Генрих Шумахер - Любовь и жизнь леди Гамильтон

• Название: Любовь и жизнь леди Гамильтон
• Автор: Генрих Шумахер
• Издательство: Северо-Запад
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 1992
• ISBN: 5-8352-0071-4

Ее лицо и сегодня молодо и прекрасно, запечатленное знаменитыми художниками XVIII века — они называли Эмму Гамильтон самой совершенной женщиной.

Она представала в дарственных образах бессмертных богинь, а в жизни была безрассудна и трогательна и как всякая простая смертная жаждала любви и благородства, стремясь сохранить достоинство в жестоком и высокомерном мире.

---

Вот как это было! Разве сэр Уильям не сделал Гревилла наследником своего состояния? Сводник заработал себе на этом шубу. Трус мог теперь в полной безопасности вкушать плоды своей хитрости. Мог, как наследник сэра Гамильтона, успокоить своих кредиторов, мог рассчитывать на высокие должности, жениться на дочери лорда Миддлтона. В глазах света он был безупречным джентльменом, а хрип жертвы не доносился до него с чужбины. Метресса знатного господина кричала о насилии? Ха-ха-ха, да кого это вообще может интересовать?

Метресса… Как она писала в своем последнем письме Гревиллу? «Я добьюсь того, что сэр Уильям женится на мне!» Если это только удастся… Тогда будет ее очередь смеяться над хитрецами, расставившими ей сети. Над обманутыми обманщиками, вымостившими ей путь наверх. Над клятвопреступником, у которого она отнимет тайно схваченную им добычу. Ради леди Гамильтон сэр Уильям откажется от своего наследника. Если это только удастся… О, теперь она уже не та неопытная девочка, которую можно было безнаказанно бросить! Сам Гревилл научил ее искусству думать. Своими трезвыми расчетами во время занятий, изворотливостью в борьбе с кредиторами. И еще одному научил он ее: скрывать свои мысли за видимостью улыбки. И чувства скрывать. Он называл это аристократическим стилем, но на самом деле это было присущим ему лицемерием. Что, если ученица обратит теперь против своего учителя и мэтра дипломатического искусства то оружие, которое он сам вложил в ее руки? До сих пор она была простодушной и безопасной, была лишь игрушкой своих чувств. Один только раз она сознательно причинила зло — когда отослала шиллинг Джейн Миддлтон. Но это случилось в порыве мстительности, она не обдумывала этого заранее. А теперь…

Если она станет другой, то чья в этом вина? В ней опять затеплился мягкий теплый свет, и опять она его погасила. Теперь она станет другой и на это положит все силы. Будет действовать с холодным расчетам. Ведь и с ней поступили дурно.

Глава тридцать вторая

Когда Эмма с матерью прибыли в Неаполь, сэр Уильям принял их как своих землячек высокого сословия. В Палаццо Сесса, резиденции посольства в Вико Капелла Веккиа, он отвел им лучшие комнаты, извиняясь за то, что еще не закончены все работы в предназначенном им жилище. Позже он перевел их в маленькую, укрытую от нескромных глаз виллу в Позилиппо, которую отвел им под постоянное жилье. После разрыва с Гревиллом в своем горе Эмма была благодарна сэру Уильяму за это уединение. Но теперь она поняла смысл его действий. Он боялся любопытства благородного общества Неаполя, с которым он по своей должности обязан был считаться. В Палаццо Сесса Эмма в какой-то мере была под защитой общества. Но на вилле в Позилиппо частное лицо могло вести себя так, как невозможно было вести себя английскому посланнику.

Таким образом он осуществил свое намерение, весь свет любовался «прекрасной англичанкой сэра Уильяма Гамильтона», но представлялись ей только мужчины. Дамы, улыбаясь, смотрели сквозь нее.

Нужно было добиться возвращения в посольство.

* * *

Сэр Уильям ежедневно приезжал на виллу в Позилиппо, но ему уже давно не удавалось увидеть Эмму. Один раз она была больна, заперлась в своей спальне, не хотела никого видеть. Другой раз ее не оказалось дома. Куда она ушла, неизвестно. С некоторого времени она стала необычайно замкнута. Кажется, у нее появились тайны.

Об этом рассказала ему мать. Простодушно, с неподдельной, печалью. Эмма нарочно не откровенничала с ней. Несколькими перекрестными вопросами искушенный дипломат выудил из матери все, что ему было нужно. Потом мать передала Эмме все, что сказал сэр Уильям. В первый день он был непроницаем, во второй — рассержен, в третий — озабочен. А теперь его охватил страх. Почему она прячется? Что она собирается сделать такого, о чем даже не решается рассказать матери? Заразившись его страхом, уступая его просьбам, мать требовала от Эммы поделиться с ней своими планами. Но Эмма молчала. За долгие месяцы напрасного ожидания писем от Гревилла она испытала на себе действие подобного молчания. Оно путало мысли, отравляло сон, толкало на опрометчивые поступки.

