Януш Камоцкий - Встречи с Индонезией

• Название: Встречи с Индонезией
• Автор: Януш Камоцкий
• Издательство: Наука
• Жанр: Путешествия и география
• Год: 1982

Книга представляет собой описание путешествия, предпринятого автором, научным сотрудником Краковского этнографического музея, в начале 70-х годов в Индонезию. Особый интерес вызывают этнографические зарисовки о жизни племен, населяющих места, удаленные от туристских маршрутов, а также картинки, отображающие быт, нравы и обычаи индонезийцев.

---

Выехать в горы мы смогли лишь после полудня. Но забраться на вершину было невозможно: прошел сильный дождь.

После получаса езды — препятствие: маленький ручеек, который мы вчера, едва заметив, переехали, сегодня превратился в разбушевавшийся, несущий огромные камни поток. Местные жители говорят, что через час можно будет проехать. Ждем. В конце концов выгружаем из машины аппараты, подвертываем брюки и бредем по воде.

По дороге нам встретилась стая небольших обезьян. С фотоаппаратом в руках я помчался за ними следом, однако животные оказались проворнее меня. Единственное мое достижение — разорванный рукав рубашки.

Обедали в той же закусочной, где недавно завтракали. После обеда начался дождь, потом выяснилось, что вода в реке, которую нам придется пересекать, поднялась. В общем ночевать надо здесь.

А потом мы побывали в деревне, где мое сердце забилось сильнее. Миновав мусульманскую часть деревни, староста привел нас в другой ее конец, застроенный самыми обычными традиционными домами. Значит, здешние жители — не индуисты. Около домов возились свиньи, следовательно, тут жили не мусульмане. Население этой части деревни придерживалось религии, в которой переплетались черты индуизма и древних анимистических верований.

Нас приводят к месту собраний — платформе из бамбука, опирающейся на резные столбы. От солнца защищает занавес из листьев лонтаровой пальмы, который вешают с той стороны, где он в данный момент необходим. Сняв обувь, ступаем на циновки. Сигареты кладем на поднос, и начинается беседа. Присутствуют одни мужчины, лишь время от времени забегают девушки. Вначале в качестве главного рассказчика выступает кепала деса (деревенский староста), позднее я прошу его пригласить жреца. Появляется жрец. Вести разговор помогает молодой человек с неподпиленными зубами (обычай подпиливать зубы здесь сохранился до сих пор). Идем на местное кладбище, осматриваем запущенные, обложенные камнями могилы, заходим в храм, построенный семьдесят лет назад и недавно реставрированный. Он состоит из двух построек: собственно молельни и места для старейшин. Молельня представляет собой стену с встроенным в нее алтарем, под крышей, опирающейся на два столба. На алтаре нет никаких символов. Это обыкновенный стол, на который складывают принесенные в дар плоды. Над алтарем прикреплена табличка с номером дома. Вторая постройка — это крыша, опирающаяся на несколько колонн, внизу соединенных двумя каменными скамьями. Вся земля у входа в храм усыпана крупными белыми цветами. Я подумал было, что здесь недавно совершался обряд жертвоприношения. На самом деле цветы упали с растущего рядом дерева. Храм стоит на холме, откуда открывается прекрасный вид на море и на раскинувшийся вдалеке Бали. По пути к храму есть старинное место для жертвоприношений, подобное тем, какие я встречал на Палуе. На камне лежит пальмовый лист с горстью риса, цветами. Это дары какого-то больного человека.

По возвращении в деревню нас угощают кофе, бананами, бисквитами. Я горестно вздыхаю: хорошо бы основательно поесть. Но хозяева, наверное, предположив, что среди нас имеются мусульмане, подают только «чистую» еду. Кофе, бисквиты и плоды мусульмане употребляют без опаски. Зато индуисты в гостях у мусульман едят все. В итоге мы едим как следует только у мусульман.

Сидим мы, словно на сцене, на освещенной большой газовой лампой платформе и как будто участвуем в увлекательном спектакле, а вокруг любопытные зрители, главным образом молодежь, и ей очень интересно, как я буду есть руками рис.

Мой спутник, музейный работник, неожиданно предлагает мне от имени бупати заняться организацией музея в этой деревне. Идея неплохая. Поработать месяца три, поездить по деревням — за счет ЮНЕСКО, разумеется. Пока даю кое-какие общие советы. Рекомендую создать три отдела: исторический, природоведческий и этнографический, предлагаю вариант основного каталога. На меня смотрят как на какое-то чудо: вот так, сразу создать организационную схему музея! Если бы я сейчас вынул из уха кролика, они удивились бы меньше.

Я узнал очень интересные вещи о местном наречии. Существуют, оказывается четыре варианта языка: язык, на котором молятся и разговаривают со священниками, общеупотребительный язык, детский язык и язык, на котором следует обращаться к слугам и детям. Местный оранг пендек, естественно, не использует всего лексического богатства языка сасак, а лишь его наиболее упрощенный вариант.

Перед сном умываюсь у колодца около мечети. Молодец Мухаммед, придумавший омовения. Пополоскался — и спать. Мы проведем нынешнюю ночь в той самой хижине, где ужинали, только сейчас ее со всех сторон завесили саронгами. Я спал как убитый, даже храп соседа не мешал.

Как быть с походом в горы? Пораненная на коралловом рифе нога болит все сильнее. Решаю идти. Собралась большая компания: я, три мои спутника, кепала деса и еще человек пять.

На вершине горы стоит небольшой храм, похожий на тот, который я осматривал вчера. Над алтарем висят таблички с изображением каких-то индуистских символов. Сбоку находится часовня, украшенная свастиками[17] и надписью крупными буквами: ПЕЛИТА (пятилетний план). Название пятилетнего плана на часовне. Забавно. Возможно, это означает, что она была построена согласно пятилетнему плану. Вешают же у нас на стенах храмов доски с именами их строителей.

Приходят заинтригованные нашим появлением жители ближайшего кампунга, населенного оранг пендек, низкорослыми людьми, с кожей более темной, чем у тех, кого мы до сих пор видели. Эта народность малочисленна. Говорят на самом примитивном наречии сасакского языка, исповедуют древнюю индо-буддо-анимистическую религию. По их летосчислению в году 345 дней. Раз в год они отмечают праздник кербау, во время которого жрец убивает буйвола. На этот праздник в качестве гостей приходят мусульмане.

Осматриваем небольшую сахароварню, расположенную в шалаше за деревней. Ее хозяин в большом котле варит туак. На земле лежат бамбуковые ведра для хранения сахара. Помощник непрерывно подносит все новые порции туака.

Основным оружием местных жителей является лук-чубуб. Стрелы хранятся в бамбуковых колчанах. Наконечники часто обмазывают ядом, который, как говорят, за полминуты убивает крупную обезьяну. Сельский староста организует соревнования по стрельбе из чубуба и сам в них участвует.

По возвращении сразу отправляюсь к бупати и довольно долго беседую с ним за чашкой кофе. Бупати коллекционирует произведения старинного балийского искусства. Мне особенно понравился большой деревянный барельеф с изображением красного льва, из пасти которого растут две ветви, усыпанные крупными цветами, покрывающими всю поверхность барельефа. Это символ быстротекущего времени. Прощаясь, бупати неожиданно дарит мне другой прекрасный барельеф: Рама, восседающий на Гаруде.

Хочу напоследок побродить по Матараму, по улочкам, заглянуть в балийские храмы-пуры. В одной из них настоятельница ибу пура (мать храма) совершает обряд. Держа в руках поднос с разноцветными стаканами, наполненными водой, она обходит алтари и окропляет каждый из них, затем входит в маленький храм, раскладывает дары, молится. Горят ароматические палочки.

На улице Бали ко мне подошли подростки, с которыми я разговорился о пурах. Мы вместе зашли в одну из них. Девочка принесла на подносе (конечно, на голове) стаканчики с водой. В каждом плавали цветы. Затем кто-то принес корзину с кусочками благовонной древесины, скорлупой кокосового ореха и кадилом.

Мой вылет на Бали, как и следовало ожидать, не обошелся без приключений. Когда я появился в аэропорту, мне сообщили, что я, к сожалению, полечу не тем рейсом, которым рассчитывал, а другим, то есть на четыре часа позже. Соглашаюсь. Я последний в списке пассажиров, и, если в рейс идет самолет с меньшей, чем предполагалось, грузоподъемностью, мне ничего не остается, как ждать. Однако, узнав истинную причину отсрочки, я разозлился. Оказывается, явилась какая-то привилегированная особа, а таких в Индонезии немало.

— Такова Индонезия, — объяснили мне, любезно улыбаясь и безнадежно разводя руками.

— Но позвольте, — возразил я, доставая паспорт, — я не индонезиец. По отношению ко мне должно соблюдаться международное соглашение о перевозке пассажиров. Ведь Индонезия подписала конвенцию! Ваша авиалиния обязана взять на себя все заботы обо мне и обеспечить меня всем необходимым. Я имею право требовать гостиницу и еду за ваш счет.

Чиновники буквально остолбенели, особенно после того, как один из присутствующих, юрист, подтвердил мою правоту. Нечего и говорить о том, что я отказался от своих прав — зачем мне гостиница и еда? — и поехал осматривать пуру Сагара (храм Моря), построенный военными год назад. Пура Сагара произвела на меня впечатление старинной, недавно отремонтированной постройки. Лишь вблизи стало видно, что украшения и барельефы выполнены из искусственного камня (падаса), а надписи сделаны на современном индонезийском языке. Среди барельефов храма я обнаружил один, который был как бы иллюстрацией к индонезийской басне о цапле, рыбе и раке, известной нам по Лафонтену.