Уокер Перси - Ланселот

• Название: Ланселот
• Автор: Уокер Перси
• Издательство: Лимбус Пресс
• Жанр: Современная проза
• Год: 2004
• ISBN: 5-8370-0097-6

Потомок новоорлеанского плантатора по имени Ланселот совершает зловещее и загадочное убийство. И хотя мотив вроде ясен — ведь жертвами пали жена главного героя и ее любовник, — мы не разберемся в случившемся, пока не выслушаем сумасбродно-вдохновенную исповедь убийцы.

Произведение Уокера Перси, великого американского писателя, которого вы до сих пор не читали и о котором даже не слышали, впервые публикуется на русском языке. «Ланселот», вызвавший яростные споры западных критиков, — это философский роман в упаковке «черного детектива».

---

Мисс Мод, как и Люси, не спускала с Рейни сияющих глаз.

Ленивой походкой, засунув в карманы джинсов большие пальцы рук, вошел Дан. Глаза у мисс Мод начали вылезать из орбит. На него стоило посмотреть. Может, он и в самом деле новый солнечный бог, снизошедший спасти этот печальный город. Однако, когда он, не обратив на нас никакого внимания, заговорил с Рейни, оказалось, что речь идет о его инвестициях!

Получил плохие известия из Лондона, где у него был прибыльный паб, а теперь правительство начало взимать девяносто процентов дохода. «Господи, и почему только я не послушал Боба насчет Кеймана», — и пошел, и пошел в том же духе, да так взволнованно! — про налоги и алименты, и взгляд при этом злой, тревожный, сразу стало очевидным, что он всего лишь обман зрения, что его красота не только случайна, он не только не имеет никакого к ней отношения, но и не знает о ней, не отдает себе отчета. Он сделался похож на пса в бриллиантовом ошейнике.

И тут на мисс Мод напал ее собственный демон. Униженно, чуть не со слезами на глазах она принялась уговаривать Рейни поснимать непременно в ее доме, ну чуть-чуть, ну хоть одну сцену, ту, где плантатор-декадент Липском получает нагоняй от его волевой аристократической тетушки («Господи, я прямо вижу, как ее сыграла бы Успенская!» — говорил Мерлин), и где тетушка объясняет, что силу нужно черпать из земли. «Земля будет всегда! Она вечна!» — ну и в таком же духе. Похоже, мисс Мод уже знала сценарий от корки до корки.

— Спасибо, Мод, — обняла ее Рейни. — Я передам Яну и Бобу. — Похоже, у Рейни начался приступ благотворительности. Ей нравилось быть любезной с мисс Мод. Лицо Рейни лучилось, как у святой или у Ингрид Бергман.[86] То ли ее так возбудил надвигающийся ураган, то ли собственный статус кинозвезды и возможность упиваться им, читать его подтверждение на лицах обычных людей.

Я даже моргнул. На моих глазах у мисс Мод, которую я знал всю жизнь или, по крайней мере, считал, что знаю, напрочь снесло крышу. Или, может, все свои сорок лет она была не в себе, и только теперь прозрела? Кстати, именно так она и сказала.

Ее личико вдруг сморщилось, как чернослив, на глаза навернулись слезы. Сначала я решил, что она огорчилась, но то были слезы счастья и благодарности. В руках она комкала платочек.

— Вы даже не можете себе представить, что это значит для меня, — промолвила она, то прижимая к груди, то вытягивая свои натруженные руки.

— Рейни договорилась с Яном, что он даст мисс Мод пройтись в кадре в библиотечной сцене, — пояснила Люси.

— Даже не знаю, как вам выразить свою благодарность! — не унималась мисс Мод, все подступая к Рейни и заламывая руки в приливе чувств, названия которым она не знала и сама.

— Вы прекрасно все сделали, — отступая, сказала Рейни, немного ошарашенная такой благодарностью. — Вы замечательный человек, Мод.

— О Рейни, Рейни, Рейни! — воскликнула Мод, закидывая назад голову и закрывая глаза.

Я смотрел на Мод в полном изумлении. Неужто в этом городке все сошли с ума, или я чего-то не понимаю? К особого рода безумию киношников я уже привык, но чтобы весь городок?! Не только Мод, но и все остальные вели себя так, словно всю свою жизнь прожили в потемках, в некоем театре теней, где сами были как тени, и вот рядом с ними чудесным образом появились эти лучезарные гиганты, эти неземные существа. И теперь она, Мод, не могла это пережить — мало того, что они материализовались в ее библиотеке, осветив золотым сиянием тусклые полки, она сама на мгновение оказалась одной из них!

Затем из ниоткуда возникла жена дантиста миссис Робишо, которую я всю жизнь считал спокойной, благопристойной и выдержанной особой, а тут она вдруг сообщает Рейни, что готова сделать все что угодно для съемочной группы, ну все-все, даже таскать юпитеры.

Мир обезумел — сказал сумасшедший, сидя в психушке. Самое безумное заключалось в том, что киношники торговали иллюзиями в реальном мире, но этот мир почему-то считал, что его реальность можно обнаружить только в иллюзиях. Две команды безумцев.

Каким-то образом они умудрялись держать мяч в воздухе.

