Коллектив авторов - Полдень, XXI век (декабрь 2012)

• Название: Полдень, XXI век (декабрь 2012)
• Автор: Коллектив авторов
• Издательство: Литагент «Вокруг Света»30ee525f-7c83-102c-8f2e-edc40df1930e
• Жанр: Научная Фантастика
• Год: 2012

В номер включены фантастические произведения: «Угловой дом» Павла Амнуэля, «Он должен жить» Олега Быстрова, «Максимка» Евгения Акуленко, «Сироты предпочтительны» Алексея Соколова, «Без надежды…» Александра Бачило.

---

Ну да ладно, не впервой. Может, удастся поколдовать с аппаратурой, пока «серый» будет полоскать своего эксперта. Может…

Может, этим ребятам удастся сделать что-нибудь полезное? Вера сказала, есть у них надёжное место и врач. Выход из стаза безопасен: функции восстанавливаются, человек приходит в себя. Операцию хирурги сделали мастерски.

А неприятности… Ну что ж, неприятности?..

Да гори они все синим пламенем.

Евгений Акуленко. Максимка Рассказ

– Ты, блин, уснул там, а?..

Из раздумий выдернул окрик тети Клавы.

Тетя Клава повар. Тете Клаве некогда. Ей надо сегодня приготовить ужин на пятьдесят два воспитанника. Одной. И по возможности праздничный. А потом мчаться домой, чтобы приготовить ужин еще и там. Наверное, точно такой же ужин. Максимка не понимал, как из одних и тех же продуктов можно приготовить разную еду. Да, носит тетя Клава, и что? Все носят. Голодом Максимка не голодует, а жрать, поди, хочет каждый. Пусть носит, не жалко. Мысли его сейчас больше занимало другое.

Вот взять дуршлаг. Известно, макаронина точно пролазит в дырочку, Максимка проверял. А не падает. Парадокс?

– Намакаронился? Давай!..

Максимка вздохнул и с сожалением оторвался от созерцания посудины. Ну, а чего? Японцы, вон, камни созерцают. Дуршлаг хуже, что ль?

Максимке на кухне нравилось. Он всегда вызывался тете Клаве помочь: лук, там, почистить, макароны доесть. Макароны, надо сказать, были холодные, слипшиеся и несоленые. Их еще не каждый сможет осилить. Так-то.

В детдоме царило предпраздничное оживление. Девчонки наряжали елку, парни повыше развешивали гирлянды, сновала малышня с пылевыми тряпками, в воздухе веял веселый матерок. Максимка подобные приготовления видал в гробу и поспешил к мансардному окну. Там можно удобно устроиться на низком подоконнике и, приклеившись пятаком по холодному стеклу, рассматривать летящие с неба снежинки.

На лестнице столкнулся с Леной. Расплылся в улыбке:

– О, Ленок! Пойдем, покурим!

Лена нахмурилась, поджала губы. Оглянулась через плечо, не слышал ли кто?

– Балбесина! Ты как с воспитателем разговариваешь?

Тон ее казался строгим, глаза – нет.

Максимка рад Лене всегда. Лена – классная. Лена – человек, не то что некоторые… крысы. Она никогда не визжала дурниной, не топала ногами. Говорила негромко и с легкой хрипотцой, отчего в голосе ее чудился мягкий кошачий рокот. Вела себя просто и честно. Лену уважали. Если кто-то по своему скудоумию решался ей нахамить, то делал это единожды. В детдоме не бьют просто так, но если бьют, то с размаха. Еще Лена была красивой…

– Сачкуешь?

Максимка дернул плечом. Фигово, когда у тебя нет родителей и тебе двенадцать. Да еще и Новый год у всех…

– Снегуркой будешь сегодня? – Максимка покраснел. Старался спросить как можно более безучастно, но прозвучавшая в голосе надежда выдала его с потрохами.

Лена виновато улыбнулась и покачала головой.

Означало это, что встречать им Новый год с Бабой Галей одним.

– Ну чего ты? Перестань! – Лена привлекла Максимку к себе, взъерошила волосы.

Господи! Господи! Боже милосердный! Какое же блаженство! Так бы и стоял вечно. Не шелохнувшись, не отрываясь. Каждой клеточкой своей впитывая ее прикосновение, ее тепло, ее запах. Еще секунду, еще капельку. Боже!

И самое страшное, если она уберет, отдернет руку первой. Тогда все. Тогда хоть сразу под электричку. Этого нельзя допустить. Никак. Никогда.

Максимка вырвался, бросил исподлобья:

– Ну и давай, катись к хахалю своему!..

Забор вокруг здания – тема отдельная. Сложенные из кирпича столбы постоянно ведет, потому как фундамент под них соорудить никто не удосужился. И не падают они только потому, что скреплены меж собой металлическими решетками. Зато каждую весну с завидным постоянством случается один и тот же ритуал: бригада бухих шабашников подновляет отвалившуюся от кирпича штукатурку. Еще в заборе есть ворота, намертво вросшие в землю. Максимка не помнил случая, чтобы когда-нибудь они отворялись, ибо сила, способная это свершить, вероятно, должна равняться направленному ядерному взрыву. Зато ворота регулярно подкрашивались зеленой краской. До кучи с амбарным замком, сковывающим створки. А вот вместо калитки, в противовес, предполагались одни ржавые петли, из-за чего вся заборная конструкция характер носила исключительно номинальный.

Иной остановившийся перед воротами отчаянно сигналящий грузовик не вызывал ничего, кроме жалости. Шансов заехать на территорию у него не было никаких.

К забору подкатили, поблескивая глянцем, три джипа, остановились вплотную друг за другом. Захлопали дверцы. Перед входом сгрудились люди с пакетами и свертками. Сбились в кучу, как овечья отара, будто натолкнулись на несуществующую калитку. И разом, словно бойцы в атаку, устремились внутрь. У каждого улыбка надета, и каждый тайком думает про себя: быстрей бы уж все закончилось.

Эти, как их… оккупанты… авантюристы… Максимка никак не мог запомнить. Волонтеры, вот! Привезли бедненьким деткам ношеные шмотки и жрачку с барского стола. Совесть успокоить перед Новым годом.

И тотчас по коридорам и по лестнице загрохотали десятки ног. Навстречу халяве. Воспитанники сыпанули, как горох, окружили гостей, подперли со всех сторон. Те неловко переминались с ноги на ногу и не могли сказать: «му». Ну правда, как овцы среди волчьей стаи. Наиболее проворные ручонки уже потянулись шуровать по пакетам, и непонятно, чем бы все это закончилось, если бы не раздался громовой бас Бабы Гали.

Галина Арнольдовна – заведующая. Она – царь и бог. Все здесь висит на ней, как на небесном гвозде. И доски, и трубы, и слезы, и сопли. Детдом – ее жизнь. Жизни другой у нее нет. Авторитет ее непререкаем. Толстая рука может скрутить ухо, дать затрещину или с силой пригнуть к себе, к необъятной груди в коричневой вязаной кофте. Детдом не здание, не учреждение, это Баба Галя и есть.

Волонтеров мигом освободили от поклажи. Те приободрились, расправили плечи и смятые улыбки. Максимке досталось нести огромный пакет с апельсинами. Тяжелый и неудобный, с отрывающимися ручками. Малышня вилась вокруг гостей мошкарой, особенно тянулись к женщинам. Подсознательно, помимо воли, на голос, ловя скудные лучики тепла. Те и рады, дуры. Расплылись, щебечут. Им что? Отулыбались, программу выполнили и – домой. А мальки будут глядеть вслед, подпирать окна лбом и пухнуть от слез.

И Санек тут как тут. Лопочет радостно какой-то козе белобрысой, где он спит и кушает. Его совсем недавно из дома малютки перевели. Самый мелкий Санек, совсем туго ему. Глазища огромные, глупые. Вроде играет, смеется, а что происходит – не понимает. Думает, сейчас придут за ним, заберут. Хороший он, добрый. Если обижают, не плачет. Стоит и молчит. Губину только закусит нижнюю и молчит. Белобрысая совсем распушилась, конфетки налево-направо раздает. За ручку взяться? Да не вопрос! Погуляемте за ручку.

Этого Максимка снести уже не мог. Санька дернул за шквар-ник, встряхнул грубо:

– Слышь? Это мамка твоя? А?..

Тот растерялся, захныкал.

– Ну зачем ты так? – Белобрысая попыталась возмутиться.

– Что «зачем»? – Максимка взвился. – Ты усыновишь его? С собой заберешь? Нет? Ну и не трогай тогда! Коз-за!..

Тут вдобавок целлофановый пакет окончательно разъехался, и апельсины высыпались наружу.

– Изотов! – загремела Баба Галя. – Изотов, не смей!

– А что, – огрызнулся Максимка, – не так?..

– Как не стыдно тебе! Люди приехали в выходной, готовились…

– Да лучше бы они вообще не приезжали! – Максимка подхватил с земли апельсин и зашагал прочь. – Добр-ренькие!..

Ему что-то кричали вслед, но он не слышал.

Почему так устроен мир? Несправедливо. Неправильно. Максимка не мог облечь в слова душившую его обиду. Но каждый раз все больше убеждался, что по-другому не будет. Обида поглощала, крепла, перекипала в ненависть, ей требовался выход.

Максимка швырял комья мерзлой земли в проезжавшие машины. Внизу меж двух холмов протекало шоссе. Склоны крутые, выложены каменной плиткой – заберешься не вдруг. Да и машину не бросишь внизу – засигналят. Водители выходили, смешно размахивали руками и бессильно матерились. Когда ветер доносил обрывки знакомых слов, Максимка радостно прыгал и сгибал локоть в ответ. Едва вдали показались синие проблесковые маячки, поспешил убраться подальше. Через лесополосу, канавы и помойку дачного поселка.

Усевшись на перевернутую катушку от кабеля, достал свое богатство – бумажную пачку с настрелянными сигаретами, переломанными, забычкованными, какими придется. Придирчиво выбрал одну, чиркнул зажигалкой…

Позади раздалось покашливание. На той же катушке вполоборота к нему сидел незнакомец. Первое, что пришло на ум: из милиции. Или полиции, как теперь правильно. Внутри все оборвалось, Максимка попытался задать стрекача, но ноги предательски ослабели, сделались ватными.