Фрэнк О'Коннор - Длинная дорога в Аммеру

• Название: Длинная дорога в Аммеру
• Автор: Фрэнк О'Коннор
• Жанр: Проза

---

Она проводила его до дверей - согнувшись в три погибели и совсем втянув голову в плечи, - но, вернувшись, распрямилась, достала табакерку, взяла из нее понюшку.

- Охота тебе печалиться, - сказал Джонни. - У него семь пятниц на неделе: к завтрему передумает.

- Может, передумает, а может, и пет, - сказала она горестно и, распахнув заднюю дверь, вышла во двор.

Ночь была звездная, из раскинувшейся внизу лощины доносился шум города. Она глянула наверх - на бескрайнее небо над задней стеной, - и горько разрыдалась.

- Ох, Аммера моя, Аммера! Далеко ты, моя Аммера. Не добраться мне туда ни сегодня, ни завтра. А пом-ру, так похоронят на чужбине, далеко ото всех, кого знала, и разделит нас дальняя дорога.

Кому-кому, а старине Джонни следовало бы - садовая его голова! сообразить, что затевает старуха, когда на ночь глядя она поползла, цепляясь за нерила, вниз к перекрестку. Там, напротив освещенных окон трактира, не выпуская трубки пзо рта, стоял со своим крытым грузовичком Ден Риган, промышлявший извозом. Вся округа обращалась к нему по мере надобности.

Эбби поманила его, и они отошли в темное местечко у затянутой плющом калитки. С глубокомысленным, сосредоточенным видом Риган выслушал все, что она сочла нужным ему сказать; он хмыкал, кивал, утирал нос рукавом или переходил на другой край тротуара, чтобы высморкаться и сплюнуть в канаву, ж с его лица ни на мгновение не сходило напряженное, осмотрительное выражение.

Кому-кому, а Джонни следовало бы сообразить, что это означало и почему его старая приятельница, всегда талая щедрая, теперь сидит у потухшего очага, скупясь развести огопь, а по пятницам требует с него квартирную плату, не входя в его обстоятельства, и даже отказывает ему в глотке пива, которым они всегда друг друга угощали. Он считал, что это была перемена перед смертью и что денежки идут в кошель, который она прячет на труди. Ночью она пересчитывала их у себя наверху при свете огарка, монеты выскальзывали из ее безжизненных пальцев, ж он слышал, как она ревела коровой, ползая по голым доскам и вслепую собирая их в горсть. Потом до его слуха доносилось поскрипывание кровати - опа ворочалась с боку на бок, - бряканье четок, когда она снимала их с изголовья, и старческий гвлос, который, то подымаясь, то опускаясь, читал молитву. Иногда пронзительный речной ветер будил его до зари, и он тоже слышал ее бормотанье: бормотанье, зевок, чирканье спички - она смотрела на будильник - о, эти нескончаемые ночи старости! - и затем снова бормотанье, бормотанъе и молитва.

Но в некоторых вещах Джопни был на редкость туп; он ни о чем не догадывался, пока однажды ночью она пе позвала его, и, подойдя со свечой в руке к подножью лестницы, он увидел ее на площадке в ночной рубахе, напоминавшей мучной мешок. Она стояла, держась одной рукой за косяк, а другой теребя жидкие пряди спутанных волос.

- Джонни! - проскрипела она в страшном возбуждении. - Он приходил сюда!

- Кто приходил? - сердито рявкнул снизу Джонни, еще не отойдя от сна.

- Майкл Дрискол, отец Пета.

- Э, да это тебе приснилось, - сказал он сердито. - Отправляйся обратно в постель, господь с тобой.

- Нет, не приснилось, - воскликнула она. - Я лежала, перебирая четки, сна не было ни в одном глазу, и вдруг он появился в дверях и поманил меня пальцем.

Сходи к Дену Ригану, Джонни, прошу тебя.

- Не пойду я ни к какому Дену Ригану, проси не проси! Тебе известно, который сейчас час?

- Утро уже.

- Да, утро! Четыре часа утра! Сейчас побежал, как же!.. Может, тебе нехорошо? - добавил он уже другим тоном, подымаясь вверх по лестнице. Хочешь, чтобы тебя отвезли в больницу?

- Нет, не нужна мне больница, - угрюмо отозвалась она и, повернувшись к нему спиной, зашлепала к себе.

Выдвинув ящик старого комода, она принялась шарить в нем, достала воскресное платье, шляпку, накидку.

- Так за каким шутом тебе понадобился Риган? - вскричал он с досадой.

- А тебе какое дело, зачем он мне нужен? - огрызнулась она, охваченная старческой подозрительностью. - Мне нужно ехать - а куда, не твоего ума дело.

- Ах ты, старая пьянчужка! Да ты просто бредишь! - закричал он. - Вон какой ветрище с реки тянет. Дом ходуном ходит. Вот тебе и помстилось. Выбрось-ка дурь из головы и ложись снова спать.

- Ничего я не брежу, - крикнула она в ответ. - А слышу я и вижу, слава богу, не хуже тебя. У меня все решено. Я возвращаюсь туда, откуда пришла. Возвращаюсь в Аммеру.

