Левон Григорян - Параджанов

• Название: Параджанов
• Автор: Левон Григорян
• Издательство: Молодая гвардия
• Жанр: Кино
• Год: 2011
• ISBN: 978-5-235-03438-9

Сергей Параджанов (1924–1990) — один из самых интересных режиссеров XX века, уникальный мастер, создавший свой неповторимый кинематографический язык, и в жизни был человеком столь необычным, что его причуды зачастую воспринимались окружающими едва ли не как безумие. Непредсказуемый, эпатажный, с искрометной фантазией и страстью к разного рода мистификациям, он пять лет провел в лагерях строгого режима, за которыми последовали пятнадцать лет творческого простоя. И все же этот человек нашел в себе силы вернуться к любимой профессии и завоевать мировое признание. Его фильмы получили более тридцати призов на международных кинофестивалях, им восхищались Феллини, Антониони, Годар, Куросава, его друзьями были Тарковский, Мастроянни, Ив Сен-Лоран. В своей книге автор, близко знавший Параджанова, не только рассказывает о жизни своего выдающегося коллеги, но и дает профессиональный анализ его творчества, что позволяет окунуться в волшебный мир живописи, пластики, музыки, безграничной фантазии великого Мастера.

---

Матах — жертва, Плоть, трансформированная в Дух!.. Мясо, зачерпнутое от души для ближнего своего, — вот еще одна ступень в долгом восхождении к куполам истины, к которой приходит уже в дни весенней осени поэт. Как долго он шел к этой истине, которая все же открылась ему. И плоть становится духовной, когда приносится ближнему своему. С мольбой за его исцеление, высвобождение, свершение его надежд… Когда начался долгий путь к этой истине? Может, в детстве, когда отец кровью и плотью принесенного в жертву петуха поставил на его лбу знак духа — крест?

Осень пришла к Саят-Нове, но продолжается его путь, новые земли открываются перед ним, новые искушения и новые испытания.

Богомольцы принесли с собой в горный монастырь городские новости. В городе теперь славят нового ашуга и поют теперь его песни.

Померкла слава Саят-Новы, забыты его строки, рожденные в сердце. И тогда возникает далеким видением — золотой шар, и приходит еще одно искушение…

Шепчутся об этой вести за его спиной монахи. Спускается по лестнице его детство — маленький Арутин, протягивает ему его лиру, его кяманчу:

— Вернись в город… Разве нет у тебя больше песен? Разве не цветет весна? Разве ты сухое древо, которому не зеленеть больше никогда?

В смятении Саят-Нова. Осень легла сединой на его голову. Но разве поседело сердце? Разве не рождаются в нем новые слова?

И седой монах принимает решение… В тихий вечерний час он бежит из монастыря, прижав к груди лиру.

Что же было задумано Параджановым и что предстало в конечном итоге на экране?

По возвращении в город Саят-Нова встречает похоронную процессию. Сыновья и дочери хоронят мать, лицо которой напоминает лик Ахтальской богородицы. Так написано в сценарии. Возникает новелла о том, как была уничтожена фреска с ее изображением. Один рассказ вплетается в другой, что во многом затрудняет понимание происходящего.

К сожалению, если первая часть фильма, повествующая о днях, когда герой был придворным поэтом, подверглась относительно небольшим поправкам, то вторая часть, рассказывающая о его монастырской жизни, была порезана весьма существенно.

Если некоторые новеллы изымались целыми блоками, то в этой осталась нарезка, сбивающая зрителя, вынужденного разгадывать сложные сюжеты, сумбурно составленные из нарезанных кадров.

Отсюда возникло расхожее мнение, что «Цвет граната» — это набор красивых, но ничего не говорящих эпизодов. И в самом деле, в этом калейдоскопе кадров из разных эпизодов разобраться очень сложно.

Понять эту замечательную новеллу снова помогли архивные кадры, возникшие из небытия. Чем же закончился этот побег?

По пути в город Саят-Нова направляется сначала к животворному роднику, чтобы испить его воды и набраться сил.

Он входит в храм. Но родник замолк! Почему высох животворный родник? Откуда теперь почерпнуть вдохновение?

И тогда перед ним возникает сцена: как расстреливали Богоматерь. Налитые кровью глаза турецкого всадника. Мохнатая шапка надвинута по самые брови, ужасны черты его лица. Турецкий всадник въехал на коне в храм, смотрит на Богоматерь. Натягивает лук, летят одна за другой его стрелы, вонзаются в ее лицо…

И потемневший лик, не выдержав надругательства, внезапно отделяется от стены и падает вниз! Это неожиданное, почти сюрреалистическое решение производит потрясающее впечатление.

Выплывает из волн забвения уже не лицо, а маска.

И неожиданным видением появляется лицо матери Саят-Новы. Вокруг него — терновый венец вонзившихся стрел.

Но ушли страшные видения. И Саят-Нова, стоя в пустом разрушенном храме, в котором совершилось это надругательство, постигает еще одну горькую истину: Бог больше не смотрит на мир и потому отныне все дозволено!

Слово — «Наглый», «бесстыдный» по-армянски звучит очень образно — «анерес», что означает «человек без лица». Бесстыдный человек — это безликий человек. Человек, не имеющий лица.

