Лада Лузина - Выстрел в Опере

• Название: Выстрел в Опере
• Автор: Лада Лузина
• Жанр: Фэнтези
• Год: 2008
• ISBN: 978-966-03-4321-4

«Киевские ведьмы. Выстрел в Опере» — новый роман Лады Лузиной и продолжение волшебной истории, начатой ею в книге «Киевские ведьмы. Меч и Крест». Ровно 90 лет назад октябрьская революция пришла в мир из Киева — из Столицы Ведьм! И киевлянин Михаил Булгаков знал почему в тот год так ярко горели на небе Марс и Венера — боги-прародители амазонок. Ведь «красная» революция стала революцией женской. Большевики первыми в мире признали за женщинами равные права с мужчинами, сделав первый шаг к Новому Матриархату а этом захватывающем приключенческо-историческом романе вы встретитесь с киевской гимназисткой и будущей первой поэтессой России Анной Ахматовой и Михаилом Булгаковым. Узнаете, что украинки произошли от легендарных амазонок, что поэзия причудливо переплетена с магией…

---

Змея-Катерина и две сестры ее, соберите всех своих змеев и змей. Их тринадцать сестер, их тринадцать братей: залечные, подпечные, щелевые, дворовые, подгорожные, подорожные, лессовые, садовые, которую я не напомню, напомните себе сами, самая злая — игольница переярая. Соберите их и спросите, которая из них подшутила, свой яд упустила крещеному телу Отечества-Руси.

Я вас прошу, змея-Катерина и две сестры ее, выньте свой яд из крещенного тела Руси! Если же вы не поможете, свой яд не вынете, буду жаловаться ангелу-архангелу небесному, грозному, с точеным копьем, с каленым мечом. Он вас побьет, он вас пожжет, пепел ваш в океан-море снесет, повыведет все племя и род.

Вот вам один отговор. Сто их тринадцать отговоров вам.

Машу передернуло так, словно ее тело пронзил разряд электричества, засиявшего над Крещатиком в 1892.

«Змея-Катерина…»

«К+2»! «Змея-Катерина и две сестры ее»!

«AAA не прольет…»

— Что-то случилось? — немедленно забеспокоился Мир.

— Я не понимаю связи…

Маша не видела ни малейшей связи меж Катей, дивным заговором (никак не вписывавшимся в историю Анны и Лиры) и Анной Ахматовой (в трамвайной истории никак не участвовавшей).

— И все же она есть, — сказала студентка. — Знаешь, — прибавила она после паузы, — я тут подумала… Первый в России трамвай — погодок Булгакова. Булгаков родился в мае 1891, трамвай пошел в мае 1892. Но ведь трамвай, как и человек, родился не тогда, когда начал ходить. Первый опыт по эксплуатации вагона электрического трамвая на Александровском спуске был проведен в 1891! Они — ровесники. Они родились одновременно. И оба родились в Киеве. Может, не случайно роман «Мастер и Маргарита» начинается с трамвая? Там ведь трамвай тоже выполняет функцию «адской машины»… Это не имеет отношения к делу Ахматовой, это я так, — быстро оправдалась она.

Мир посмотрел на нее со странной внимательностью.

— Маш, я не хотел тебя расстраивать, — сказал он. — Но, возможно, это важно. Тогда я не должен тебе врать. Впрочем, я и не соврал. Женщина ж тоже человек.

— Женщина? — догадалась Маша.

— Да. Под тем трамваем погибла женщина. Она переводила через дорогу девочку лет шести… Но не переживай. Девочка отпрыгнула в последний момент. Она осталась жива. Но это не все, — с запинкой выговорил он. — Той женщине отрезало голову.

— Как Берлиозу!

Эти слова Маша и Мир произнесли одновременно.

Глава седьмая, в которой Даша собирается умирать

Рика умерла от туберкулеза, когда Ане было пять лет. Рика жила у тети, и ее смерть держали в тайне от остальных детей. Тем не менее, Аня почувствовала, что случилось — и как она потом говорила, эта смерть пролегла тенью через все ее детство.

Виталий Вулъф. «Северная звезда».

Эхе-хех…

Киевица бросила прощальный взгляд на заснеженные остатки Золотых ворот — настоящих! — не превращенных еще в помпезную оперную декорацию.

С грустью посмотрела туда, где за двумя поворотами прятался Самый прекрасный в мире Владимирский собор, еще закрытый, не только для ведьм — для всех посетителей.

«Его откроют в 1896 году — к 900-летию крещения Руси».

Вздохнула, прижала к груди бесценный трофей с золотой этикеткой, взяла Мира за руку, прочитала заклятье и, не сходя с места, перешагнула сто десять лет.

Над ними возвышался псевдосредневековый розовый замок с крылатыми химерами, поддерживающими Башню со сказочным тонкошпильным колпаком.

Их окружало лето.

В шубке тут же стало жарко и неуютно. Мир сдернул с головы тут же ставший дурацким цилиндр и принялся вытряхиваться из пальто.

Маша взглянула на часы.

Уходя в Прошлое, она засекла время: 13.01.

Нынче «Чайка» на ее руке показывала: 13.02.

Получалось, променад по 1894 или -5 году занял ровно минуту по настоящему времени…

Сбоку тут же послышалось:

— Слава Вам, Ясная Киевица!

