Витьке печатать.

Целую. Вика.

21.1.87

Вика, родной, все сразу набросилось здесь на нас, свои и чужие горести, неприятности (и немного радостей). Как бы там ни было, но идиллия в Бад Мюнетерайфеле отошла в область дорогих сердцу преданий.

Самое большое спасибо — из твоих даров — за твою фотографию Коктебеля… И за сегодня полученную фотографию Леры[95] очень и очень… Лев разговаривал с Рене Беллем, в принципе он не против издания под одной обложкой двух книг: «Где ты был, Адам?» и словно в ответ: «В окопах Сталинграда». И чтобы ты написал новое послесловие.

…Мы оба просто счастливы, что нам удалось на самом деле побыть вместе с тобой наедине…

26.1.87

Позабыт, позаброшен…

Ну, что поделаешь? А я помню и даже читаю. На смену «Монтекристо» пришли «Двери»[96]. И представь себе, Раечка, взял в боковой карман для метро (благо маленькая), потом зашел в свое кафе и… дочитал до конца. В моей биографии это невиданно.

Раз так — значит, не зря писала. А когда прочел про 60 писем от немцев — просто обалдел. Я за всю жизнь столько читательских писем не имел… А я-то думал, что это только нас интересует.

Конечно, это не литература высшего класса, а треп (свои «Взгляд и нечто»[97] я, кстати, тоже считаю трепом, не видя в этом ничего худого). И треп интересный, застольный, кухонный. А ты же знаешь, что я вовсе не осуждаю. Это наше коренное. И треп этот оказался моим.

И представь себе, что я это предпочитаю стилистическому блеску «Дара»… Ей-Богу!

Твоя первая — «Воспоминания», конечно, больше хватает за душу, но там и жизнь, и события поважнее. Короче — приветствую и поздравляю.

Все остальное в нашей жизни — более-менее — тягомотина. Радио, редкие встречи с редкими друзьями. Иногда — с неожиданными. Например, с Виктором Конецким[98]. А недавно — с Володей Войновичем[99]…

Витя, в общем-то, парень приличный, не серун, но почему-то после двух кафе третьего не захотелось. О Горбачеве говорит, что все они боятся одного — что убьют или уберут. Так-то.

А Лену Ржевскую[100] читаю с наслаждением. Прелесть!

Целую В.

15.3.87

Дорогие Лева и Рая!

А в общем-то, вовсе не дорогие. Разлюбил я вас. Встречались с Булатом, с Любимовым и хоть бы позвонили, хоть бы три строчки написали. Очень вы не хорошие.

Тем не менее возвращаю вам Лену Ржевскую. Очень и очень! Сделал о ней передачу, опубликовал в «Н(овом) р(усском) с(лове)». Хочу ей с оказией переслать…

Трубецкая звонила, обещала переслать Раину вещь. Жду. Засим обнимаю, хоть и ничтожества…

Вика.

20.3.87

Дорогая Рая!

И все же я — подвижник и хороший парень. Прочел твою руко-сь[101]. Начну с того, что я вообще не люблю критических разборов. Будь то Белинский или кто-нибудь другой. А с тобой случилось так, что выбранные тобой писатели не из тех, которых я могу читать и перечитывать.

Даже у Распутина, которого я чту и уважаю, я читал только «Живи и помни» и «Уроки французского». «Матеру» я сначала увидел, а потом прочел. И не могу сказать, что понравилось. В обоих случаях дико скучно, а в литературном варианте многословно. А вот «Живи и помни» в свое время так потрясло, что боялся взяться за следующее.

Ю. Трифонова я люблю и не люблю. Где-то меня утомляет неустроенность описываемых им жизней. Отдаю должное, но не перечитываю.

Искандера когда-то любил. Последние его вещи показались более чем слабыми.

А. Битов — вообще не мой, «Пушкинский дом» не осилил. Вина эта, думаю, не его, а моя.

Маканина же просто ни одной строчки не читал.

Так что критическая — основная часть прошла мимо меня. А все остальное — то, что мы с тобой называем «трепом», как всегда, интересно. Взгляды и отношение ко всему и манера изложения у нас схожи. Хотя любимые писатели разные. Разве что с «Войной и миром» совпадаем. А так люблю перечитывать Чехова, Генри! Из нынешних — Шукшина и С. Довлатова[102].

Но так или иначе это детали моей биографии, а не писателей. Диккенса вот не люблю, а он писатель, по-видимому, все-таки великий.

Вот так-то, Раечка, как говорится, не взыщи.

Целую вас обоих, несмотря ни на что.

Ваш Вики.

Это его письмо оказалось последним.

