Марк Олден - Демон

• Название: Демон
• Автор: Марк Олден
• Жанр: Триллер

---

Подняв молоток над головой, Уоррен с силой обрушил его на панцирь, потом еще и еще, бил лапчатым концом молотка, пока черепаха не превратилась в какую-то изломанную массу. Закончив, Уоррен еще с минуту оставался на корточках, шумно дыша через открытый рот, думая о том, что теперь он отрезал себя от родителей и жизни в Хартфорде, разрушил все, что ему принадлежало, ничто уже не соединяет его с этим домом и живущими в нем людьми.

Он выронил окровавленный молоток, подхватил бумажный мешок и выбежал из двора, отставив ворота открытыми. Друг сказал ему ничего не приносить, ни одежду, ни деньги. Путешествие, предупредил он, будет долгим, и чем меньше ему придется нести, тем лучше. А обо всех его потребностях позаботятся.

В бумажном мешке, однако же, лежала та единственная вещь, которую Уоррен просто не мог оставить. Подарок друга, которого ненавидели его родители. Чугунная механическая копилка «Санта Клаус», всего шесть дюймов в высоту — эта игрушка никогда ему не надоедала. Копилка была в виде толстого Санты с новогодним мешком, одна рука поднята над камином, который и есть копилка. Опускаешь монету в руку Санты, смотришь, как рука опускается и монета летит в камин. Полезная вещь, сказала его мать, учит бережливости. Тогда она еще не знала, кто подарил копилку ее сыну. Потом она смотрела на копилку с брезгливостью, и Уоррену пришлось спрятать подарок — вдруг выкинет.

Никто не видел, как он уходит. Дом его родителей, на окраине Хартфорда, стоял одиноко в центре пустыря вблизи Нук Фарм, писательской общины девятнадцатого века — сюда любили ездить туристы, потому что в этом месте были когда-то дома и Марка Твена, и Гарриет Бичер Стоу. Уоррен бежал на восток по грунтовой дороге, к машине, стоявшей в сотне ярдов под липами. У машины, голубого «Понтиака» работал вхолостую двигатель, выхлопные газы бледной струей устремлялись в ночь. Когда Уоррен приблизился, открылась задняя дверца. Он вскочил на подножку и нырнул головой на заднее сиденье. Задыхаясь, он обеими руками захлопнул за собой дверцу.

Рядом сидел стройный красивый японец в серой шляпе и черном пальто, воротник оторочен соболем. Одна рука в перчатке из оленьей кожи держала слоновой кости мундштук с сигаретой, другая покоилась на рукоятке трости: голова обезьяны. Его маленькие темные глаза сразу охватили все подробности в облике Уоррена, ничего не упуская. Тут же японец проявил себя человеком, который, приняв решение, действует немедленно. Без единого слова он выхватил у мальчика бумажный мешок, опустил окно и вышвырнул мешок на дорогу.

Наклонившись к Уоррену, он поцеловал его и сказал:

— Уоррен-тян, научись повиноваться, ты должен делать в точности, как я велел. Выполняй мои инструкции до последней детали. Всегда. Ты понимаешь?

— Да, Гэннаи-сан, я понимаю.

Ясуда Гэннаи сказал что-то водителю по-японски, и «Понтиак» медленно поехал по грунтовой дороге к Фармингтон-авеню. На почти пустой улице он набрал скорость, миновал табачную ферму, фабрику стрелкового оружия, а один раз Уоррен увидел пару лис впереди машины, их глаза засветились изумрудным в лучах фар, потом лисы скрылись в темноте.

Минут через пятнадцать машина достигла центра пустынного Хартфорда и свернула по Асилум-стрит на Хартфорд-плаза, где мерцали тысячи фестивальных огней. Прекрасное зрелище. И знакомое. Уоррена даже оставила уверенность, что он хочет уехать, но мальчик взглянул на Ясуду, и ему стало лучше. Намного лучше. Машина проехала Хартфорд, свернула на дорогу № 91 и направилась к северу по берегу реки Коннектикут. Начался путь Уоррена Ганиса в Японию.

Ясуде Гэннаи было сорок с небольшим лет — сухощавый привлекательный мужчина с ироничной улыбкой. Сын богатого промышленника, он был членом дипломатического корпуса, приписанным к посольству в Вашингтоне. Отец Уоррена, издатель небольшой сети газет, познакомил его с Гэннаи, которого интервьюировал для серии статей об экспансии Японии в Азии.

Стивен Ганис, высокий мужчина с квадратной челюстью, всегда растрепанными волосами и прямыми грубоватыми манерами, жил в Китае с родителями миссионерами и сохранил любовь к этой стране. Он считал, что Япония преступно ведет себя по отношению к Китаю, а кроме того, что ей грозит столкновение с Америкой. Мнение это высказывалось в газетах Ганиса и письмах, посылавшихся в японское посольство. Наконец семью Ганиса пригласили в посольство на ленч, дабы у японцев была возможность рассеять то, что они считали заблуждениями, вредными для имиджа Японии в Америке.

