Алексей Вилков - Infernal

• Название: Infernal
• Автор: Алексей Вилков
• Жанр: Ужасы и Мистика
• Год: 2012
• ISBN: 978-5-905636-25-7

В жизни московского промоутера Германа Ластова было все: успешное дело и любимая женщина. Но в один миг все исчезло, оставив странные знаки. В поисках потерянной любви Герману суждено выбраться из привычной суеты мегаполиса и проникнуть в другой мир, прочувствовав обратную сторону города с его пороками и оголенной психопатологией. Призраки прошлого не дают покоя, посылая сигналы и ведя по заранее заготовленному маршруту. Исчадия ада поднимаются на поверхность, а привычное существование переворачивается вверх дном, превращая его самого в потустороннее порождение тьмы…

---

But this is an ideal… Многое действительно бесит и будоражит кровь. Многое. Но не всё. И пока есть креатив и стабильный доход, не стоит протирать задницу в подобных местах, а лучше трудиться над чем угодно, над любой маломальской фигнёй, лишь бы как-нибудь убить время, иначе время убьёт тебя.

К нам подкатывает безликая официантка и ставит на столик бакарди с колой. Каждому. Зря я напросился на новую выпивку. Совсем не хочется, а вечер только набирает обороты. Мне ещё надо созвониться с кучей нужных людей, обсудить кое-какие детали, но и Лиза не будет рада нарваться на до смерти накачанного обалдуя. Я никогда не напивался перед ней и не выглядел в её глазах в неприглядном свете. Ну, почти никогда, не считая пары вечеринок на Ибице и тот незабываемый амстердамский вояж. Его не забыть никогда. Похоже, и всё. Нет! Я точно не напивался в хлам. И чуваки мне свидетели. Что это вдруг меня стала волновать пьянящая перспектива? В глазах ни стёклышка, кровь не заполнили до отказа промилле, и я бы сдал все пробы Раппопорта, если бы любой мент догадался об этом спросить. Легко. Уж не переоцениваю ли свои возможности? Отвязность и утрата критики? Возможно. Но она иного происхождения. Я часто склонен переоценивать себя, но с алкоголем это никак не связано. Проверено.

Прерывая мои размышления, Белкин предлагает осушить бокалы с бакарди.

– Ты чего призадумался? – спрашивает он, протягивая мне бокал. – Придумал что? Так давай обсудим! Мысли вслух, Герман! Уловил месседж? Никаких тайн и недомолвок. Один ты не справишься. По-любому.

– Не задумался, а слегка задремал, – отвечаю я невпопад. – Устал пялиться в одну и ту же точку.

– Бывает! А я никогда не устану любоваться девчонками! – заявил Белкин и пригубил вина. – Тебе простительно. Домашний очаг за спиной.

На что он намекает, подлец? Я свободный человек, не имеющий штампа в паспорте и в ближайшие годы не собирающийся портить документы. Только печать о московской прописке увековечивает его священные белые страницы. Но как знать, если ради Лизы…

– Какой очаг? Я же не семейный человек. Так… Живу не один. Ну, это же не повод? Верно? Кто из нас не приглашал на постоянное проживание безотказных фанаток легендарных рок-групп, готовых отдать тебе всё самое сокровенное? Ради пропуска за кулисы, чтоб получить кривую роспись задрипанного рокера?!

– Не всем с этим везёт, – обиженно замечает Белкин.

Он прав. Ему не везёт. Почти всегда, если не постоянно, особенно в течение последнего полугода. Белкин не похвастался ни одним казановским успехом. Прошлой осенью он встречался с какой-то медийной пигалицей. Дура она была редкостная и на редкость несимпатичная, да и Белкин не Ален Делон. Много было между ними общего, что-то их сближало, отчего подошли друг другу, как пазлы. Так и склеились моментально. Наташка Синицына, так её звали номинально, Сергеевна – по батюшке (а папа у неё, по слухам, чуть ли не медийный магнат), Натали – так называл её на людях (и наверняка тет-а-тет) Белкин, Синька – так прозвали её недоброжелатели (и мы с Секиром). Уж больно цианотична была её кожа: никакого поцелуя солнца, никакого золотистого румянца, как будто девочка принимала ледяной солярий в центральном морге и натирала себя нежным формалиновым кремом, лёжа на кушетке по соседству с Витьком с перерезанным горлом и подгнившим таксистом, которого месяц не может опознать ни родня, ни сотрудники уголовного розыска, ни супер-пупер волновая ДНК-экспертиза. Бывает же находка для криминалистики! Белкин талдычил ей постоянно, как юный пионер, о присяге и ленинской клятве. В каких-нибудь «Б-52», «30/7» и «33/666» и ещё с полсотни неисчислимых числовых выражений. Неужели так модно нарекать кабаки арифметическим сумасбродьем? Модно. Скоро и детей начнут называть по образу и подобию. Прецеденты уже были. Масс-медиа бурно сообщали об этом. А у Наташки Владик был первым серьёзным увлечением (если не считать десяток несерьёзных). Но между ними всё закрутилось и помчалось вверх американскими горками со скоростью света, что Влад думал (если мы ему льстим) даже потащить её в загс под марш Мендельсона. Секир бросился его отговаривать, охлаждая его пыл джин-тоником с водкой. Ни в какую. «Это любовь!» – голосил вещий Влад, и точка! Точно околдовала его эта Синька, как босоногого мальчика. И зачем он ей сдался? Чем зацепил её наш малосольный огурчик? Неведомо. Влад часто влюблялся без оглядки.