Маша вздрогнула — перед ней стояла встреченная на аллее Гимназистов полуголая ведьма.

— Позвольте сказать, моя Ясная Пани, — попросила она.

Маша быстро кивнула и потащила просительницу через готическую арку, в каменный и безлюдный мешок двора.

— Говорите. Можно при нем, — аттестовала она Мирослава.

На лице ведьмы отразилось недоумение.

Но его сменил страх:

— Я всем сердцем на стороне Трех! — заволновалась девица. — Но вы должны знать, ночью те, кто против вас, собираются на четвертой Горе.

— Четвертая Лысая Гора — это на Выдубичах? — сказала студентка.

— Да. Там, где казнили убийц.

Маша слегка качнула головой.

Четвертая Лысая значилась и на картах современного Киева, и в романе Михаила Булгакова «Белая гвардия» — там, в романе, взрыв на выдубецкой Лысой Горе тоже был знамением конца старой и начала новой и страшной — революционной власти.

— Значит, у нас революция, — задумчиво вывела Маша.

Но и о «белом» романе Булгакова, и о казненных на Лысой Горе Ковалева знала немного: только то, что убийца Столыпина, киевский юрист Дмитрий Богров был повешен именно там, на Четвертой.

— Все очень плохо! — стрекотала осведомительница. — Их много. Если большинство киевских ведьм придут в полночь на Гору, они проведут обряд против вас. Сложат свою силу и передадут Наследнице.

— Акнир получит силу? — прищурилась Маша. — Спасибо… Как вас зовут?

— Алла.

— Спасибо, Алла, что предупредили меня.

Киевица проводила взглядом полуголую ведьму. Информация была, прямо скажем, безрадостной.

Сила Киевиц (пускай не проросшая, не умелая, не образованная) — единственное, в чем они превозмогали Акнир, — перестанет быть их козырем. А иных козырей у них нет.

Есть полутора суток, — слишком мало, чтоб подготовиться к бою. Но достаточно, чтобы понять: чего ждет от них Киев?

«Я должна спасти Город».

— Хорошо. Я пойду к Анне Ахматовой, — огласила решение Маша и тут же продемонстрировала полную неспособность говорить и нервничать одновременно. — Только, ты, Мир, не ходи со мной… в смысле, к нам в Башню. Может, там уже Даша, а она вряд ли… Подожди во дворе. Я быстро переоденусь для 1906 и найду ключ, если он есть. А если его нет, но есть Даша, выйду к тебе и скажу…

* * *

Даша была.

Причем вернувшаяся застигла ее в поразительной позе.

Правой рукой Чуб непрерывно, мелко и фанатично крестилась, левой — перелистывала Книгу, пританцовывая и трогательно причитая:

— Господи, пожалуйста, пожалуйста, господи! О… Маша, — искреннейше возрадовалась явленью она. — Христа ради, умоляю, помоги мне найти колдовство. А ты почему в костюме? …Я умираю! Брысь!

Последнее адресовалось рыжей Изиде, суетившейся вокруг Дашиных ног.

— Что с тобой? — Поставив банку с золотой этикеткой на стол, Ковалева кинулась к «умирающей».

— У меня голос пропал!

— Ты ж разговариваешь.

— Лучше бы я онемела, но пела! Я не пою, Маша! Я больше не пою… Брысь, кому говорю!

— Почему?

— Не знаю! Брысь! — («Брысь» сроду не производило на Изиду ни малейшего впечатления. Не произвело и теперь.) — Я у отца была. Он давай мне упреки кидать: «Кто ты такая, валандаешься без дела…» Я ему: «Я — певица. Я, между прочим, Глиэра закончила! А то, что мне двадцать пять, ничего не значит, Мадонна в двадцать шесть лет прославилась». И хотела спеть ему, чтобы усох. Начинаю… А голоса нет! Его нет! Совсем! — с ужасом объявила Чуб и в подтверждение попробовала пропеть какой-то куплет.

Результат был плачевным: если Чуб не ерничала и не прикалывалась, выходило, что голос ее, сильный и зычный, превратился в нечто непослушно-дрожащее, шипяще-срывающееся, абсолютно беспомощное.

В полное отсутствие всякого присутствия певческих данных!

— Я ж не срывала его, — плачуще заныла Землепотрясная. — Не простужалась. Я даже не курю! Почему вдруг?!

Не придумав, что сказать в утешение, Маша приняла решение помочь делом и отобрала у подруги Книгу.

— Если он не вернется, — забегала Даша по Башне (то и дело спотыкаясь о Пуфик, приклеенную к любимым ногам), — я не буду жить. В моей жизни нет смысла!

— Нельзя так… — Маша спешно осуществляла поиски средства от голосового бессилия.

— А без голоса можно? Брысь, малая, кому говорят. Не до тебя! Видишь, маме хреново…

— May!

— Брысь! Не мешай маме умирать.

— А что твой папа про ведьм сказал? Есть они у вас в роду? — Маша, ищущая, безуспешно постаралась отвлечь Дашу, несчастную.

— Нет ни одной! — гаркнула Чуб. — При чем здесь ведьмы во-още? Ты не въехала?! У меня голоса нету. Я — певица! Певица, а не Киевица! В гробу я видела всех киевских ведьм и их дурноватый Суд. Думаешь, я так мечтаю по ночам на звезды таращиться? Я могу сама стать «звездой»! Могла… Ну! Нашла?