Оливия Уэдсли - Ты — любовь

• Название: Ты — любовь
• Автор: Оливия Уэдсли
• Издательство: Капитан
• Жанр: Современные любовные романы
• Год: 1994
• ISBN: 5-7707-6694-8

Романы, вошедшие в, книгу «Жажда любви», посвящены неувядаемой теме — теме любви мужчины и женщины. Увлекательная интрига, живое изображение переживаний героев будут держать Вас в напряжении с первой и до последней страницы. Нежная Селия, мужественная Санди, решительная Сара сумели пронести свою любовь через многие препятствия и сохранить теплоту чувств, чистоту и нежность до самого счастливого конца.

Если у Вас плохое настроение, то, окунувшись в озеро жизни романов с чистой любовью, бурями и страстями, Вы забудете о нем и с сожалением перевернете последнюю страницу.

---

— Конечно, вам показалось, — деланно лениво протянул Хайс, — я ведь с ней даже незнаком. — Теперь он ясно видел, что Дивин повел против него наступление, и это очень рассердило его. Однако он подавил возмущение и спокойно продолжал разговаривать с Дивиным. Он даже улыбнулся ему, Борис тоже улыбнулся в ответ и любезно согласился:

— Конечно, если вы с ней незнакомы. Но знаете, сходства бывают иногда поразительные, не правда ли?

Он пригласил Пенси танцевать, и как только его рука обвила ее, вся сухость и безразличие исчезли из его глаз, и они стали мягкими и ласковыми.

«Я бы с удовольствием свернул ему шею, — подумал Хайс свирепо. — Он что-то знает, что-то подозревает и в любой момент пустит все свои средства в ход, чтобы убрать меня со своего пути. Со своего пути! Но ведь Пенси, кажется, моя невеста!»

Положение было весьма трагикомическое, и, хотя оно несколько раздражало его, Хайс рассмеялся: он любит Селию, Пенси любит его, Дивин любит Пенси. Получалась какая-то безнадежная путаница.

Когда он предложил Пенси поехать домой, Борис тотчас же пригласил их на танцы в дом своего приятеля. Пенси очень горячо откликнулась на это предложение, и Хайс вынужден был согласиться.

Борис отвез их туда в своем большом автомобиле и по дороге предложил Пенси управлять машиной. Он зажег электричество, так что свет падал прямо на золотистую головку Пенси, склоненную к рулевому колесу. Борис сел рядом с ней и принялся ее учить:

— Вот — так, — говорил он совершенно спокойным голосом, накрыв своими большими руками ее руки, — а теперь сюда… правильно.

Хайс, молча, наблюдал за ними со своего места в глубине купе.

Как только они вошли в бальный зал, Хайс увидел Анну Линдсей. Он обратился к Пенси:

— Если вы ничего не имеете против, дорогая, позвольте мне уйти. Я смертельно устал. — Он попрощался и ушел, оставив ее с Анной и Борисом.

Наконец-то он очутился один на улице в прохладной темноте ночи, один со своими думами, со своим страданием; с воспоминаниями о Селии, которые озаряли его омраченную грустными думами душу светлой радостью.

Он перебрал в уме события сегодняшнего дня.

Твайн и его проклятое подозрение… эта Кердью с нелепым требованием еще более нелепой суммы за молчание… Дивин знает этих Кердью… Очень странно… Дивин — это другая загадка, и очень сложная к тому же… А что, если… о, если бы Пенси полюбила его!..

«Почему она должна полюбить его, чего это мне взбрело на ум? — охваченный яростным отчаянием, подумал он. — Чего я себе ломаю голову над такими вещами? Это очень низкая мысль, кстати. Единственное, о чем я должен думать сейчас, это — что мне делать с Кердью?»

Он поднялся к себе, открыл дверь своим ключом и вошел в кабинет. Навстречу ему из большего кресла поднялась Селия. Она бросилась в его объятия и, подняв к нему нежное, как цветок, лицо, прошептала:

— Я все время ждала тебя, я так хотела, чтобы ты пришел, о, мой милый, я люблю тебя, люблю безумно! Поцелуй меня!

Хайс наклонился и поцеловал ее; потом поднял ее на руки и, опустившись вместе с ней на диван, стал осыпать ее поцелуями. Селия обвила одной рукой его шею; ее губы жаждали поцелуев; свободной рукой она нашла его руку и прижала ее к своему сердцу.

— Оно бьется только для тебя… ты самый лучший на свете, я живу только для того, чтобы любить тебя… Ричард, любимый, скажи, что и ты любишь меня!

— Я ведь тебе так часто повторял это, — шепнул Хайс, целуя ее волосы.

— Да, но я так люблю слышать это, — о, милый, скажи еще раз!..

Прижавшись к ее губам, он без конца шептал ей слова любви. Прикосновение этих нежных губ развеяло все его мрачные мысли, сломило в нем всякую силу сопротивления — в его душе осталась только одна безумная радость от сознания, что Селия любит его.

В неясном полумраке она выглядела совсем ребенком. Закрыв глаза, она прижалась щекой к его плечу. Хайс чувствовал, что ее сердце трепещет под его рукой.

