Дмитрий Стахеев - За Байкалом и на Амуре. Путевые картины

• Название: За Байкалом и на Амуре. Путевые картины
• Автор: Дмитрий Стахеев
• Издательство: Типография Карла Вульфа
• Жанр: Путешествия и география
• Год: 1869

Книга посвящена путешествию автора по Забайкалью и Дальнему Востоку в 60-е годы XIX в. Внимательным взглядом всматривается писатель в окружающую жизнь, чтобы «составить понятие об амурских делах». Он знакомит нас с обычаями коренных обитателей этих мест — бурят и гольдов, в нескольких словах дает меткую характеристику местному купечеству, описывает быт и нравы купцов из Маньчжурии и Китая, рассказывает о нелегкой жизни амурских казаков-переселенцев. По отзывам современников Стахеев проявил себя недюжинным бытописателем. И действительно, через призму его восприятия мы узнаем не о великих достижениях, не об открытиях и завоеваниях, а близко знакомимся с теми, кто жил в то время, чьим трудом осваивались новые земли государства Российского. Буквально несколькими штрихами он умеет создать характерные образы участников тех событий и вдохнуть жизнь в сухие строки истории.

---

Некоторые реки, впадающие в Байкал, как то: Утулик, Выдрина, Переемная, Снежная, Мурьина и Мышиха, принадлежат разным ведомствам и отдаются в оброчное содержание с торгов. Берут их на оброки разного звания люди, мещане, крестьяне, разночинцы, отставные солдаты, большею же частью казаки.

Получивший с торгов известную речку, строит на берегу зимовье и переселяется туда на временное жительство; некоторые речки принадлежат кочующим бурятам, которые тоже поселяются на время близ речек для промыслов.

Оседлой жизни на этих местах нет, земля для хлебопашества не обрабатывается, потому что местность для этого большею частью неудобна: камениста, болотиста или песчана; если есть кое-где часть земли, более или менее годная для посева хлебов, то сильные ветра препятствуют этому, выдувая из земли посеянные зерна.

Все означенные лица, взявшие с торгов ту или другую речку, летом ловят рыбу, сигов, омулей, хайрузов, а кверху по речкам — выдру; осенью в горах и прибрежьях, поросших лесом, бьют соболя, белку, медведя, лисицу, кабаргу (Muschus Sibiricus), козулю (Cervus Capreolis), оленя, лося, росомаху, волка, зайца и особенный вид сурков. Весною по льду Байкала бьют нерпу[4].

Из рыб всего более в Байкале водятся лососиные (Salmo) омули, самые многочисленные. Кроме того, водятся осетры; их ловят в то время, когда они входят в реку Селенгу, и удачно только в таком случае, когда идут они стадами; иногда попадаются осетры весом пудов в пять; мечут они икру и в Селенге, и в Баргузине, откуда она уносится в Байкал для настоящего оплодотворения.

Таймень, самая бойкая рыба, водится в Байкале преимущественно около юго-западных берегов; сиг, налим живут и плодятся всегда на одном месте и, по месту жительства, имеют различный вкус и цвет кожи.

При таком обилии рыбы, из птиц более всего, конечно, рыболовов: черный баклан бьет их своим острым клювом и иногда сотни убитой рыбы плавают на поверхности воды, около места нападения черного баклана; за ним следует неизбежная его спутница, белая чайка, и белоголовый беркут.

Зверя ловят различным способом, и каждый из зверей имеет свои уловки, более или менее хитрые.

Всех проще белка и бурундук, — они легко попадаются на приманку, в плашки; на них охотник и заряда не считает нужным тратить. — «От моих рук мол, вы, простоватые зверьки, не уйдете», — думает охотник. Лисица и росомаха всего чаще попадаются в капканы и самострелы; при случае их бьют из винтовок.

Соболь, этот пушистый и более других ценный зверек, избегая преследований охотника, зарывается в снег и охотнику приходится долго трудиться, окапывая место убежища соболя канавкой, до самой почвы; канавку эту окружают со всех сторон тенетами, чтобы подстеречь хитреца в то время, когда он высунет мордочку из своего тайного убежища. Заметив соболя на дереве, хорошие стрелки бьют соболя всегда в голову и никогда не портят его шкуры пулей.

Речная выдра, преследуя рыбу, часто попадается сама в рыбные мережи.

Если принять во внимание все лишения, которые переносят зверопромышленники на промыслах за зверями, то надобно сознаться, что недешево им достаются те красивые меха, которыми так любят пощеголять все более или менее богатые люди.

Добывая эти меха, зверопромышленник часто обрекает себя по нескольку суток на молчание, мокнет на дожде, мерзнет на холоде и постится, в полном значении этого слова. Часто случается ему без устали преследовать ускользающего от него зверя по угрюмым непроходимым лесам, каменистым россыпям, буеракам, горам и оврагам.

Вечно пирамидальные ельники, со своими длинными сучьями, темные пихты, кедры, сплетшиеся непроходимою стеной, скрывающие собой мшистые топи и болота, — враги и предатели зверопромышленников; да и кроме того косматый староста сибирских лесов, медведь, имеющий сажень длины, часто дает знать о себе неосторожным звероловам.