- Куда-куда? - спросил, раскрыв рот от изумления, Джонни.

- В Аммеру.

- Совсем спятила - дурнее даже, чем я думал. Ты что мнишь - Риган тебя туда повезет?

- Представь себе, повезет, - бросила она с презрением, рассматривая на свет ветхую нижнюю юбку. - Я его наняла, и мы уговорились, что он повезет меня туда в любой день и час.

- Значит, Риган еще дурнее.

- Убирайся прочь, - упрямо пробормотала она, презрительно щурясь и пожимая плечами. - Я возвращаюсь в Аммеру - он пришел за мной, мой муженек. Ночи напролет я молилась, не жалея четок, прося Всевышнего и пречистую Матерь его ке допустить, чтобы я умерла среди чужих. И теперь я знаю: мои старые кости будут лежать на высоком холме в Аммере.

Джонни легко дал себя убедить. Поездка сулила приятный день за городом и историю, которой он сможет повеселить всю пивнушку, а потом напоив Эбби чаем, он спустился к дому Дена Ригана и, прежде чем первый дымок показался над соседскими крышами, они были уже в пути. От возбуждения Джонни не мог усидеть на месте: ерзал, высовывался, окликал Дена в окошечко и бурно радовался, когда узнавал то или иноо поместье, которое не видел уже много лет. Отъехав на порядочное расстояние от города, они с Деном распили бутылочку, и пока сидели за столиком, старуха тихо дремала в машине. Ден Риган пошел разбудить ее и предложить глоток прохладительного, но она сначала вовсе его не узнала, а потом спросила, где они, и стала таращить глаза на пивную и старого пса, который, растянувшись на солнышке, спал у двери. Когда они второй раз сделали привал, она снова заснула и спала, тяжело и шумно дыша, с открытым ртом. Ден помрачнел.

Он пристально посмотрел на старуху и сплюнул.

Пройдясь по дороге туда-сюда, он раскурил трубку и принял решение.

- Не нравится мне ее вид, Джонни, - сказал он хмуро. - Не то я сделал, не то. Сейчас мне ясно - не то.

Теперь он останавливался каждые две мили, чтобы взглянуть, что происходит со старухой, а Джонни, сообразив, что предвкушаемые им развлечения, возможно, не состоятся, тряс ее и бранил. И от раза к разу лицо Дена приобретало все более серьезное и сосредоточенное выражение. И всякий раз он ходил туда-сюда по дороге, сморкаясь и сплевывая в канаву.

- Господи вразуми! - торжественно взывал он. - Только этого мне недоставало. Сып у нее - человек с положением. Он меня в порошок сотрет. И угораздило меня впутаться в семейные дела. Кровь-то, она гуще воды. Нам, Риганам, всегда не везло.

В первом же городке, оказавшемся на их пути, он свернул в полицейский участок и рассказал все начистоту - в своей трактовке.

- Так уж вы скажите судье, что я оказал вам содействие, - достойно заключил он убитым тоном. - Я закону всегда первый друг. И ничего не утаиваю - подрядился за фунт. Случись, она умрет, так, по моему разумению, это будет непреднамеренное убийство. А политикой я никогда не занимался и даже не интересовался. Спросите сержанта Дэли: он меня хорошо знает.

Когда Эбби очнулась, она лежала на больничной койке. Не видя своих вещей, она заметалась, и на ее истошный крик сбежалась толпа убогих старух.

- Тише, тише, тише! - зашамкали они. - Вещи сданы на хранение. Потом ты все получишь.

- Мне они сейчас нужны, - вопила Эбби, силясь сдвинуться с места, меж тем как старухи ее держали. - Пустите меня, воровки поганые! Ночные грабители!

Пустите меня! Ой, режут, режут! Караул!

Наконец к ней привели священника, говорившего поирландски, и он сумел ее успокоить. Когда он уходил, она тихо перебирала четки, поверив его обещанию проследить за тем, чтобы ее, несмотря ни на что, похоронили в Аммере. С наступлением сумерек четки выпали из ее отечных рук и она начала что-то бормотать поирландски. Сгрудившиеся вокруг очага старухи сочувственно шептались и охали. Из соседней церкви донесся "Ангелюс" молитва к пресвятой богородице. Эбби попыталась приподняться на локте, и голос ее перешел на крик:

- О Майкл Дрискол, муженек мой, добрый мой хранитель и сотоварищ, ты не забыл меня после стольких лет! Долгие годы я жила в разлуке с тобой и вот теперь иду к тебе. Мне пытались помешать, удержать меня среди чужих городских людей, но не могу я без тебя, без всех старых друзей моих. Не уходи, золотце мое! Подожди, укажи мне дорогу... Ох, соседушки мои, надрывалась она, тыча пальцем в темный угол, - это же муж мой, Майкл Дрискол. Вот увидите, он не оставит меня одну, не даст мне заблудиться. Подойдите же ко мне, соседушки, посветите фонарями, чтобы я видела, кто тут со мной. Ведь я всех-то вас знаю, всех различаю. Я ведь только глазами ослабла. Не тревожься, свет мой, душа моя, я иду, иду. После стольких лет, я иду к тебе...