Генрих Шумахер - Любовь и жизнь леди Гамильтон

• Название: Любовь и жизнь леди Гамильтон
• Автор: Генрих Шумахер
• Издательство: Северо-Запад
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 1992
• ISBN: 5-8352-0071-4

Ее лицо и сегодня молодо и прекрасно, запечатленное знаменитыми художниками XVIII века — они называли Эмму Гамильтон самой совершенной женщиной.

Она представала в дарственных образах бессмертных богинь, а в жизни была безрассудна и трогательна и как всякая простая смертная жаждала любви и благородства, стремясь сохранить достоинство в жестоком и высокомерном мире.

---

Очарование славы не могло не коснуться и Эммы. Она, никому не известная женщина низкого происхождения, увековечена кистью художника для потомков. Эти голубые глаза, отливающие темной бронзой волосы, эти полные губы вызовут восхищение еще не одного поколения людей, может быть, ничего не знавших об Эмме Лайен, кроме того, что она родилась где-то в глухой, никому не известной дыре и умерла, как миллионы других людей.

Ею снова овладело жгучее, непреодолимое стремление быть чем-то большим, чем просто усладой для других. Взять свою судьбу в собственные руки, направить ее к высокому взлету или глубочайшему падению. Она почувствовала себя исцеленной от тяжелой болезни, еще раз с новой силой проснулась в ней воля.

* * *

Сэр Фезерстонхаф не появлялся уже несколько недель. И вот на исходе весны одним прекрасным утром он неожиданно вошел в ателье. Он ездил к матери и к своему опекуну, чтобы добиться их согласия на брак с Эммой. Оба наотрез отказали ему.

— Mais je ferai ce que je veux, quand meme[37]! — сказал он. — Через два года, когда я достигну совершеннолетия, я предложу вам мою руку, мисс Харт. Yusque-la[38] я предлагаю вам Верхний Парк в Суссексе в качестве летней резиденции. Замок, который находится в моем владении. En hiver nous serons a bonders. Tout est prepare[39]. Мы можем ехать туда в любой день. Мои друзья в Суссексе с нетерпением ждут вас. Мы будем ездить на лошадях, охотиться, играть, tout се que vous pourrez souhaiter[40]! Вам будет везде оказано уважение, какого достойна леди Фезерстонхаф!

Он отвесил ей низкий поклон, вывезенный им из Парижа, и выжидающе взглянул на нее. Она с удивлением выслушала его. Теперь же по ее губам пробежала насмешливая и недоверчивая улыбка, никак не соответствующая облику «Чувствительности», для которой она позировала Ромни.

— А кто поручится мне, что до совершеннолетия я не наскучу его светлости лорду и он не бросит меня, как старую перчатку?

Сэр Фезерстонхаф вынул и подал Эмме заверенную нотариусом бумагу. Это было его обязательство жениться на Эмме в день совершеннолетия. В случае, если бы он нарушил свое обязательство, каждому желающему предоставлялось право обращаться с ним как с жуликом и лгуном, нарушившим данное слово; на этот случай Эмме предназначалась сумма в двадцать тысяч фунтов, которая поступила бы в ее распоряжение независимо от приговора суда. Эту сумму Эмма получала и в том случае, если бы Фезерстонхаф умер до женитьбы на ней.

Эмма протянула документ Ромни. Он долго и тщательно рассматривал его. Все было в порядке: Эмме оставалось только согласиться. И через два года она стала бы леди Фезерстонхаф. Ей в руки шло то, что было целью ее честолюбивых устремлений. Но она колебалась. Что-то в ней противилось этому. Какой-то внутренний голос рыдал, казалось, под обломками ее разбитого сердца.

— И вы относились бы ко мне, как к своей невесте, милорд? — спросила она после паузы. — И не требовали бы от меня ничего, что бы я не готова была сама дать вам?

После мгновенного колебания он со всей серьезностью отвесил ей глубокий поклон:

— Все будет так, как вы захотите, миледи.

Он опять назвал ее этим гордым титулом, и это слово снова прозвучало опьяняюще. Она уже была готова согласиться, но тут вмешался Ромни, поманив ее в дальний угол ателье.

— Не соглашайтесь, мисс Эмма! — В его голосе звучала забота. — Разве вы не видите, что Фезерстонхаф несовершеннолетний мальчишка. Он сам не ведает, что творит.

В ее глазах вспыхнул огонек:

— И я была несовершеннолетней! И я не ведала, что творила, но сэр Джон взял меня, как желанную добычу!

Ромни озадаченно смотрел на нее:

— Сэр Джон поступил с вами подло, но действовал не из холодного расчета. Он любил вас! А вы…

Он запнулся.

— А я? — медленно спросила она. — Откуда вы знаете, что я не люблю Фезерстонхафа?

Она улыбнулась, посмотрев ему в глаза долгим, пронзительным взглядом. Порыв жестокости охладил ее сердце, толкая ее на хитрость.

Ромни смертельно побледнел, он хотел ответить ей, но не находил слов. Низко опустив голову, он отвернулся.

