Вокруг Света - Журнал «Вокруг Света» №02 за 1990 год

• Название: Журнал «Вокруг Света» №02 за 1990 год
• Автор: Вокруг Света
• Жанр: Периодические издания

---

Наконец Беньевский сообщил, что король принял его проект, но с небольшим изменением — остров Формозу он заменил на остров Мадагаскар — это поближе! — поэтому теперь готовьтесь все стать волонтерами французской армии и отправиться к берегам Африки завоевывать для французской короны новые свободные земли. Мнения русских разделились. Одни отказывались служить, другие соглашались — куда, дескать, теперь деваться, не в Россию же возвращаться, чтобы снова тебя отправили в Сибирь или на Камчатку. Хрущев и Кузнецов, адъютант Беньевского, при поступлении на службу получили соответственно чин капитана и поручика французской армии. С ними записались еще двенадцать человек, а остальные пошли пешком из Порт-Луи в Париж — 550 верст — к русскому резиденту во французской столице Н. К. Хотинскому с ходатайством о возвращении на родину.

27 марта 1773 года вышли они из Порт-Луи, а 15 апреля прибыли в Париж и в тот же день явились к резиденту. Николай Константинович принял их радушно, определил на квартиру, выделил денег на провиант, одежду и обувь для нуждающихся.

30 сентября 1773 года семнадцать человек прибыли в Санкт-Петербург, а 3 октября, дав присягу на верность Екатерине II и поклявшись при этом не разглашать под страхом смертной казни государственную тайну о Большерецком бунте, отправились на предписанные им для жительства места, «...чтобы их всех внутрь России, как то в Москву и Петербург ни когда ни для чего не отпускать», как рекомендовала царица генерал-прокурору князю Вяземскому. Хотя приличия ради спросили у каждого, кто куда бы сам пожелал отправиться.

Обо всех этих событиях в России не было известно еще целых полвека, хотя книга Беньовского, изданная в Англии, Германии, Франции, была долгое время бестселлером.

Теперь наконец читатель может узнать, как сложились жизненные пути тех, на чьих плечах поднялась слава «искусного морехода» и вольнолюбца Августа Морица Беньевского.

Ипполит Степанов

Благодаря Беньевскому в исторической и художественной литературе Ипполит Семенович Степанов представляется вздорным пьяницей, спорщиком и скандалистом, завистником и честолюбцем. Такой он у Н. Смирнова в «Государстве Солнца», такой он и у Л. Пасенкжа в «Похождениях барона Беневского».

Но, как выясняется, именно он был правой рукой Бейпоска в Большерецком заговоре — идеологом бунта, комиссаром, если определить его роль языком другой эпохи. Именно ему верили в Большерецке как никому другому.

Кто же он такой?

Отставной ротмистр. Помещик. Московской губернии Верейского уезда. В 1767 году императрица Екатерина II собрала народных депутатов и создала Комиссию о сочинении нового Уложения законов Российской империи. Но царица поторопилась с идеей всенародного обсуждения будущего законодательства — ей и в голову не могла прийти мысль, что кто-то из ее подданных покусится на абсолютизм. Одним из таких и оказался Ипполит Степанов. В память о себе он оставил документ необыкновенной откровенности — политическое обвинение Екатерины,— написанный им в начале мая 1771 года в Чекавинской гавани на Камчатке. Человек либеральных взглядов, он многим казался привлекательным. Ему доверяли, и его слушали. И доверие это он обманул, представив Бейпоска как приближенного царевича Павла. Хотя делал это, по всей вероятности, только из благих побуждений, веря, что втягивает в заговор людей лишь для того, чтобы смогли они отыскать для себя пусть на чужбине — свободные и счастливые земли. Идея эта обсуждалась постоянно. Свидетели сообщили о ней на следствии, и в протоколы допросов занесли, что Степанов с Винбландом открыто обсуждали вопрос о возвращении галиота назад на Камчатку вместе с каким-нибудь большим фрегатом, который встанет в Петропавловской гавани и заберет всех, кто пожелает покинуть Камчатку и поселиться в тех краях, что отыщут для них члены экипажа «Святого Петра». Эта запись в следственных делах и спустя много лет после Большерецкого бунта будет тревожить правительство, иркутское и камчатское начальство — боялись все: вдруг да появится этот фрегат...

Потому-то Степанов — единственный из всех — так и не смог примириться с пропажей галиота и предпочел сидеть в тюрьме, нежели идти на мировую с Беньевским. Понятными становятся и его призывы в Макао ни в коем случае не поступать на французскую службу, а возвращаться назад в отечество. И даже дал товарищам письмо на имя Екатерины, в котором всю вину за Большерецкий бунт, бегство с Камчатки брал на себя.