Потом появился Лайонел с ручной камерой на плече. Дан снова заерзал по Марго. Он глядел ей прямо в глаза, с ленцой и без всякого смущения. Марго явно с трудом выдерживала его взгляд. В ее зрачках отражались огни осветительной аппаратуры.

Джекоби положил руки на плечи Марго и Дана и, глядя в пол, стал что-то им объяснять, как судья на ринге, беседующий с боксерами.

— Милая, — сказала он, обращаясь к Марго, — давай теперь попробуем несколько иначе. Я хочу, чтобы ты обняла его ногами.

Нет, не из Польши он, — подумал я. Опять он говорил без акцента.

— Но как? — слабым голосом пролепетала Марго.

— Что значит «как»? Сделай и все. Он тебе поможет. Возьмет тебя за задницу и приподнимет. Не волнуйся.

— Хорошо.

— А когда ты будешь произносить свою единственную реплику: «Ты будешь добрым со мной, правда?» — я хочу, чтобы в ней звучали страх и нежность. Ты с этим справишься, а, милая?

— Я постараюсь.

— Так, хорошо. Все готовы? И помни, Дан, мне нужен звук расстегиваемой молнии. Это важно.

— Да. Ладно.

* * *

— Мерлин, — спросил я, — а что происходит с этим, ну, Липскомом в конце?

— А то, что и должно, — пожал плечами Мерлин. — Его почти расшевелили — сначала чужак, потом родная тетя. Однако в конце он от них ускользает. И понемногу погружается в спиртное и Шопена. Сара выбирает жизнь, а он смерть. Чужак гибнет, растерзанный толпой городских, считающих, что они ненавидят его, тогда как на самом деле ненавидят жизненные силы, которые он в них пробудил. Конечно же, это новый Христос в каком-то смысле.

+++

По дамбе я пошел обратно в Бель-Айл. Воздух и впрямь сгустился и замер. А высоко вверху сами по себе неслись к северу черные тучи, словно стаю черных дроздов кто-то вспугнул на болоте. Все пространство между землей и тучами полнилось желтоватым светом, словно рождественские костры уже зажгли.

Я не мог это вынести. До сих пор не могу. Я не выношу этот мир. Эпоху эту не приемлю. А открытие мое как раз в том, что — ха, ведь я и не обязан.

Если бы ты был прав, я был бы в состоянии все вынести. Если бы твой Христос был царем, и тому подобное, в общем, то, во что ты веришь — Господи, неужто до сих пор веришь? — было правдой, я бы смог вынести. Но ты ведь даже сам в это не веришь. Все, о чем ты в состоянии думать, это о той девушке на дамбе. Не удивительно, что у тебя нет времени молиться на усопших. Все, о чем ты можешь думать, это как бы ее затащить в кусты.

Нет? Но если бы то, во что ты когда-то верил, было правдой, я смог бы выносить этот мир.

Или если бы мой прапрадед был прав, я бы тоже смог с этим жить. Знаешь, что он вытворил? Устроил дуэль. Не джентльменский поединок чести в Новом Орлеане, а поножовщину на смерть, прямо как Джим Боуи, и, кстати, на той же песчаной отмели. Он выиграл в Александрии крупную сумму в покер. Проигравшийся партнер принял это близко к сердцу и что-то там забормотал о мухлевке. Уже это добра не предвещало. Но он допустил еще ошибку, помянув мать моего предка. Ее фамилия была Гудлйн — из тех Гудлйнов, что живут в Нью-Роудсе.

Дело в том, что мой прапрадед был смуглым, как Жан Лафит.[87] «Что ты сказал?» — переспросил он своего партнера, а тот ему ответил что-то вроде «Твоя фамилия очень тебе подходит». — «Это в каком же смысле?» — вежливо осведомился мой предок. «Ты вообще-то Гудлин или Гуталин?» — переспросил тот, намекая на смуглый цвет кожи, из чего в свою очередь явствовало, что его мать, очень белая креольская леди, поддерживала сексуальные отношения с негром. Не будем гадать, что здесь было более тяжким оскорблением — то, что она имела сексуальные отношения с кем-то кроме мужа, или то, что этим кем-то был негр. «Понятно, — ответил прапрадед. — Знаешь, что я тебе предлагаю? Через четыре часа встретимся, на рассвете, стало быть, — сойдемся на песчаной косе Видалия, куда не распространяются законы ни Луизианы, ни Миссисипи. С тесаками. И никаких секундантов». Так они и сделали. Секунданты были, но они так перепугались, что спрятались в кустах. Началась драка. Мой прадед убил своего соперника и, хотя тот тоже сильно его порезал, перевернул тело и вспорол горло от уха до уха. Потом он послал за топором, обезглавил и расчленил труп и скормил его зубаткам. Затем он вымылся в реке, перевязал раны и отправился вместе с друзьями в Нижний Натчез, где с аппетитом позавтракал.

Как бы ни было это жестоко, но я тоже мог бы так жить, хотя не думаю, что люди должны друг друга резать, как скотину. Однако это, по крайней мере, определенный образ жизни. Человек знает, на чем стоит, и знает, что надо делать. Даже поражение лучше, чем незнание.

Или я мог бы жить так, как ты, если бы в твоей жизни была правда.

Но то, что делается сейчас, непереносимо. Кроме того, я бы не мог это защищать.