Мария Кюри - Пьер и Мария Кюри

• Название: Пьер и Мария Кюри
• Автор: Мария Кюри
• Издательство: ИЗДАТЕЛЬСТВО ЦК ВЛKСМ „МОЛОДАЯ ГВАРДИЯ"
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 1959

Книга включает два популярных биографических описания: жизни и деятельности супругов Пьера и Марии Кюри. Первое биографическое описание принадлежит перу М. Кюри — личные воспоминания о муже, дополненные деталями из рассказов самого П. Кюри и его друзей; второе — Е. Кюри.

_{Под научной редакцией и с послесловием профессора В. В. АЛПАТОВА}

---

Была ли Маня просто барышней-бесприданницей, энергичной и рассудительной, думавшей только о том, как бы увеличить количество своих учеников? Нет. Она мужественно вступила на трудный, хлопотливый путь частных уроков, но только из нужды. В действительности у нее была своя тайная, горячо волнующая жизнь. Как и все полячки ее круга в ту эпоху, Маня была полна восторженных мечтаний. Как все молодые люди, она жила одной мечтой — идеей своей национальности. В их планах собственного будущего служение Польше занимало первенствующее место над вопросами личного самолюбия, любви и брака. Один, мечтая о насильственной борьбе и об опасностях ее, составлял заговор. Другой мечтал о публицистической борьбе. Третий хотел служить мистической идее, поскольку сам католицизм представлялся средством, силой, которая противостояла православным угнетателям.

Мистико-религиозная мечта стала для Мани чуждой. По традиции ради приличия она еще придерживалась религиозных обрядов, но сама вера, поколебленная смертью матери, мало-помалу испарилась. Испытав на себе сильное воздействие глубоко религиозной матери, эти шесть или семь лет Маня жила под влиянием своего отца, не столько католика, сколько несознающегося вольнодумца. От детской религиозности остались в ней лишь смутные духовные запросы, стремление преклониться перед чем-то великим и возвышенным.

Хотя среди ее друзей находились революционеры и Маня была так неосторожна, что давала им пользоваться ее паспортом, сама она нисколько не стремилась участвовать в покушениях, бросать бомбы в царскую карету или в экипаж варшавского губернатора. В той среде польской интеллигенции, к которой принадлежала Маня, намечается вполне определенная тенденция оставить «несбыточные мечтания». Довольно бесполезных сожалений! Довольно случайных, беспорядочных порывов к автономии! Сейчас важно одно: работать, развивать в Польше умственную культуру, поднимать народное образование в противовес царским властям, которые нарочно держали народ в духовной темноте.

Философские учения данной эпохи направили это национальное умственное движение по особому пути. В предшествующие годы позитивизм Огюста Конта и Герберта Спенсера внес новые основы в мышление Европы. Одновременно работы Пастера, Дарвина и Клода Бернара показали огромное значение точных наук. В Варшаве, как и везде, исчезает вкус к произведениям романтиков. Искусство, вся сфера чувств находятся в пренебрежении. Юношество, склонное к категорическим суждениям, сразу поставило химию и биологию выше литературы, а преклонению перед писателями пришло на смену преклонение перед учеными.

Но надобно сказать, что если эти новые идеи развивались в свободных странах вполне открыто, то не так обстояло дело в Польше, где каждое проявление свободной мысли считалось подозрительным. Новые теории сюда просачивались и разливались по подземным каналам.

Вскоре после своего возвращения в Варшаву Маня Склодовская попадает в среду ярых поклонников позитивизма. Сильное влияние оказывает на нее учительница женской гимназии Пьясецкая, блондинка лет двадцати шести — двадцати семи, худая и своеобразно некрасивая. Влюбившись в студента Нордлина, недавно изгнанного из университета за политическую неблагонадежность, она страстно увлеклась современными доктринами.

Маня первоначально отнеслась к этому как-то недоверчиво и боязливо, но вскоре прониклась смелыми идеями своей подруги. Ее самое с сестрами Броней и Элей и с их подругой Марией Раковской допускают в так называемый «Вольный университет», в котором читались курсы анатомии, естественной истории и социологии. Их вели профессора-добровольцы, помогавшие молодежи расширить свое образование. Эти лекции читались тайком или у Пьясецкой, или в какой-нибудь другой частной квартире. Группы по восьми-десяти учеников собирались вместе, слушали и записывали лекции, обменивались книгами, брошюрами, статьями. При малейшем постороннем шуме они приходили в трепет.