Знал бы папа-магнат о проделках и движениях неприкаянного сердца дочери, то не обрадовался бы неожиданному повороту сюжета. Но папа чаще заседал в Лондоне, а с дочкой перекидывался эсэмэс на Т9 по её редкой инициативе. Влад же не мог похвастаться выгодным семейным положением. Сам он, как водится, не коренной москвич. Припёрся откуда-то с юга, оставив куковать мать – училку начальных классов и отца – ведущего механизатора совхоза имени Брежнева или стёртого с карты засекреченного краснодарского завода по переработке урана (примерно так и есть, но Белкин об этом не распространялся, а молчал, как суслик, когда речь заходила о его папаше). Следуя народным традициям, не было бы счастья, да несчастье помогло. Не довёл он Наташку до венца и не надел обручальное колечко. Не успел. Невесть откуда пришла дурная весть. Бывшего уже в летах папочку-магната, а Синька была поздним (очень поздним) ребёнком, свалил мозговой удар. Инсульт приковал его к постели на второй родине – туманном Альбионе. И из Наташки любовь как ветром сдуло. Тотчас позабыла обо всём, включая Белкина, устроила многочасовую истерику с сюжетом собственной вины. Уверяла себя, что недоглядела, не навещала папочку. А после и вовсе обвинила себя, что не раскрыла отцу их телесно-платонических отношений, якобы от этого он чуть не скончался в лондонском госпитале. Просто дура, чего же более! С данным фактом согласился даже сам Белкин спустя месяц после расставания.

А Синька тем временем покончила со всеми работодателями, заявив Белкину, что их отношения до добра не доведут, а довели лишь до папочкиного приступа. И вообще, он ей не пара, раз не поддерживает её в столь сложный момент и не рвётся с ней на Oxford Street, не вытирает её слёзы и не таскает за ней горшок. В общем, обвинила она Владика во всех смертных грехах, а Влад, как мог, отнекивался и оправдывался. Умолял, вставал на колени, пытался и слёзы ей утереть, и горшок поднести, и готов был помчаться на знакомство с родителями, но это уже было чересчур, что, возможно, окончательно отправило бы папочку на тот свет (Белкин на это и рассчитывал), но воспалённое сознание Синьки уловило невыгодность данной идеи. К её чести, девочка не окончательно выжила из ума. Перевернув всё вверх дном, Синька вспомнила старые обиды, вдруг обвинила его в мнимой неверности, намекнув на измены, коих за Белкиным не водилось (он был моногамен, что достойно восхищения и научного изучения), и рванула в Лондон, разрушив последние мосты погибающей любви.

Следуя вековым славянским традициям, Белкин отправился в глубокий запой. Забросил работу и пил, не просыхая, круглые сутки: сначала выходные, а затем и будни предавался Бахусу, но когда деньги закончились и последняя капля вина была допита, Белкин пришёл в себя, поняв, что зря так убивался. Пересмотрел всю коллизию задом наперёд и понял, что эта лондонская Синька и мизинца его не стоит, а он такой замечательный, такой верный и постоянный, что найдёт себе ещё одну, а может и не одну, но только единственную и ненаглядную, чтоб на века, чтоб на всю жизнь, чтоб без разборок и без скандалов. Возвысившись над ней в собственных глазах и в глазах окружающих, Белкин вышел из состояния утраченной любви, спустившись с небес на землю. Бросил неуёмно пить, восстановился в деле, пытался познакомиться с новой суженой. Неудачно. Но он и не проводил отчаянно и бесповоротно свой план «Перехват», а после трёх-четырёх неудачных love story перешёл к самому простому варианту – снятию средненьких проституток, чтоб без разборок, без скандалов и без истерик…

От Секира же не дождаться подобных романтических искушений. Он – человек-машина. Титановый сплав по накачке брезентовых труб оргазмом. Воистину секс-машина. Сопли и слёзы для него – невстречаемый атавизм. Как гусар, он бравирует и клянётся, что никогда не любил, а только трахал цыпочек налево и направо. И чёрт его разбёрет, лжёт он, как последний хач на черкизовском рынке, или доля правды в его словах есть. Сам дьявол его не разберёт. Судя по внушительному списку тёлок в мобильнике, который Секир для понта иногда демонстрирует, желающих накачаться оргазмом изрядное количество. Что ж, если здоровье позволяет, почему бы и нет?! На то он и Секир, чтоб беспощадно и до последнего вздоха рубить своей титановой секирой…

Тройной номер стриптиза подходит к концу.

Белкин так и не успел вложить своей фаворитке бабла под стринги. Здесь нет его вины. Девочка не соизволила подойти поближе, а лезть кубарем на сцену, чтоб стянуть с девочки трусики, ни одна вменяемая администрация не позволит. Нокаутируют на месте, и пиши кривые больничные письма, сидя в инвалидной коляске.