Вокруг Света - Вокруг Света 2006 №03

• Название: Вокруг Света 2006 №03
• Автор: Вокруг Света
• Жанр: Путешествия и география

---

Автор: И с тех пор вы уже сорок лет ставите Брехта по всему миру. Не надоел ли он вам?

Карге: Нет, от него нельзя устать. Его любовь к намеку, остроумие, глубина, швейковское лукавое начало — это, все, что мне нужно в искусстве. Кроме того, я постоянно открываю в Брехте нечто новое. Во времена ГДР он, естественно, был источником контраргументов. А после воссоединения страны… Разве, скажем, вы не замечаете, что критика капитализма снова актуальна? Кроме того, Брехт создавал действительно большую литературу. Кто теперь пишет так? Где великие визионеры? Где взгляд в будущее? Все попрятались по углам и слушают, как экономисты рассказывают о бесперспективности нашего общественного устройства. А Брехт, между прочим, предупреждал, что этим кончится.

Сцена II.

Худрук. Пьянящие мысли

Мы покинули столовую и теперь находимся в самом «чреве» театра. Здание, аскетическое снаружи, изнутри вполне соответствует «китчевой» (или, как сегодня бы сказали, «масскультовой») эпохе конца XIX века, когда его строили. Обильная позолота и лепнина, обитые красным плюшем банкетки, резные шпалеры на стенах. Трудно себе представить нечто более противное эстетике Брехта. Не так ли?

Вернер Риман (с улыбкой): Ну, что вы. Он был просто в восторге от всего этого старорежимного великолепия.

От автора: Брехт внес в интерьер только одну коррективу.

Риман (указывая на лепной плафон с прусским гербом, «зависший» слева над сценой): Видите орла? По распоряжению директора кто-то из артистов, вооружившись ведром красной краски и шваброй на длинной ручке, дотянулся до этой «вредной» птицы и перечеркнул ее красным крестом.

От автора: Дерзкий дизайнерский ход вполне «устроил» все последующие поколения руководителей «Ансамбля»: от Хелены Вайгель до Хайнера Мюллера, знаменитого драматурга, появившегося здесь сразу после падения ГДР. Впоследствии именно в этих стенах он произнесет саркастическую остроту смертельно больного человека: «Что-то со мной не так: я слишком много курю и слишком медленно умираю», — и уйдет из жизни в 1995-м. Театр оплачет его, пройдет короткую полосу безвременья и, наконец, встрепенется, откликнувшись на решительный зов нового «капитана», известного своей свирепой решительностью, Клауса Паймана.

Первым делом Пайман закрыл театр.

Правда, всего на несколько месяцев.

По прошествии же их, слегка подновив и отчасти перестроив здание, торжественно открыл 8 января 2000 года свой «Берлинский ансамбль».

Входит Клаус Пайман, 68 лет, режиссер, художественный руководитель «Ансамбля» с 1999 года. До «воцарения» в Берлине командовал театрами в Штутгарте и Бохуме, затем — знаменитым венским Бургтеатром (с 1986 по 1998 год). Заклятый враг истеблишмента. Относится к числу самых именитых «старых мастеров» европейской сцены и пользуется репутацией отпетого левака.

…А чтобы репутация эта, не дай Бог, не «проржавела», он регулярно «полирует» ее эффектными жестами. Вот недавно пригласил на практику в театр известного террориста-«краснобригадовца» Кристиана Клара, который отбывает 26-й год пожизненного заключения за многочисленные убийства и антигосударственную деятельность. Прокуратура пока того не отпускает, но, может, отпустит потом.

Автор: Господин Пайман, у вас на «повестке дня» — премьера «Мамаши Кураж», но ей уже почти 70 лет, а действие пьесы разыгрывается во время Тридцатилетней войны. Что тут актуального?

Пайман: За последние годы я поставил три большие пьесы. Вместе они образуют некий цикл, который можно озаглавить как «Героини Брехта»: в «Матери» это Пелагея Власова, в «Святой Иоанне Скотобоен» и «Мамаше Кураж» — заглавные персонажи. Однако социальный аспект меня тут мало интересовал, как и вся брехтовская театральная теория, которую я считаю устаревшей. Важны и актуальны только люди, конкретные образы. Хотелось показать, что мы имеем дело, независимо от политических идей, с сильными пьесами. С этой точки зрения «Кураж» — прекрасная семейная драма: у женщины трое детей, которых она теряет, и двое любовников, с которыми тоже ничего не получается…

(После паузы): Впрочем, я лукавлю. Конечно, никуда не деться от того, что мы играем эту драму сегодня, когда в мире уже давно идет Третья мировая. Я не сомневаюсь, что текущие события, которые мы наблюдаем — от балканского конфликта до ближневосточного, иракского и кавказского, — это она и есть. «Кураж», заметьте, рассказывает о войне религиозной. Нынешняя война — тоже за веру… То есть и за нефть, конечно, как все понимают. Хотя наша свободная пресса почему-то считает неприличным об этом писать.

