Алексей Волков - Чужие (полная версия)

• Название: Чужие (полная версия)
• Автор: Алексей Волков
• Издательство: Издательство П. П. Сойкина.
• Жанр: Научная Фантастика
• Год: 1928

Два человека, спасаются после кораблекрушения. Волны выбрасывают их на пустынный берег где-то на западном побережье Африки и то, что они там видят, больше похоже на горячечный бред или галлюцинацию…

Полная версия рассказа, значительно отличающаяся от того, что было напечатано в журнале «Искатель» в 1961 году.

С оригинальными рисунками Н. М. Кочергина.

---

Алексей Матвеевич Волков Чужие

Фантастический рассказ А. М. ВОЛКОВА

Иллюстрации Н. М. КОЧЕРГИНА

I.

Два буйка, перепутавшись своими якорными цепями, качались на волнах среди непроглядной тьмы тропической ночи.

Черная вода, встречая препятствие, вспыхивала ярким светом, пылающими струйками жидкого огня обтекала препятствие и плескалась вокруг. В свете струившегося пламени рисовались очертания буйков.

Вместо флажков сверху на буйках были мокрые волосы, а сбоку — по паре глаз, несмотря на темноту, широко раскрытых.

Буек с седыми волосами назывался в России Николаем Ивановичем Врагиным, профессором биологии. Вторым буйком — был я. На воде между нами, по воле, течения, плыла вместе с нами тяжелая решетка палубного люка.

Казалось, прошло несколько суток, слившихся в одну сплошную, томительную ночь, с того момента, когда мы, после долгого колебания, решились и спрыгнули в воду с борта горевшего парохода, сбросив сначала решетку люка. Вцепившись в решетку, мы плыли рядом — она была слишком мала, чтобы выдержать тяжесть хотя бы одного из нас.

У самого лица колыхался жидкий свет, рассеянный, неуловимый, рисовались черные кресты решетки. Рассвет наступил неожиданно и сразу. Вдруг потухли струи, из поредевшего мрака выступили кругом покатые, медленно, плавно вздымавшиеся и опадавшие мутно-серые водяные бугры, грубая решетка, наши скрюченные пальцы, впившиеся в нее, и бледное, но спокойное лицо Врагина.

Гребя изо всех сил, мы старались теперь направить плот к суше.

Предрассветные сумерки в тропиках коротки, но солнце еще не успело взойти, как мы приблизились настолько, что разглядели на вершине одной из дюн три неподвижно стоявших человеческих фигуры, издали совсем похожих на вбитые в кочку колышки. Одна из фигур стала спускаться к воде.

Горячее, пылающее солнце поднялось сбоку из-за гряды песчаных холмов. Заиграли краски, сверкающие блики запрыгали вокруг по зелено-синей воде.

Постепенно, подплывая все ближе, мы пристально вглядывались в фигуры на берегу. Европейцы или туземцы? Через полчаса мы могли оказаться в культурных условиях или… в плену. На западном берегу Африки, и это возможно, что бы ни говорили те рассудительные люди, которые представляют себе весь мир чем-то вроде окрестностей Петергофа или Сестрорецка.

Приподнятый высокой волной, я увидел много ближе, чем ожидал, широкую, белую извилистую полосу — пену прибоя. На мелководье волны усилились. Прибой гремел совсем близко.

Совсем близко стояли желто-красные дюны. В оглушающем хаосе звуков прибоя пушечными выстрелами раздавались удары ближайших валов.

Налетавшая большая волна, по пути подхватив на свой хребет и меня, рванулась и с грохочущим ревом и плеском с разбегу далеко выкатилась на берег, разостлалась и пенистым потоком поспешно хлынула обратно. Подскакивая и щелкая о гальку, как живые, торопливо покатились камешки за отхлынувшей водой, точно боясь отстать и очутиться на суше. Задыхающийся, полуоглушенный, я оказался на мокром песке. Вокруг еще журчали и пенились ручейки убежавшей волны. По сторонам с бешенством хлестали волны. Я лежал, не сделав еще ни одного движения. Рядом, в пяти шагах, среди клочьев пены и бежавших луж, полз на четвереньках Николай Иванович.

Саженях в двадцати дальше, размашисто шагая, направлялись к нам трое в темных фуфайках, без сомнения те, которых мы заметили еще с моря. Двое передних были с автомобильными очками на глазах, третий — в пробковом шлеме. Европейцы! Концы длинных тонких удилищ упруго колебались над головами при их поспешном движении. Успела промелькнуть довольно нелепая догадка — пришли ловить рыбу.

Как под пятой колоссального зверя, протяжно заскрипел, застонал гравий. С шипением и свистом чудовищного змея, с быстротою птицы налетел громадный очередной вал. Не успев повернуть головы, краем глаза я увидел на миг, близко, почти у ног, высокую, изогнувшеюся вперед стену кипящей воды с быстро перемещавшимися пузырьками внутри. Стена гнала перед собою по земле кипящий поток. Кипевшая и вздрагивавшая, с ворчанием, туго свертываясь наверху гигантской стружкой, стена еще больше нависла надо мною. Пузырьки на самом гребне, быстро появляясь, подскакивали и лопались.