На северной стороне Байкала часто кочуют тунгусы в маленьких берестяных юртах. Ведут они почти такой же образ жизни, как и буряты, но живут грязнее и беднее последних. Бродячий тунгус питается Бог знает чем: попадется ему падаль, он нисколько не задумается и обратит ее в свою пищу, всякий зверь, им убитый, тоже идет в пищу; летом тунгус ест всякую ягоду, какая бы она ни была, — грибы, коренья растений, заболонь сосны, рыбу, там, где она водится, и ест он ее часто в сыром виде.

Тунгус, живя бродячей жизнью, почти ничего не припасает на долгий срок, кроме сушеной рыбы, да и то не всегда. Те из них, которые имеют рогатый скот, как например куленгинские, менее других бродят и не делают таких больших переходов, как те, которые не имеют скотоводства.

Перекочевывая на новое место, тунгусы на лошадях перевозят вьюками свое имущество, которое напоминает собою об отсутствии всякого имущества. Верхом на лошадях они ездят легко и ловко; на промысле зверя и в погоне за ним неутомимы, и быстро, не уставая, преследуют зверя через горы и пропасти. В это время они сами похожи на зверей: на головах их нет ни в какое время года шапок и их косматые волосы развеваются на ветру; на ногах часто нет обуви, платье едва прикрывает тело и, во время погони за зверем, с лица тунгуса исчезает все напоминающее о человеке, — глаза горят злобой, на губах накипает слюна, и только винтовка или нож в руке его напоминает о том, что он человек.

Они подвергаются всевозможным лишениям, часто скитаются по нескольку дней без пищи; все они тощи и между ними никогда не встречается таких жирных, толстых людей, как между бурятами. Продолжительность их жизни от 35 до 45 лет, а до глубокой старости почти никто не доживает. Они вообще ловчее, статнее и красивее бурят, не имеют так сильно сплющенных и угловатых форм лица, какие постоянно встречаются у бурят; есть между ними белокурые и часто, между молодыми женщинами и девушками, встречаются приятные беленькие личики, голубые глазки; многие из тунгусок стройны, веселы и живы, точно сибирские козы.

Тунгусы, живущие на северо-запад от Байкала, красивее не только бурят, но и забайкальских тунгусов. Их берестяные лодочки, встречаемые на р. Лене и ее притоках, называются ветками, они очень легки на воде и весьма удобны для переноски на суше, потому что не составляют большой тяжести. Плавать же на этих ветках человеку неопытному не только опасно, но почти невозможно, — для этого нужен большой навык и ловкость.

Нерпа, продувая весною лед Байкала или отыскивая на льду трещины, вылезает на свет Божий, понежиться под лучами весеннего солнца, но она имеет хорошие глаза и охотнику трудно близко подобраться к ней.

Буряты и прочие зверопромышленники охотятся за нерпой следующим образом: охотник надевает на колени кожаные или войлочные подколенники и, заметив издали то место, где нерпа вылезла на лед, — ложится сам тоже на лед и начинает ползти вперед; во избежание того, чтобы нерпа не заметила его приближения, он катит впереди себя маленькие саночки, которые спереди закрываются небольшим белым парусом. Нерпа греется на солнце и не воображает, что против ее особы приняты такие хитрые меры; на случай опасности она далее трещины не отходит, надеясь, что при первом моменте покушения на ее жизнь она успеет ускользнуть под лед. Охотник приближается, нерпа смотрит на парус и думает, что это торчмя стоящая льдина (торос); но вот охотник подкрался на ружейный выстрел, прицелился — и нерпа убита наповал пулею.

Нерпу нужно бить непременно наповал, так чтобы она и встрепенуться не успела; если же удар сделан неверно и нерпа не умерла в ту же секунду, то для охотника она исчезла бесследно: раненая нерпа не будет биться на льду в предсмертной агонии, а тот же час юркнет в ту трещину, около которой грелась на солнце.

Буряты употребляют мясо нерпы в пищу и, по отзывам их, оно очень вкусно; но, впрочем, полагаться на их отзывы не следует: они не много разнятся от тунгусов и едят тоже почти всякого зверя, у них даже и белка идет в пищу.

Жир от нерпы продается на выделку кож, на освещение, из него приготовляют также разные мази; шкура животного употребляется на сапоги, на обивку сундуков, некоторые из сибиряков шьют себе из нерповой кожи шубы.

Иногда промышленники приезжают на промыслы со всем своим семейством. Женщины и дети собирают в осенние месяцы ягоду (морошку, чернику, голубицу, паленику, малину, рябину, бруснику, смородину), грибы (рыжики, масленники, грузди) и разные лекарственные травы.

Весною из-под снега буряты собирают листья бадана, который в большом количестве растет по склонам гор, между каменьями.

Настой из этих листьев они пьют вместо чая и, по словам их, этот напиток хорош, но только весною, когда перемерзнет после зимы; осенью же он очень мясист, вяжущ и для употребления вреден.

Корни бадана употребляются в Забайкальской области для окраски кож и шерсти в черный цвет.

По бокам гор и на их выпуклых вершинах, называемых по-сибирски подушками, густо растут громадная лиственница и сосна; посреди елей, пихт и берез стройно возвышается бальзамический тополь; по течению речек, извиваясь вместе с ними и сбегая с гор, темнеют кусты черной смородины; всего же красивее и больше из породы мелких кустарников можно встретить даурийский рододендрон, сибирский багульник; в половине мая целый берег покрывается его красивым темно-розовым цветом.