Однажды, идя по Толедской улице, она заметила, что за ней следует мужчина, которого она случайно видела однажды в посольстве. Очевидно, один из платных шпионов, собиравших сведения о дворе и народных партиях для отчетов министерству иностранных дел в Лондоне. Возможно ли, что сэр Уильям установил за ней наблюдение? Она медленно двинулась дальше, вошла в несколько лавок, купила пару мелочей и наконец зашла в одну из пароходных компаний, занимавшихся морскими перевозками во Францию. Там было полно людей, заказывавших билеты на корабль, отправляющийся через несколько дней. Робко попросила она дешевое место на имя мисс Харт, потом, покраснев, исправилась: на имя миссис Томпсон. Отдала за билет все оставшиеся деньги, получила квитанцию и быстро ушла. На следующем же углу улицы она исподтишка бросила взгляд назад. Мужчина, очевидно, отстал.

Дома мать рассказала ей, что был сэр Уильям, что он крайне озабочен состоянием Эммы. Он все время спрашивал, что с ней, никак не хотел поверить, что мать ничего не знает. После долгого ожидания он наконец ушел, оставив два билета на вечернее представление оперы в театре Сан-Карло, так как Эмме нужно развлечься. Пусть мать уговорит ее пойти. Но Эмма отказалась. Она устала, неважно себя чувствует. Пусть мать одна поедет в театр, взяв для безопасности слугу и горничную. Обменяв для слуг билет Эммы на два более дешевых места, она доставит им огромное удовольствие.

Оставшись одна, Эмма пошла в спальню. Дверь в коридор она не заперла, а только притворила. Зато широко распахнула дверь на балкон, так что в комнату ворвался мягкий воздух позднего вечера. Она медленно переоделась на ночь, прислушиваясь к каждому шороху.

Джульетта ждала своего Ромео…

Она вспомнила вечер у мисс Келли. Тогда она с презрением отвергла юного, цветущего принца. А теперь она ждала рыцаря Гамильтона. Старика, который скрывал свои морщины под слоем пудры и румян, дрожание рук — под деланной живостью.

Вдруг она прислушалась… Стук колес экипажа прорезал ночную тишину и умолк перед виллой. Тихо отворились ворота, кто-то скользнул по коридору, рука нащупала дверь, она поддалась…

Эмма лежала поперек кровати. Как бы сраженная внезапно овладевшим ею сном. В правой руке был еще гребень, которым она расчесывала свои распущенные волосы. Левая небрежно лежала на ночной сорочке, слегка сдвинув ее своей тяжестью. Яркий свет свечи падал на обнаженные ступни, опиравшиеся на банкетку. Над ними сверкали белизной щиколотки.

Сэр Уильям стоял недвижимо посреди комнаты, уставившись на спящую широко открытыми глазами. Он уже хотел было броситься на нее. Но остановился вдруг, на цыпочках прокрался обратно к двери и закрыл задвижку. Ручка тихо звякнула. Эмма перевернулась, ее нога толкнула банкетку, которая с шумом опрокинулась на пол. Эмма села на кровати, словно она только что проснулась, гребень выпал из ее руки. Сонными глазами она обвела комнату, и тут ее глаза встретили взгляд сэра Уильяма… Издав громкий крик, она, как бы защищаясь от него, вытянула руки, через открытую дверь выскочила на балкон и взобралась на широкие мраморные перила балюстрады.

— Оставайтесь там, где вы стоите! — выкрикнула она, задыхаясь. — Если вы приблизитесь хоть на один шаг, я брошусь вниз!

Он схватил светильник и поднял его. Свет падал прямо на его лицо. Оно было бледным воплощением ужаса, на лбу блестели капельки пота, рот, не дыша, был открыт.

— Но, мисс Эмма, я умоляю вас, — с трудов бормотал он, — я не знал, что вы спите! Дверь была открыта, а так как я хотел поговорить с вами… Бога ради, сойдите с перил! Вдруг какой-то камень расшатался!

— Ну и что с того? Вы думаете, я дорожу остатком моей жизни?

— О, столько красоты и очарования…

Губы его дрожали, он не мог продолжать. Эмма подумала немного.

— Хорошо, ваше сиятельство, я сделаю то, что вы приказали! — сказала она холодно, впервые, с тех пор как познакомилась с ним, называя его титул. — Но поставьте сначала светильник обратно на стол. Потом сядьте на стул в комнате у стены и оставайтесь там, пока я не разрешу вам встать. В противном случае я буду считать, что ваше сиятельство угрожает мне, и брошусь вниз!

Он с болью взглянул на нее.

— Угрожаю? Я, ваш лучший друг!

— Ах, нет? Тогда вашему сиятельству не составит ни малейшего труда выполнить мое желание!

Он молча поставил светильник на стол, пошел к противоположной стене комнаты и сел на стул. Он выглядел необыкновенно комичным в этой жалкой позе, в расшитом золотом фраке и с сияющей орденской звездой на груди. Она медленно спустилась с перил балюстрады. Но осторожности ради осталась на пороге балкона.