Подняв голову к разрушенному куполу храма, он видит Бога с отнятым лицом. Победное торжество бесстыдства и вседозволенности. Как петь, какие песни слагать, если в мире высохли родники, если настало время бесстыдных и безликих…

И тогда он принимает решение вернуться в монастырь. Суетно желание вступить в поэтические игрища, сомнительно творчество в мире, потерявшем лик Бога!..

Глава тридцать вторая ОН УВИДЕЛ! (продолжение просмотра)

И снова в монастырь влетает монах на черном коне, и снова бьет себя в грудь, рот его раскрыт в немом крике. На этот раз он принес еще более страшную весть: война! Мухаммед хан начал свой страшный набег, который потопил Армению и Грузию в крови.

И горят священные камни с изображением креста, горят могилы патриархов. Обнаженные всадники ворвались в храм, пляшут их кони. Простерли руки к небу монахи, взывают к справедливости. Но нет ее! Лишь черные клубы дыма от горящего храма поднимаются к небу.

И возникает еще один страшный по своей выразительности кадр-метафора: рука вонзает в стены храма ятаган, режет его как живую плоть. И брызнули стены горячей красной кровью! Храм живой, его плоть кровоточит…

Всего этого в вышедшем в прокат «Цвете граната» нет. Кадры нашествия, осквернения храма и его кровоточащих стен также оказались заперты на долгие годы в подвале. Как много в истории кино кадров войны, набегов, развернутых батальных сцен. У Параджанова они решены, как и было задумано, предельно минималистскими средствами, переданы очень лаконично. Может, поэтому так выразительно выглядит этот «забытый эпизод».

Но чем же заканчивает Параджанов свое повествование? Где ставит точку в долгой одиссее своего героя? К счастью, этот финал в «Цвете граната» сохранен.

Готовясь к смерти, Саят-Нова снимает черную сутану и остается в белой рубашке.

И в эту минуту поэт видит того, кого искал всю жизнь! Высоко-высоко, под самым куполом храма, узрел он наконец заветный лик… Но кто он?.. К кому вывел Параджанов своего героя, проведя через все испытания? Кто тот, кого он искал? Там, под куполом, он видит каменщика. С мужицкой основательностью замешивая раствор, он продолжает строительство.

Вокруг война, насилие, смерть, истекают стены храма живой кровью, а он работает!

Внезапно каменщик, протянув к нему руку, приказывает: «Пой!»

Поднимается с каменных плит Саят-Нова, поет одну из своих любимых песен. А каменщик, держа большой кувшин, ловит в него песню Саят-Новы и затем вмуровывает в стены храма. Так усиливаются звуки, громче резонанс под куполом. И снова, протянув руку, приказывает: «Пой!» И снова из последних сил поднимается умирающий Саят-Нова и поет. Летит его голос высоко, под самый купол.

И снова каменщик крутит широкое горло кувшина, снова вбирает в него звук, чтобы лег кувшин в стены храма, чтобы подхватывал малейший шепот, чтобы даже самая тихая молитва была услышана под самым куполом. Убедившись, что полон кувшин, что вобрал, принял в себя и стих, и лад, и вздох, каменщик закладывает кувшин с голосом поэта в кладку стены, дабы вошел дух в мертвую глину и живым стал храм. Затем, убедившись, что песня поэта, подобно кирпичу, навсегда впечатана в стены храма, подняв руку, приказывает: «Умри!» Но может ли человек отдать такой приказ? Нет, перед нами иная сила, иная власть! Это — Божественная Воля.

Первые слова, прозвучавшие в фильме, — библейское предание о том, как Бог в трудах создал мир.

Теперь Параджанов заканчивает свою «стройку», свой фильм великолепной кодой: Бог продолжает работу, мир — его храм, и храм этот строится всегда. Строится, несмотря на войны, набеги, разрушения, насилие. Созидание — вечно.

Долго искал истину и смысл жизни Саят-Нова, запутывались его дороги. Не находил он ответа ни во дворцах, ни в монастырях. И все же в последнюю минуту нашел ответ.

Человек, сотворенный Богом по образу и подобию своему, приходит в этот мир, чтобы созидать. Бог открылся ему, но явился он не из горящего куста и не из облака в громе и молнии. Не могучий всевластный Царь Небесный предстал ему. Мужицкие, красивые в простоте своей черты Вечного Созидателя — Стехцарара увидел Саят-Нова.

Долгожданный ответ найден им уже в последние мгновения жизни. И, утолив наконец свою жажду, он, послушно следуя велению этой могучей длани, ложится на каменные плиты и принимает Смерть… Она слетает к нему в образе десятков белых жертвенных петушков. В образе высокой истины матаха!..

Именно жертвенность одухотворяет этот мир, и не было бы без нее ни одного великого деяния, и не было бы восхождения на Голгофу, ибо все великие деяния всегда и Жертва, и Созидание…

Трепеща крыльями, жертвенные петушки отдают жизнь вместе с Саят-Новой, тушат, гасят пламя десятков свечей, создавая одну из самых ярких и поэтических находок в истории кино.