Он считал себя лично ответственным за судьбу каждого из рядовых членов экипажа галиота. За все это Беньевский презирал Степанова и в своих мемуарах чернил его как мог.

По словам лжебарона, Степанову было выдано 4 тысячи пиастров, с которыми тот отправился в голландскую кампанию, директор которой, Лёрё, помог ему отплыть на Яву. Возможно, так оно и было, известно только, что позже — до 20 ноября 1772 года — Ипполит Семенович жил в Англии.

Двадцатого ноября Екатерина II подписала указ о прощении своего подданного и разрешила ему вернуться на родину. Но в Россию Ипполит Степанов не вернулся. На указе, который хранится в фондах ЦГАДА, помечено: «Возвращен из Лондона от Полномочного Министра Мусина-Пушкина».

В одном из первых переводов мемуаров Августа Морица Беньевского на немецкий язык есть выдержки из дневника Ипполита Степанова. А быть может, где-то хранится и оригинал, из которого когда-нибудь мы узнаем новые подробности о жизни этого человека, его мыслях и взглядах, достаточно честных, чтобы их уважать.

Окончание следует

Чурек и Юха

— Горячий шекинский чурек! Вкусный, ароматный! — завидев меня еще шагах в десяти, озорно стал выкрикивать мальчуган-продавец, сидя на корточках возле своей деревянной тачки-короба. Такая реклама понравилась мне, и я подошел к нему.

— Берите сразу три: другу, встречному и себе. У нас, в Шеки, так принято,— многозначительно подмигнул он.

— Аппетитнее моего на базаре не найдете.— Хозяин чуреков дотронулся правой рукой до золотистой корочки с дырчатым узором.

— А кто печет, если не секрет, этот вкуснейший чурек? — отведав хлеб и убедившись в правоте сказанных слов, спросил я.

— Моя мама Кишбер. Какой тут секрет? Об этом пол-Шеки знает. И сейчас выпекает, а я бегаю туда-сюда. Если хотите, можете посмотреть.

Мы пришли в самый разгар работы. Кишбер-ханум, в новом шелковом фартуке, надетом специально для выпечки чурека, в белой косынке, кивком головы поздоровалась с нами, дав понять: смотреть смотрите, но молча. Чурек невнимания к себе не прощает. Чуть зазевался, обуглится корочка. Но у Кишбер этого не случится. Ловким движением гермага (длинного металлического стержня с крючком на конце) хозяйка, низко наклонившись над тендиром ( На Востоке такую печь называют по-разному: тандыр, тендир, тондыр, тондир ), быстро снимает очередной чурек с внутренней стенки, осторожно кладет остывать на чистую скатерть. Шесть-семь минут надо, чтобы раскатанный круглый блин стал чуреком.

А начинается чурек в поле... Если уродилась «сладкая пшеница», значит, славная мука будет. Такая родится в гористой части Азербайджана — в Шекинском и Агдамском районах.

И от того, как сделан тендир, тоже вкус чурека зависит. В Азербайджане его изготовляют только женщины — из кирпича и глины с добавлением соломы, козьей шерсти, соли, чистого речного песка и воды, конечно. «Добрые, нежные руки должны создать тендир — место рождения чурека»,— так объясняют эту древнюю традицию мудрые старцы.

Все в сотворении чурека важно — от мытья в бане хозяйки перед тем, как она приступает к выпечке, и до того момента, как она подает хлеб к столу...

На следующий день в доме Кишбер-ханум я наблюдал весь процесс рождения чурека.

Рано утром хозяйка разожгла огонь в тендире: щепки и чурки, хворост, сухие стебли хлопчатника — все пошло в дело. Но чтобы чурек был особенный, напоследок положила в костер три-четыре пучка пшеничной соломы. Для пахучести...

Теперь важно не упустить момент: готова ли печь хлеб печь? Сперва это определяется на глаз — стенки изнутри должны побелеть. Потом Кишбер-ханум взяла пиалу, налила воду, густо посолила. И стала брызгать на внутренние стенки тендира. Серебристые шарики запрыгали в разные стороны. Пора выпекать чурек.

К этому времени уже замешено тесто, на кипяченой воде или молоке. Сдобрено сливочным маслом и бараньим жиром, добавлена соль по вкусу. Кишбер-ханум бросает еще в тесто щепотку перетертых в порошок горных трав для благоухания — этим отличается ее чурек от иных. Для особого же отличия долго-долго мнет руками комки-кругляши теста. «Пока молоко не появится»,— объяснила она мне.

И вот тесто-шар под руками хозяйки становится блином. Осталось нанести на него деревянными печатями-набойками рисунки-знаки: солнца — круг с точкой в центре, воды — извилистые линии... Потом смазать яйцом, посыпать маком — и можно сажать на раскаленную стенку тендира.