28.3.87

Вика, родной, о себе не могу сказать какая я внимательная![103] Во всяком случае — настоящего письма в ответ на твое — написать еще не могу. Боли у Левы[104] не прекращаются…

Когда будет возможность, перешлем текст твоей передачи Лидии Корнеевне[105], но позволь пока сделать два замечания: «Софья Петровна» — это не «старое», а единственно правильное название. «Опустелый дом» — ахматовская строка была как название дана парижскими издателями — кем — мы и не знаем, в 1965 году. Тогда еще не было никаких связей. Л. К. очень гневается, когда ее книгу называют «Опустелый дом»…

Главное, что в те годы соединяло ее с Ахматовой (кроме стихов!), — они вместе стояли в тюремных очередях. Или — Л.К. вместо А.А. В эвакуации же и произошел разрыв… Потому упомяни эти очереди, а не эвакуацию. Остальное нам близко и дорого.

Спасибо за то, что прочитал мою рукопись («Письма из Кельна о книгах из Москвы»), а вкусы у нас разные, и Бог с ними!..

Вспоминаю наши с тобой разговоры и твое пребывание, как нечто такое далекое и прекрасное…

20.5.87.

Бад Мюнстерайфель.

Еще в машине по дороге сюда думала: «Приеду и сразу напишу Вике, что едем в тот самый дом, сядем за тот самый стол, пойдем в то самое кафе, — где мы были вместе». И ждала, чтобы хоть чуть лучше стало настроение — передавать тоску дальше неохота. Вижу — не дождусь…

Читаю Леве вслух Бунина, — мы оба «Деревню» и рассказы того времени помнили плохо. Сейчас радуемся поразительному его таланту (уж и не знаю, как с твоей нелюбовью к стилистам, он-то безусловно стилист) и думаем о том, сколько лжи во всех этих новомодных рассуждениях про лад старой деревни. Уж такой разлад — временами трудно продолжать читать…

А «Смиренное кладбище»[106] ты читал? А «Ночевала тучка золотая»?[107] Сейчас можно захлебнуться — столько надо и хочется прочитать из своего… невозможно все, надо еще и работать. Но и страх: а вдруг завтра все кончится?

Твоя Р.

Это письмо оказалось моим последним.

В Бад Мюнетерайфеле Вика все время кашлял. Мы думали — хронический бронхит старого курильщика. В июне узнали, что он — в больнице: диагноз — рак легких. Ужас сменялся надеждой. Решили — наступило улучшение. Едем в Париж — побыть несколько дней с Викой.

По телефону сказал: «Встретить (так бывало обычно) не могу» — поручил своей приятельнице.

Из дневника Р. О.

30.7.87

Вика мрачно подтянут. Первое впечатление — не так уж изменился января. Может быть и потому, что в белой рубашке. Сидим в кафе «Конкорд», на углу бульвара Сен-Жермен.

Раньше сидели в кафе «Эскуриал», потом он сменил место встречи с друзьями на кафе «Монпарнас», а сейчас — «Конкорд». Согласие-Планов не строит. «Ехать расхотелось. Что я увижу? Очереди?..» Рассказывает, что получил письмо из Киева от друга-алкаша: после того как с огромным трудом раздобыли — первого мая! — поллитра, произнесли тост: «Выпьем за небанального генсека!»

Только увиделись, условились: «О болезнях не будем». Так он и не узнал о подозрениях у меня…[108] Было напряженно, между фразами — долгие паузы. Так — впервые.

Говорим о новых публикациях. Роман В. Войновича «Москва. 2042»[109] не понравился. О «приставкинской «Тучке» нельзя говорить в категориях «нравится — не нравится», это трагическая вещь…». С Конецким много пил…

В Париж приехал Павел Лунгин, сын друзей, «не виделись тринадцать лет, но словно вчера расстались…».

Из дневника Л. К.

31.7.87

Вчера ходили в новый музей на Ке д'Орсе, Вика с нами не пошел, ругается. Ему там все не нравится… Не пошел и в больницу к Игорю…[110] Вика словно бы стал меньше ростом, очень похудел, погрустнел, потемнел. Тоска в глазах и в линии рта. Он пил только пиво. Сумрачен.

Тщетно ждали Вику до 8-ми, не дождались, пошли вдвоем на Монмартр.

Из дневника Р. О.

Вечером сказала Л.: «Не кажется ли тебе, что Вика не хочет нас видеть, избегает? Что это может значить?»

Л.: «Нет, не то. Он не хочет, чтобы мы его видели таким. Он хочет, чтобы друзья его помнили мушкетером — таким, каким он был всегда».

1.8.87

Опять в «Конкорде». Вика с двумя молодыми москвичами. Общий разговор. Они рассказывают литературные и киношные новости, говорят о новом молодежном сленге. Вика мрачно слушает, сам почти не говорит.