В этот момент он почувствовал — как чувствует всегда каждый мужчина, — что Селия любит его страстно, со всей нежностью и верой молодости и что чувство это — ее первая настоящая любовь; он понял также, какое это редкое счастье — уметь так любить, а для него — получить такую любовь. И он принял ее, не задумываясь, принял этот драгоценный самоотверженный дар юности… и что же он может дать ей взамен? Отчаяние, горе…

Он наклонился к ней и сказал:

— Пора спать, дорогая. Пойдем, я отнесу тебя наверх.

— Ах нет, не надо еще! — взмолилась Селия, — я ждала тебя так долго, с тех пор, как сестра Харнер ушла домой.

— Ах, скверная девочка! — сказал Хайс.

— Ужасно! — рассмеялась она, — но мне нравится быть такой.

Хайс тоже рассмеялся. Что он мог сделать другое, держа Селию в своих объятиях, когда ее рука гладила его волосы? Хотя он испытывал странное чувство благоговения перед невинностью Селии, в глубине души он удивлялся, каким образом такая нетронутость могла существовать в наши дни. Он мысленно спрашивал себя, случалось ли кому-нибудь быть в таком положении, как он сейчас? Очень мягко и осторожно он попробовал обсудить с ней кое-какие вопросы.

— Ты знаешь, деточка, — начал он, — тебе бы не следовало ждать меня.

— Почему нет, если я так люблю тебя? — спросила Селия, широко открыв глаза.

— Девочка, маленькая, это может скомпрометировать тебя и…

— Скомпрометировать? Но ведь мы же любим друг друга, — спросила Селия, притягивая его голову к своей. — Разве ты уже не любишь меня? Нет, нет, я знаю, что любишь меня, я чувствую это, потому что я слышу, как бьется твое сердце… О, ты любишь — и какое мне дело до всего остального!..

Хайс поцеловал ее. Он едва владел собой, кровь стучала в его висках, сердце бешено колотилось. Он поднял ее на руки и отнес наверх в ее комнату. Затем решительно попрощался с ней и быстро вышел из комнаты.

Уходя, он видел ее протянутые к нему руки, ее глаза, в которых светилось обожание, ее губы, пылающие от его поцелуев… Улыбаясь ему вслед, она подразнила его:

— О, Дикки! Ты уже совсем не любишь меня, иначе ты не ушел бы так скоро!

Выйдя из комнаты, он остановился, не выпуская из рук дверной ручки. Его поведение было возмутительно, бесчестно — он ясно сознавал это; он стыдился самого себя.

Он чувствовал, что должен быть честным с Селией, как бы больно это ни было. С намерением рассказать ей все, он снова открыл дверь, терзаемый мыслью о том, что собирался сделать, но твердо решил не обманывать ее больше.

Дверь распахнулась бесшумно: Селия с закрытыми глазами стояла в кровати на коленях и молилась.

«Нет, я не в силах сказать ей!» — с горечью подумал Хайс.

Он закрыл дверь и отправился к себе. Он никогда никого не любил так, как Селию; в эту любовь он вложил все, что в нем было самого лучшего, чистого, самоотверженного. И чем больше он думал об этом, тем большее отвращение и презрение к самому себе, к своей нерешительности охватывало его.

* * *

— Итак, я должен ее видеть, — громко сказал Рикки. Он временно остался на Брутон-стрит, в качестве сторожа, и последнее время очень часто разговаривал сам с собой.

Продажа имущества с аукциона должна была состояться на следующей неделе, и Рикки разрешили пока оставаться в доме. Он теперь очень часто разговаривал с Лорингом; по вечерам, в половине восьмого, он поднимался в комнату Лоринга и возился там, воображая, что вынимает костюмы для своего господина, отвечая на предлагаемые вопросы.

— Да, сэр. Я здесь. Вот горячая вода, сэр. Что вы оденете — фрак или смокинг? Спасибо, сэр.

Он зажигал электричество над туалетным столом, и ему казалось, что он ясно видит красивую голову Лоринга, отраженную в зеркале, и следит, как он быстро двигает щетками с ручками из слоновой кости, приглаживая свои мягкие блестящие волосы; затем немного бриллиантина из квадратной маленькой бутылочки с отверстиями в пробке — и по комнате разливается очень хорошо знакомый, тонкий аромат фиалок. Потом Лоринг подходит к миске с инкрустациями и тщательно моет в горячей воде руки. Вся комната благоухает ароматическими солями, которые он всыпает в ванну. Потом он зажигает папиросу; на его туалетном столе всегда стоит большая коробка папирос. Рикки пересчитывает их каждый вечер, чтобы знать, не польстилась ли на них какая-нибудь легкомысленная юная горничная.

После того, как выкурена папироса, Лоринг надевает фрак и осматривает карманы. — Все ли я взял, Рикки, дружище? — спрашивает он рассеянно; и Рикки перечисляет: — Ключи, бумажник, носовой платок, мелочь? И все оказывается на месте.

Иногда Лоринг говорит: Рикки, смешай-ка для нас коктейль! Сайд-Кар! — Тогда Рикки уже знает, что сегодня был удачный День, потому что Сайд-Кар употреблялся только в очень торжественных случаях; и он торопится смешать коньяк с лимоном и со льдом и прилежно взбалтывает их.