Сорок лет спустя Мари Кюри писала:

«Я живо помню теплую атмосферу умственного и общественного братства, которая тогда царила между нами. Возможности для наших действий были скудны, а потому и наши достижения не могли быть значительными; но все же я продолжаю верить в идеи, руководившие в то время нами, что лишь они способны привести к настоящему прогрессу общества. Не усовершенствовав человеческую личность, нельзя построить лучший мир. С этой целью каждый из нас обязан работать над собой, над совершенствованием своей личности, возлагая на себя определенную часть ответственности за жизнь человечества; наш личный долг помогать тем, кому мы можем быть наиболее полезны».

«Вольный университет» не ограничивался только пополнением образования девиц и юношей, окончивших гимназию. Сами ученики его становятся наставниками. Пьясецкая уговаривает Маню давать уроки бедным женщинам. Маня берет на себя работниц швейной мастерской, читает- им книги и постепенно составляет для них библиотечку на польском языке.

Можно себе представить увлечение этой семнадцатилетней девушки своей работой! Ее детство протекло среди чудесных, обожествляемых вещей — физических приборов ее отца, и он еще до «моды» на точные науки привил Мане свою научную пытливость. Но прежний детский мир уже не удовлетворяет кипучую натуру девушки. Маня мечтает не только о математике и химии. Она мечтает изменить современный общественный порядок. Она стремится просветить народ. По своим передовым идеям, по благородству своей души Маня — социалистка в полном смысле слова. Однако же она не примыкает к варшавской группе студентов-социалистов.

Маня еще не понимает, что ей необходимо разобраться в своих мечтаниях и на чем-нибудь остановиться. Пока же с одинаковой восторженностью она отдается и национальным чувствам, и гуманистическим идеям, и своим умственным запросам.

Несмотря на влияние новых учений, несмотря на бурную деятельность, она по-прежнему очаровательна. Хорошее, строго выдержанное воспитание, пример целомудренной семьи охраняли ее юность и не давали впадать в крайности. Восторженность и даже страстность всегда сочетались в ней с изяществом, с каким-то сдержанным достоинством.

Если между часами репетиторства, занятиями с работницами мастерских и тайными лекциями по анатомии у Мани бывает свободный перерыв, она уходит к себе в комнату, где что-то читает, что-то пишет. Ушло то время, когда она глотала пустые, нелепые романы. Теперь она читает Гончарова, Достоевского или «Эмансипированных женщин» Болеслава Пруса, где встречаются портреты молодых полек, таких же, как она, и так же стремящихся к умственной культуре. Ее тетрадка с записями для себя хорошо отражает духовную жизнь юной девушки, жадной до всего и стоящей на распутье своих разносторонних дарований: десять страниц тщательных рисунков свинцовым карандашом, иллюстрирующих басни Лафонтена, немецкие и польские стихи; отрывки из книги Макса Нордау «Ложь условности», стихотворения Красинского, Словацкого и Гейне; три страницы из ренановской «Жизни Христа», начатые со слов: «Никто и никогда еще не ставил в своей жизни любовь к Человечеству так высоко над суетными, мирскими интересами, как делал это он (Христос)…»; затем выписки из работ русских философов, отрывок из Луи Блана, страничка из Брандеса, снова рисунки животных и цветов, опять Гейне; собственные переводы Мани на польский язык из Мюссе, Прюдома, Франсуа Коппе.

Сколько противоречий! Все дело в том, что эта «эмансипированная женщина», коротко обрезав свои чудесные белокурые волосы в знак презрения к кокетству, все же вздыхает по любви и переписывает целиком прелестное, но чуть слащавое стихотворение:

А если б вздумал я признаться, что я вас пламенно люблю,
Какой ответ мне дали б вы, брюнетка с синими глазами?

Маня скрывает от своих подруг, что ее пленяет и «Разбитая ваза» и «Прощай, Сюзон». Ей трудно признаваться в этом и самой себе. Строгое платье, выражение лица, до странности ребячливое из-за коротко подстриженных кудрей, превращают Маню в какую-то девочку-мальчишку, которая бегает по собраниям, докладам, спорит, выходит из себя. Своим подругам она декламирует стихотворения Асныка, вдохновленные горячей любовью к родине и ставшие «Исповеданием веры» этой молодежи:

Луч светлый Истины найдите,
Ищите новых, неизведанных путей.
Когда ж взор Человечества проникнет еще дальше,
То и тогда откроется пред ним достаточно чудес.
…В каждой эпохе рождаются свои мечты
И забываются вчерашние, как сон.
Берите ж в руки светоч знания,
Творите новое в созданиях веков
И стройте будущий Дворец для будущих людей…

Маня дарит Марии Раковской фотографию самой себя и Брони с надписью: «Идеальной позитивистке от двух позитивных идеалисток».