Стена налетела. Меня приподняло, завертело. Громом залпа орудий загрохотал удар. С охабками[1] водорослей и рекою воды меня вышвырнуло еще дальше вперед на берег. Я почувствовал, как ослабло давление воды, услышал, как опять защелкали, подпрыгивая, бегущие камешки, зашуршал гравий. Сознание гасло. Еще удар и — обильный пир крабам… При этой мысли, отчаянным напряжением, собрав последние силы, я, задыхаясь, поспешно отполз ослепленный, полуоглушенный на несколько шагов и, не подымаясь, долго силился глотнуть воздух, давясь от воды, попавшей в легкие.

В то же время мелькали соображения о спешивших к нам на помощь. Конечно, они уже подошли. Вероятно, они из какого-нибудь ближайшего порта или миссии. Все равно, теперь скоро конец злоключениям… А как Врагин?… Голова кружилась, все тело ныло от ушибов.

II.

Я с трудом, медленно, встал, шатаясь от слабости. И, еще не подняв головы, заметил, что они стоят совсем рядом, шагах в двух впереди, слева.

Мой взгляд скользнул от ног к голове по фигуре ближайшего. И, сразу похолодев, онемели руки и мелкими иглами закололо лицо от отлившей крови. Это было так неожиданно, точно из густых зарослей высокой травы внезапно, молниеносно взметнувшись, поднялась и замерла в зловещей неподвижности у самого лица страшная голова громадной змеи.

В уровень с моими глазами стояла и смотрела на меня, ужасная в своем кошмарном безобразии, отвратительная голова гнусного гада.

Как передать вам бредовые видения, во плоти и крови явившиеся мне в то удивительное утро? Галлюцинация! Маска! — Сверкнули, завертелись вихрем искр догадки смятенного разума, в краткое мгновение сменяя одна другую.

Вместо ожидаемого мною лица было нечто невообразимо кошмарное, чудовищное. Принятое издали за автомобильные очки, оказалось в действительности громадными выпученными бельмами, глазами величиною в среднее блюдце. Глаза сидели рядом, вплотную, несоразмерно великие для небольшой по сравнению с ними головы почти нормального размера, и занимали все лицо.

При верном взгляде, благодаря их поразительной величине и цвету, получалось впечатление, что голова состоит из одних только двух громадных глаз. Выпуклыми фарфорово-белыми чечевицами выдавались они из своих орбит. Ни лба, ни щек, ни скул — одни глаза! Два белых шара на шее, стержнем выдвинувшейся из плеч. Блестяще-белую эмаль выпученных бельм раскалывали пополам горизонтально, от края, тонкие, черные трещины — щели сильно суженных зрачков.

Жесткая складка плотно сомкнутого, безобразно громадного, лягушечьего рта в грязно-зеленой коже, морщинистой и шершавой коже пресмыкающегося, сухо обтягивавшей всю голову и свободную от глаз часть лица, придавала невыразимо свирепое выражение кошмарной в своей сверхъестественной ненормальности голове.

Разрез широкой пасти, загибаясь кверху, заканчивался далеко по сторонам головы в дряблых складках кожи под ушами, прикрытыми свисавшими наушниками плоской шапочки блином. Выдающаяся вперед, узкая и тупая без подбородка челюсть гада позволяла видеть морщинистую, обвислую, в складках, жилистую шею настороженной ящерицы.

Пораженное внимание, отвлеченное сначала чрезвычайным, пропустило деталь: — между колоссальными глазами, под самым их соединением, небольшое, неправильной формы отверстие — единственная ноздря, — точно принюхивалась к чему то, конвульсивно сокращая свои нервные, более светлые края…

Страшная маска, застывшая в гримасе холодной, беспощадной жестокости.

Не отрываясь, смотрел я на воплощение кошмара, стоявшее от меня на расстоянии вытянутой руки. Если бы я увидел эту голову на туловище гада, не менее ужасном и отвратительном, чем сама голова, не было бы того впечатления отталкивающей сверхъестественности. Но голова чудовища — на человеческом туловище! Войлочная шапочка — на уродливой голове змеи! Смятенная, бессильная мысль билась, как птица в силках. Сон, сказка на яву, не поддавались объяснению.

Глухо, точно из-за толстой каменной стены, доходили до ушей гул и грохот прибоя.

Ощущая странную легкость, чувствуя, как охваченное леденящим холодом быстро немеет все тело и земля колеблется подо мною, но не в силах отвести, точно магнитом прикованный взгляд, я смотрел, не отрываясь, с ужасом смотрел на гипнотизирующую маску чудовища. Немо и страшно, не шевелясь, глядело оно мне в лицо. И вдруг узкая щель зрачка мгновенно расширилась в овал, еле заметный золотистый обвод растянулся, сверкнул искрами золота, огнем скрыто тлевших углей. Потом, будто от режущей боли яркого света, веко сбоку, от уха, тонкой перепонкой закрыло глаз, и громадное глазное яблоко повернулось под полупрозрачной пленкой века как у ящерицы, греющейся на солнце.