Евгений Монах - Смотрю на мир глазами волка

• Название: Смотрю на мир глазами волка
• Автор: Евгений Монах
• Издательство: АОЗТ «Локид», АОЗТ «Осирис»,
• Жанр: Криминальный детектив
• Год: 1996
• ISBN: 5-87952-076-5

Автор остросюжетного романа в повестях «Смотрю на мир глазами волка» — человек известный в криминально-уголовной среде.

Имеет за плечами три судимости. Последняя — за умышленное убийство при отягчающих обстоятельствах — автоматически поставила его в разряд особо опасных преступников, в категорию людей, навсегда отверженных от нормального общества, представляющих интерес только для администрации лагерей, а когда они выходят на волю — для отделов по борьбе с организованной преступностью и МУРа.

Но Евгений Монах (псевдоним) сумел найти в себе силы изменить свою, казалось бы, навсегда загубленную судьбу. В немалой степени здесь сыграло роль то обстоятельство, что Указом Президента РФ ему гуманно сокращен последний срок — с 13 до 10 лет.

Монах не преследует в своей повести нравоучительных целей, он просто и правдиво дает картину сегодняшнего преступного мира, захлестнувшего Екатеринбург и всю страну, показывает малоизвестную еще волну отечественной мафии, легко идущей на контакт и партнерство как с правоохранительными органами, так и с коммерческими структурами.

Для этого автор избрал оригинальный литературный прием — повествование идет от первого лица — профессионального убийцы и главаря одной из екатеринбургских бандгрупп по кличке Монах.

---

Серый, мерзко усмехаясь, встал со скамейки:

— Это мы щас будем поглядеть, кого отскребать придется!..

Но он даже не успел сделать замах для удара, как я применил свой коронный прием: левой прямой в солнечное сплетение, а правой — снизу в челюсть. Мой самонадеянный противник отлетел прямо к скамейке и рухнул под ноги своим ошарашенным приятелям. Попытался подняться, надсадно выплевывая ругательства, но не смог и опять уткнулся разбитой мордой в траву.

На ближайшее время он стал уже не опасен.

Игроки несколько мгновений ошалело глазели то на своего поверженного товарища, то на меня, а затем, без слов, кинулись на победителя. Лишь парень с гитарой остался на скамейке, со странной улыбкой наблюдая происходящее.

Первому из нападавших крупно не повезло. Защищая живот, он по-глупому открыл шею, и я не преминул этим воспользоваться. Короткий скользящий удар ребром ладони, и атакующий, хватая ртом воздух, повалился кулем на землю.

Второй нападавший, не рискуя вступать в ближний бой, пнул меня в пах — подлейший прием, которым я никогда не пользовался. Невыносимая резкая боль скрючила меня пополам, и, получив новый удар ногой, теперь уже в голову, я упал.

— Все, — неожиданно-равнодушно подумалось мне. Сил сопротивляться и даже кричать уже не осталось.

— Ша! Кончай свару! — внезапно вмешался гитарист. — Помогите ему встать!

Явно неохотно ребята повиновались.

Меня, грубо залапав, усадили на скамью.

— Займитесь Дантистом!

Дантист, невысокого роста кряжистый парень с калмыцкими раскосыми глазами, сидел на земле и обеими руками старательно растирал себе шею. Ему помогли принять вертикальное положение.

— У-у! Падла! — прохрипел-просипел Дантист.

В руке он сжимал тяжелый медный кастет.

— Убери, идиот! — скользнул по нему пренебрежительным взглядом гитарист.

Дантист как-то весь сразу съежился, обмяк. Кастет скользнул в карман.

— Так-то лучше. Сбегай-ка в гастроном за водярой. Тяжкий грех не вспрыснуть такое славное знакомство с современным Гераклом!

Дантист, вмиг повеселев, ушел.

— Давай знакомиться. Жора, по прозвищу Артист! — протянул руку гитарист.

— Евгений, по прозвищу Женя! — я улыбнулся и искренне ответил ка рукопожатие, понимая, что, если бы не он, не миновать мне вынужденного отдыха в травматологической клинике. — Выношу благодарность Жоре за своевременное вмешательство от имени и по поручению моей школы и любящей семьи!

Артист захохотал, обнажив крупные лошадиные зубы… Видя это, засмеялись и остальные ребята. Больше всех старался в усердии Серый, чей хохот мощными раскатами разносился под деревьями, почти покрывая и подавляя все другие звуки.

— Сергей. Можно попросту — Серый, — представился он и, явно дурачась, поклонился.

— А это братья Бобровы, — небрежно кивнул Артист на двоих, очень похожих ребят, с широко распахнутыми, словно постоянно чему-то удивляющимися, карими глазами.

Появился Дантист. Из карманов брюк у него торчали два зеленых бутылочных горлышка. Встретили Дантиста, а точнее его алкогольную ношу, коротким троекратным «УРА!»

Откупоренные бутылки пошли путешествовать по кругу.

— Глотни, Джонни! — протянул мне водку Артист.

Чтобы не оказаться целью всеобщих насмешек, я не отказался.

Вскоре бутылки, уже пустые, валялись в кустах акации.

С непривычки в мозгах моих бродил тяжелый дурманный туман, навевая дрему.

Раскрасневшийся Дантист, по-приятельски положил руку на мое плечо, видно, полностью предав забвению недавний инцидент между нами.

В парке начинало заметно темнеть. Обессиленные за день косые лучи солнца освещали уже лишь верхушки тополей.