На ленче Уоррен неотрывно наблюдал за спором между отцом и Ясудой Гэннаи, втайне довольный, что отец, чего раньше не бывало, не может легко справиться с противником. Стивен Ганис был груб, прямолинеен, порой бестактен. Ясуда Гэннаи — вежлив, умен и загадочен. Именно так. Загадочен. Уоррена он покорил.

— Япония несет Новый Порядок в Китай и всю Азию, — уверенно проговорил Гэннаи. — Мы предлагаем азиатам то, что вы, люди Запада, дать им не можете: возможность снова жить по канонам восточной цивилизации. В Новом Порядке, мистер Ганис, идеям европейцев и американцев нет места.

— Япония пытается создать империю, вот и все, — возразил Стивен Ганис. — Вам нужно сырье для промышленности, нужны рынки для готовой продукции, и чтобы получить все это, вы используете свои армии. Такова схема ситуации. Слышал я о вашей «Великой Сфере Совместного Процветания Восточной Азии», как вы ее называете. Одна большая счастливая семья, Китай, Япония и Юго-Восточная Азия, под японским флагом. Но не секрет, что где бы ни появились ваши войска, они издеваются над мирным населением, грабят, насилуют…

Гэннаи покачал головой.

— Боюсь, вас неправильно информировали, мистер Ганис. Мы приносим освобождение азиатам. Правосудие и новые представления о существовании, свободные от всяких пут и ограничений. Мы не империалисты, которыми вы нас изображаете. Истинные империалисты как раз вы, на Западе. Вы, британцы, французы, голландцы, кто выкроил себе колонии в Азии и выдавливал из них деньги, используя принудительный труд.

— О, но сейчас, когда Англия, Франция и Голландия полностью поглощены войной с Германией, их колонии, скажем так, свободны и могут быть заняты Японией. Что вы и делаете, мистер Гэннаи.

— А как же ваши американские бизнесмены и миссионеры, которые обогатились в Китае, на Гавайях, Филиппинах. Что вы скажете о своей стране, которая по истечении тридцатилетнего коммерческого договора с Японией объявила эмбарго на продажу нам железа, бензина и нефти? Ваша страна нанесла Японии неизмеримый ущерб, мистер Ганис, и мы этого не забудем. Вы ударили нас в период кризиса, и японский народ надолго сохранит эту память.

— Америка не подбивала Японию на войну с Китаем, — сухо проговорил Стивен Ганис. — Если в вашей стране какой-то кризис, сэр, то вы сами в нем виноваты. Эмбарго — это всего лишь реакция на вопиющие нарушения международного закона и правил приличия со стороны Японии.

— А прилично ли, мистер Ганис, замораживать все банковские счета Японии, как это сделали в вашей стране? Прилично ли не допускать нас к сырью и рынкам сбыта в Азии — это ведь, в конце концов, наш задний двор, а не ваш? Будь вы по-настоящему честным человеком, то увидели бы сами, что Япония зависит от вашей милости, пока вы стоите у нас на пороге. Это нестерпимое положение.

Стивен Ганис начал барабанить по столу длинными пальцами.

— У вас на пороге — вы имеете в виду, вероятно, наши тихоокеанские территории. Гавайи, Филиппины, Гуам.

— Китай, — тихо добавил Гэннаи.

— Вы говорите о войне, — подчеркнул Стивен Ганис. — Войне с Америкой.

Уоррен был умный мальчик, любил читать, оценки в школе хорошие получал — он многое понял из того, что говорилось за столом. По его мнению, м-р Гэннаи был во многом прав: к Японии придираются, потому что она хочет быть боссом в своих местах. Но, с другой стороны, Стивен Ганис был человек неуступчивый и упрямый — почти всегда. Он не жалел для Уоррена ремня, а привычку эту усвоил у своего отца, миссионера. Дед считал, что битие детей спасает им души, вот и принимался за Уоррена всякий раз, когда ему казалось, будто дьявол овладевает его душой. Он смачивал ремень густым сиропом и бил мальчика по ладоням — получалось очень больно — заставлял его считать удары вслух. Стоило Уоррену попасться на бранном слове или не встать, когда в комнату вошли старшие — и все, ремень. Отец и мать Уоррена с этим соглашались, что Уоррен считал неправильным.

Ясуда Гэннаи был как раз таким отцом, какого желал бы себе Уоррен. Японец, блестящий человек с мягкой изящной речью, от которого всегда пахло дорогим лосьоном после бритья, был дружелюбен с Уорреном и никогда не повышал голос, как его отец или благочестивый дед. Трудно было поверить, что Япония хочет войны с Америкой, к тому же Ясуда Гэннаи утверждал, что она стремится лишь к дружбе. Вот эту идею, о дружбе с Америкой, Гэннаи хотел распространить в газетах, которые занимают столь большое место в американской жизни.