Теперь она поняла, как он любил ее. Но ее сердце умерло. В этом и была ее сила.

Спокойно подала она руку сэру Фезерстонхафу:

— А как мне называть милорда?

Он коснулся губами тонких пальцев с почтением, как кавалер Марии Антуанетты:

— Гарри, миледи!

— И когда мы едем в Верхний Парк?

— Через три дня, леди Эмма.

— Через три дня, сэр Гарри!

Глава двадцатая

Верхний Парк…

Просторные, сочно-зеленые луговые дали, орошаемые серебристыми журчащими ручьями. Тенистые купы деревьев, легко колышущиеся под ветром. Тропинки, усыпанные гравием, петляя бегущие от близкого берега к лесистым холмам Суссекса…

Всякий раз, как Эмма выходила на балкон верхней террасы замка, открывавшийся ей вид приводил ее в восторг и радовал сердце. В легкой завесе тумана вставала на западе пестрая громада жилых кварталов Портсмута с возвышающимися над ними сверкающими верхушками церквей, а на юге, за лугами, простиралось море. К нему полого спускался берег — волнистые, покрытые серо-зеленой травой холмики дюн. Нежная желтизна его кромки неуловимо смешивалась с кружевной белизной длинного гребня морской пены. А за ним — темные волны пролива Спитхед, паруса уплывающих кораблей, прорезающих на зеленой глади сверкающие борозды. Казалось, что громом своих пушечных выстрелов они приветствовали берег острова Уайт, сиявшего из морской пучины, как драгоценность королевской короны.

Море! Загадочное, удивительное море, полное таинственных звуков. Оно снова пробудило в ней мечты детства.

Она бежала к берегу, окуная в волны голые ноги, играла с морем так, будто оно принадлежало ей одной. Потом ложилась на песок и смотрела вверх, в голубое небо, открывавшее глазу все новые и новые бесконечные дали.

Или наблюдала жизнь птиц: беззвучно двигались ласточки; медленно пролетал черно-краснобелый устрицеед, посылая привет мелодичным кликом; недвижно парила в прозрачном воздухе серебряная чайка, зорко вглядываясь в лежащую фигуру, а потом внезапно в свистящем вираже слетала к ней. Иногда Эмме казалось, что она чувствовала на щеке веяние ее крыла. Опьяненная воздухом и солнцем, она возвращалась в замок.

В Верхнем Парке сэр Гарри поставил все на широкую ногу: толпа гостей наполняла замок, парк, леса шумной жизнью. Обильные застолья сменялись выездами на охоту, скачки с препятствиями — спортивными состязаниями и бегами, на которых бились об заклад и проигрывали огромные суммы. Ночами предавались игре.

Вскоре Эмма стала общепризнанной королевой общества. Сэр Гарри сам научил ее верховой езде и подарили ей самую породистую лошадь своей конюшни. И теперь впереди испускающих восторженные крики лордов она неслась за сворой собак, которые гнали по лугам и полям лисицу. Никакие препятствия не могли остановить ее, она перемахивала через самые высокие заборы и самые широкие канавы; я все это со смехом, с сияющими глазами, с разрумянившимся на свежем воздухе лицом, на котором даже в самых рискованных ситуациях не было ни страха, ни колебаний.

Ночами она была душой вакханалий, никогда не обнаруживая ни малейшего признака усталости. У карточных столов она проигрывала деньги, которыми ее расточительно снабжал сэр Гарри, со спокойствием какого-нибудь лорда Балтимора и участвовала в мужских разговорах об охоте и спорте так, будто она родилась в седле и выросла в привычной атмосфере спортивных игр золотой молодежи. Она неустанно придумывала новые увеселения. Подражая французским пасторалям, о которых ей рассказывал сэр Гарри, она населила боскеты и дорожки большого парка влюбленными парочками, вздыхавшими на звезды и воспевавшими луну. Потом во главе шумной толпы она выскакивала из леса, окруженная сворой тявкающих собак, а за ней — сатиры и фавны с факелами в руках, нарушающие тишину летней ночи хохотом, криками и разнузданными плясками. Рейнолдс и Ромни, приглашенные в Верхний парк сэром Гарри, увидели ее здесь в красном отблеске факелов и состязались друг с другом, стараясь передать молодое очарование прекрасной «вакханки», которое казалось им символом неистребимой жизнерадостности.

Слава об этих празднествах пронеслась по всему Суссексу и Хэмпширу. Сначала приезжали только молодые кавалеры, а дамы их с опаской избегали соприкосновения с Гебой Вестиной «божественного ложа». Но постепенно жажда развлечений пересилила сопротивление соблазну, тем более что отовсюду доносилась молва о достойном поведении Эммы, которая держалась строго в рамках приличий. Никому не удалось наблюдать ни малейших признаков ее благосклонности к сэру Гарри, и никто никогда не осмелился приблизиться к ней иначе как с глубоким почтением. А окончательно сопротивление было сломлено самим сэром Гарри в тот день, когда он объявил публично, что в Эмме следует видеть будущую леди Фезерстонхаф.