— Нам пора, — словно извиняясь, сказал старший из братьев Бобровых, — а то тетка хай поднимет.

— Топайте, топайте, детки малые! Вам уже давно пора в постельку бай-бай. И не забудьте шевельнуть извилинами над моим предложением! — улыбнулся-оскалился Жора Артист. — А мы пока еще не в силах оставить столь высокий кайф — вдыхать вечернюю прохладу.

— Я тоже пойду, — заявил я, взглянув на часы. — Все уроки уже давно закончились.

— Ну, бывай, Джонни! Вечерами мы всегда почти здесь, — панибратски хлопнув меня по плечу, сказал Артист. — Забегай!

— Ол’райт!

Я подхватил с земли ранец и направился к выходу из парка. Братья успели значительно меня опередить, и теперь их темные фигуры мелькали между деревьями далеко впереди.

Сзади доносились аккорды гитары и приятный баритон Жоры:

Когда я жил в Одессе,
Носил я брюки клеш,
Соломенную шляпу,
В кармане финский нож…

Я споро шагал по широкой гравиевой дорожке. Приятно похрустывало под ногами, вечерний ветер, молодчага, освежал разгоряченное лицо.

Кусты с угрожающим треском раздвинулись, и на дорожку вышли двое.

«Братья! Меня караулили!» — пронеслось в голове.

Я сделал шаг назад, ожидая нападения.

— Зря ты это, — наблюдая оборонные приготовления, хмуро буркнул старший Бобров. — Побазарить просто надо.

— Говори! — на всякий случай не сходя с места, разрешил я. От них вполне можно было ожидать какого-нибудь подлого приема, каким угостил меня старший Бобров во время драки.

— Как тебе Артист показался? — совсем неожиданно спросил Бобер.

— Нормальный пацан, — я не скрывал удивления.

— Даю бесплатный совет, — продолжал старший, — не связывайся с их кодлой. Особенно с Артистом! Свяжешься — после не развяжешься. Ржавые они…

— А чего ж вы, мальчики, с ними? — я проницательно усмехнулся, но понять, что задумали братья, так и не смог.

Старший брат вопросительно посмотрел на младшего. Тот молча кивнул.

— Законный вопрос! Но мы больше сюда ни ногой. Коли встретишь Артиста, так ему и передай! — сказал старший. — Ну, нам и на самом деле пора. По-моему, ты неплохой пацан. Сам решай.

Кусты акации сомкнулись за братьями. Когда их торопливые шаги стихли совсем, я пошел дальше, стараясь держаться середины дорожки, чтоб не подвергнуться неожиданному нападению. По пути пытался уяснить потайной смысл подозрительно-странного предупреждения недавних врагов.

«По ходу, темные лошадки, эта компания Жоры, — пришел к выводу. — Но с такими куда интереснее, чем с пай-мальчиками и трусливыми рохлями, вроде Бобров!»

Я жил рядом с городским парком, всего в трех кварталах. Поднявшись на второй этаж, позвонил в электроколокольчик.

Открыла мама. Мы жили вдвоем. Папашу я помнил смутно, в основном по фотографиям в старом семейном альбоме. Он давно был женат на другой женщине.

Я удивлялся, отчего мама не вышла замуж вторично. Но однажды, еще в детстве, когда прямо спросил ее об этом, мама усадила меня к себе на колени и грустно спросила:

— Женик, нам разве плохо вдвоем?

— Нет. Но…

— Что и требовалось доказать, — она облегченно вздохнула. — Нам обоим хорошо. И никто нам больше не нужен! Согласен, мой маленький? — Мама улыбнулась сквозь слезы и нежными теплыми руками привлекла меня к своей мягкой груди…

— Все пятерки в ранце поместились? — спросила мама по давно заведенной традиции.

— В основном. Оставшиеся рассовал по карманам, — я привычно поддержал игру, чтобы сделать маме приятно.

— Быстро марш в ванную комнату руки мыть. Ужин почти совсем уже остыл!

Наскоро проглотив омлет с докторской колбасой и запив стаканом кефира, я уединился в своей комнате. Врубил магнитофон и плюхнулся в кресло.

Полуприкрыв глаза, наслаждался любимой подпольной кассетой под названием «Хулиганы». Эти песни были не из повседневной скучно-плебейской жизни-прозябания, а из другой — мало известной, запретной и потому притягательной.

Они чуть-чуть приоткрывали щелку в романтично-рискованную жизнь и из-за этого так мне нравились.

Заунывно-бодрячески звучала семиструнная гитара, и юный, но сипловато-хриплый голос пел, срываясь на нервно-надрывную тональность:

Здравствуй, мама, разве не узнала
Своего любимого сынка?
Юношей меня ты провожала,
А теперь встречаешь старика…

В комнату, постучавшись, заглянула мама:

— Тебе все еще не надоели эти пропитые голоса?

— К крику моды надо прислушиваться. Даже если он с хрипотцой… И потом, это народный фольклор, — ответил я, не открывая глаз, чтоб мамуля не засекла, что я натурально «поплыл» от недавнего возлияния.

— Будь по-твоему. Но все-таки убавь громкость этого фольклора! — попросила мама и плотно прикрыла за собой дверь.

…Так наливай, мамаша, больше водки!
Боль в груди я водкою залью!
Позабуду лагерные муки,
И для сердца что-нибудь спою…

2

Таранным ударом ноги я распахнул высокую тяжелую дверь, которая крокодильски-злобно клацнула у меня за спиной, и оказался на улице.