Автор: Вы называете театр «институтом по улучшению человечества». И вам в самом деле кажется, что публика приходит сюда не чтобы провести приятный вечер, а на «перевоспитание»?

Пайман: Этого я не знаю, и знать не хочу. Мне, естественно, НЕ кажется, что растлитель малолетних, убийца или вообще любой негодяй случайно заглянет к нам, посмотрит, скажем, «Кавказский меловой круг» и тут же превратится в честного человека. Ничего подобного: он отправится домой и снова изобьет жену или детей… Вера в «театр как моральную инстанцию» (формулировка Готхольда Эфраима Лессинга), надежда, что мир можно сделать лучше и честнее посредством сценической игры, — это, конечно, иллюзии, которые живут часа два-три, пока не кончится спектакль.

Но, с другой стороны, каким был бы мир вообще без искусства? Еще хуже, злее, холоднее и безнадежнее.

Конечно, мы — «фабрика грез». Мастерим свой маленький альтернативный мирок и пытаемся потом противопоставить его гигантскому спруту снаружи. Этот мирок эфемерен, и первый порыв холодного ветра из-за двери театра легко разрушает его. Но сама пьянящая мысль о том, что пусть в одном, отдельно взятом доме посреди города Берлина (Германии, Европы…) можно такой «блиндаж» соорудить, — сродни наркотику, от которого не отучат никакие разочарования.

Кроме наркотика, больше сейчас рассчитывать не на что. Подумайте сами: христианство уже давно «откланялось». Социалистическая идея, увы, тоже изошла трещинами до самого фундамента. Почти все, кто раньше хотел улучшить мир, вооружившись ею, отказались от затеи. Особенно немцы, мы ведь видели крушение ГДР.

Автор: Вы разочарованы?

Пайман (с горечью): Есть от чего прийти в отчаяние: хорошая «пьеса», плохое исполнение… (Меняя тон): Нет, ностальгии по исчезнувшей стране я не чувствую ни малейшей: у меня успел выработаться к ней железный иммунитет. Уж слишком это был скучный и мелкобуржуазный проект — Германская Демократическая Республика. Интерес в нем представлял только побочный эффект: в результате дурацкого общественного эксперимента искусство получило множество выдающихся молодых людей. Не успели они начать свой путь, как оказались сбиты с ног запретами и цензурой — это очень болезненно, но закаляет таланты. Кстати, и Брехт ушел, в сущности, во внутреннюю эмиграцию, когда осознал, что не может дышать воздухом мещанской диктатуры. Я сам из того, послевоенного поколения. Я помню, как счастливы мы были, что нацистский милитаризм наконец ушел со сцены. И я помню, что мы тогда подразумевали под демократией — создание эффективных механизмов, которые никогда больше не допустят войны. И все. Остальное само собой пойдет хорошо. Конечно, получается идеализм в чистом виде. Собственно, Германия ведь родина идеализма, она заражена им безнадежно от Гегеля и Фихте до Маркса. Мы, например, мечтали так: прибавим к Гегелю и Марксу практические методы Ленина или Мао и закроем все вопросы истории. Этой мыслью и руководствовались, пока не осознали весь ее ужас. Но оказалось «поздно»: театр-то уже основан, и дееспособный театр! Для него, написавшего на своих знаменах лозунг «Показать людям путь к лучшему миру!», крушение социализма, конечно, стало катастрофой…

Автор: И это значит, что теперь вы работаете «просто так» — без идеала?

Пайман: Ну, есть неизменный идеал — искусство. Оно всегда готово снять все противоречия и оставить нам только красоту и сочувствие. Посмотрите, например, на средневековую живопись — в ней два мотива: эротический и страдательный. Мария и Христос. Желание прекрасного и солидарность с бесправными — вот все, что нужно художнику во все времена.

Автор: С тем, кто так говорит, не поспоришь, но как вашей декларацией пользоваться на деле?

Пайман (энергично): Срывать маски с тех, кто распоряжается людскими судьбами, как это делали и Мольер, и Брехт, и мой предшественник Хайнер Мюллер. Показывать смехотворность так называемой власти. Делать все, чтобы мы ИХ (!) не боялись, и продолжать жить по своим правилам, проявляя солидарность и сострадание друг к другу. Неустанно искать красоту.