Меган Маккаферти - Вторая попытка

• Название: Вторая попытка
• Автор: Меган Маккаферти
• Издательство: Мир книги
• Жанр: Детская проза
• Год: 2007
• ISBN: 978-5-486-01252-5

Наблюдательная, впадающая в депрессии девочка-подросток Джессика Дарлинг проходит через суровые эмоциональные испытания последнего года учебы в Пайнвилльской средней школе. Ее покой смущает не только загадочный Маркус Флюти, но и ее лучшая подруга Хоуп, которая живет в другом штате. Помимо всего прочего родители Джессики против ее выбора колледжа, а беременность старшей сестры Бетани довершает переполох, царящий в доме Дарлингов.

Захватывающая, пронзительная история о самой необычной влюбленной парочке! Искрометный, дерзкий роман, словно глоток ночного воздуха, настоящий электрошок, вызывающий острый приступ нежной ностальгии по детству… Последний год учебы в Пайнвилльской школе, и Джесси окажется на свободе! Но впереди — целая вечность, и вырваться из плена ежедневных сюрпризов и невообразимых приключений нет никаких шансов! К чему приведет ее бурный роман, не знает и сам Господь Бог. Не личная жизнь, а полный аут! К тому же она совершила нечто такое, что лишит покоя ее родителей на десять лет вперед…

Остро, стремительно, свежо Меган Маккаферти воссоздает сумбурный сегодняшний мир вечно спешащих повзрослеть подростков…

Glamour

С большой любовью Маккаферти рисует образы Пайнвилльского общества, которые явно несут в себе отголоски ее собственной тонкости и ранимости.

Publishers Weekly

«Вторая попытка» — как полет на американских горках. Фантанирующая радость, опасные повороты… С твоей самой любимой антигероиней.

ELLEgirl

---

Вторая попытка

Тридцатое июня

Хоуп!

Когда, как ты получишь это письмо, я уже буду учиться на летней довузовской факультативной программе по искусству. Это такая специальная программа, которая призвана помогать развитию талантов.

Пока я психовала по поводу того, что мне придется еще одно лето проторчать в забегаловке на побережье, подавая еду клиентам, я не могла избавиться от мысли, что я мошенница. Меня совершенно не интересовало «развитие творческих, интеллектуальных и социальных активностей, интегрированных в успешную карьеру в искусстве», как говорится в брошюре. Моя мотивация проста: я знаю только один способ пережить выпускной год в Пайнвилльской средней школе — для этого я должна избегать всех, кто связан с ней, так долго, как только смогу. Вот почему мои летние каникулы — это добровольная ссылка.

Я все лето проболталась бы здесь, на побережье, если бы ты решила приехать и навестить меня в Нью-Джерси, вместо того чтобы ехать в Европу. Если бы ты не была моей лучшей подругой и я не любила тебя так сильно, я бы возненавидела тебя. Не за твое решение, а за привилегию принять его первой.

Я знаю, что наша ежедневная переписка может сойти на нет, пока ты не вернешься в Теннесси. Но я буду тебе писать чаше чем раз в месяц, если будет настроение. Даже если ты будешь жить от меня за тысячи миль, в другой стране, помни: все еще действует закон сохранения отношений, полностью свободный от чувства вины. С особым упором на свободный от чувства вины.

Завистливо твоя,

                            Дж.

Июль

Первое июля

Не могу поверить, что мне приходилось это делать почти каждый день или даже ночь. В предрассветные часы, когда небо становится пурпурным, а дома́ тихо вздыхают во сне, я склонялась над своей потрепанной черно-белой тетрадкой для записей. Я писала, вымарывала, снова писала, пока не начинала болеть сперва рука, а потом сердце.

Писала и писала — но однажды перестала.

За исключением писем к Хоуп и заметок в школьную газету, я за несколько месяцев не написала ничего стоящего. Вот почему я сама была в шоке, когда меня включили в летнюю программу. У меня не было иного выбора, кроме как начать все заново, потому что, согласно пункту «развития писательских способностей», я обязана вести дневник. Но он будет другим. Совсем другим. Или меня упекут в дурдом.

Мой последний дневник был лишь свидетельством каждого моего поражения, каждой глупости, которых было предостаточно в годы обучения в начальной школе. А потом я уничтожила все свои душевные пережевания. Страницу за страницей я скормила дневник отцовскому бумагорезательному аппарату, превратив свою исповедь в стыдливое конфетти. Я хотела устроить ритуальное сожжение дневника в камине, но мама не позволила: она боялась, что чернила при горении будут выделять особо токсичный газ, который убьет нас всех. Даже в своем безумии я понимала, что это был совершенно ненужный мелодраматический штришок.

Я уничтожила дневник, потому что в нем было много такого, о чем я даже лучшей подруге не рассказывала. Я уничтожила его в первый день Нового года, в тот день, когда я увиделась с Хоуп, перед тем как она уехала в Теннесси. Мое решение было простым: пора прекращать изливать душу бумаге и начать снова рассказывать ей все. Все, что включало произошедшее между мной, Хоуп и Тем, Кто Должен Остаться Неизвестным.

Вместо того чтобы возненавидеть меня за такие странные отношения между мною и Им, Хоуп неустанно доказывала, что она — моя лучшая подруга. В тот январский день она сказала мне и повторяла это потом миллион раз, что у меня есть полное право выбирать себе друзей. Она уверяла меня в этом, хотя Его действия косвенно привели к смерти брата Хоуп, который схлопотал передозировку, и из-за этого родители увезли ее за тысячу миль от Пайнвилля, дабы избежать дурного влияния. Однако в тот холодный день Нового года она уверяла меня, что в смерти ее брата виноват только он сам. Никто не вводил смертельную дозу в его вену, Хиз сделал это сам. И если я чувствую с Ним настоящую связь, сказала она мне тогда и неустанно повторяла потом, я не имею права так резко ее обрывать.

Я же, в свою очередь, миллион раз говорила Хоуп, что порвала с ним не из уважения к памяти Хиза. Я делаю это просто потому, что в моей жизни ему не место. Особенно после того, как он не перемолвился со мной ни единым словом, когда в прошлый Новый год я послала его ко всем чертям.

Хотя это не совсем так. Он говорил со мной. Между нами было нечто худшее, нежели просто молчание: ничего не значащие разговоры. Обычно мы болтали обо всем на свете — от стволовых клеток до экономических отношений в Ираке. Теперь же самое глубокое его изречение в мой адрес было таким: «Пожалуйста, убери голову, я не вижу доску» (2 сентября, первый семестр, Мировая История).

СТОП!!! Я же не хочу сжечь этот дневник еще до того, как начну его писать.

Второе июля

А вот забавная запись, и отнюдь не психованная!

Сегодня я получила фантастический подарок: семьсот восемьдесят баллов за словесность и семьсот шестьдесят за математику.

Благослови Бог тесты на успеваемость!

Из этого следует, что к математике у меня меньше способностей. Йо-хо-хо!!!

Я сделала это — выписала себе билет из Пайнвилля в один конец. Готова признать, что если бы мне светила стипендия за атлетические достижения, я бы уже нарезала круги по стадиону, но, к счастью, у меня все же имелись мозги. И я так счастлива, что не подписалась на этот кросс по стране!

Несмотря на протесты со стороны некоторых колледжей вроде Принстона об отмене экзаменов, я абсолютно против того, чтобы упразднить тесты. Это единственный способ доказать приемной комиссии, что я умная. Блестящие рекомендации, высочайший IQ и первый номер в рейтинге класса ничего не значат, когда ты подаешь документы вместе с такими же отличниками из других школ.

Конечно, с такими баллами моя проблема состояла не в том, поступлю ли я в колледж, а в том, какой из 1600 вузов, заявленных в «Принстонском обзоре», мне выбрать. Я мусолила идею о том, что в колледже непременно найду людей, которые меня понимают. Я понятия не имела, существует ли Университет Утопия. Но было одно утешение. Даже если я выберу не тот вуз, а ставки 1600 к 1, что я так и сделаю, хуже, чем в Пайнвилле, мне не будет.

Собственно, я не провалила тесты, потому что я гений. Во время ознакомительного визита в Гарвард я уяснила разницу между гениальными безумцами и остальными учениками. Нет, мои баллы не отражают моей гениальности в той мере, в какой они демонстрируют мою способность запоминать всякие маленькие трюки для прохождения того или иного теста. Для меня эти тесты были неизбежным злом, но не такой уж большой травмой, какой они являлись для большинства учеников средней школы. Были вещи и похуже, чем тесты, точно вам говорю. Пока я не уничтожила доказательства своих поражений, давайте посмотрим:

ТОП-ЛИСТ ТРАВМ

ДЖЕССИКИ ДАРЛИНГ

ИЗДАНИЕ 2000–2001

Травма № 1. Моя лучшая подруга переехала за тысячу миль от меня. После того как ее брат Хиз умер от передозировки, родители Хоуп увезли ее из Пайнвилля в крошечный южный городок, где моральные устои были крепче бетонных стен. Я не могла винить Уиверов в том, что они пытались защитить ее невинность, поскольку Хоуп — самое прямодушное и бесхитростное существо на свете. Ее отъезд застал меня в разгар учебного года, за девятнадцать дней до моего Горького Шестнадцатилетия, аккурат перед началом нового миллениума. Человечество пережило компьютерный кризис, но мой мир был разрушен безвозвратно.

Вот почему Хоуп была для меня лучшей подругой. Она — единственная, кто понимал, почему я на дух не переношу Бестолковую Команду (так мы называли Бриджит, Мэнду и Сару, пока Мэнда не переспала с Бэрком, приятелем Бриджит). А когда я стала переиначивать слова песен, чтобы повеселиться, Хоуп явила мне свои несравненные артистические таланты, записывая их под свой собственный аккомпанемент на пианино (вот что я называю забавным!), разрабатывая концепции обложки с благодарностями («Большое muchas gracias Хулио и Энрике Иглесиасам за всю любовь и вдохновение, которое вы дарили мне все эти годы. Те amo у te amo[1]…»). Я слушала ее хрипловатый голос, поющий песню «Целлюлит» (песня для Сары, поется на мотив песни «Сателлит» группы Дэйва Мэтьюза).

Целлюлит на моих бедрах,
Как студень, трясется, выводит меня из себя
Толстая попа.

Целлюлит, и никаких купальников.
Мне нужна хламида.
Но я не могу видеть свое отражение в примерочной.

Припев: