Аля Аль-Асуани - Игры

• Название: Игры
• Автор: Аля Аль-Асуани
• Жанр: Современная проза

Уважаемые читатели, мы продолжаем публиковать произведения известного египетского писателя Аля АЛЬ-АСУАНИ. Два романа автора — «Дом Якобяна» (2002) и «Чикаго» (2007) — были переведены на русский язык. Аль-Асуани вошёл в список пятисот самых влиятельных мусульман мира (2010), является лауреатом многочисленных международных литературных конкурсов.

Сегодня предлагаем вашему вниманию рассказ «Игры» из сборника «Дружественный огонь», автором перевода которого является арабист-филолог Сарали Гинцбург.

---

Аля Аль-Асуани Игры

Все мы, ученики пятого начального класса, всегда с нетерпением ожидали урока физкультуры. По вторникам с утра стаскивали школьную форму и натягивали физкультурную: белые шорты, белую майку и теннисные туфли. Мисс Суад, учительница физкультуры, собирала нас на игровой площадке, мы выстраивались тремя рядами и на протяжении пятнадцати минут выполняли физические упражнения. Оставшееся время играли в мяч.

Наш одноклассник Мухаммад аль-Давахили не присоединялся к нашим занятиям потому, что был чрезвычайно толст. Из-за огромного тела, колышущегося живота и неимоверных ягодиц он не мог влезть в шорты и потом, лёжа на спине, поднимать кверху ноги, как это делали мы. Аль-Давахили даже не мог играть с нами в мяч, так как слишком сильно потел и вообще сбивался с дыхания при малейшей физической нагрузке. Из-за этого и возникла молчаливая договорённость, по которой Мисс Суад игнорировала его присутствие и он проводил урок физкультуры, сидя на ступеньках, ведущих со двора в учебные классы. Он сидел там, одетый в школьную форму, состоявшую из тёмно-синего пиджака и серых брюк, и молча наблюдал за нами. Мы же, как только Мисс Суад бросала нам надувной чёрно-белый мяч, с оглушительным криком ловили его и азартно и громко делились на две команды. Ворота обозначались двумя кирпичами. И как только начиналась игра, мы забывали обо всём, бегая за мячом и подражая знаменитым игрокам, которых видели по телевизору. Когда же один из нас забивал гол, члены его команды подбегали к нему, целовали и поздравляли, а он бросался на землю и громко благодарил Бога за такую удачу или бежал, высоко подняв руки, к деревьям, растущим по периметру площадки, воображая, что это стадион, полный восторженных болельщиков.

В такие минуты мы абсолютно забывали про аль-Давахили. Вспоминали о нём только тогда, когда возникал спор по поводу игры. Мы оборачивались к нему, сидящему в отдалении от нас, и кричали: «Это был гол, Давахили?».

После этого он вставал, его толстое лицо принимало серьёзное выражение, спускался к нам и, указывая рукой в сторону игровой площадки, произносил, задыхаясь: «Мяч был брошен оттуда. Так что это стопроцентный гол».

Теперь, когда я вспоминаю эти моменты, понимаю, что аль-Давахили, должно быть, очень хотелось поиграть с нами и он мечтал иметь обычное маленькое тело, подобное нашим, а не своё толстое и комичное. Но мы были слишком малы, чтобы это осмыслить. И смеялись над ним так, как будто он являлся огромным странным существом, вроде слона или медведя в цирке, созданным специально для того, чтобы веселить людей. Действительно, для нас аль-Давахили был искушением, которому сложно противостоять: мы вечно издевались над ним из-за его веса, да так, что некоторые мальчишки изрядно в этом преуспели. Например, один мог во время перемены подбежать к аль-Давахили с идиотским выражением на лице и просто так, безо всякой причины, ударить его по спине или по шее, а затем убежать. А другой, бывало, схватит его тетрадку или ручку и затем, стоя на безопасном от жертвы расстоянии, начнёт издеваться над ней, крича что-то вроде: «Эй, Давахили, придурок, почему ты такой жирный? Чем они кормят тебя дома, ты, свинья?».

И аль-Давахили приходилось проглатывать обиду; он понимал, что абсолютно бессилен перед своими обидчиками. Он был неспособен догнать их и из печального опыта знал, что сопротивление порождает ещё более жёстокие издевательства. Поэтому аль-Давахили продолжал молча сидеть и притворяться, будто не слышит оскорблений. Иногда, с побелевшим лицом, он униженно просил обидчика перестать. Когда кто-нибудь из них, дав ему затрещину, убегал, аль-Давахили поворачивался к смеющимся зрителям, вздыхал и тряс головой, как бы спрашивая нас в удивлении: «Что нашло на этого сорванца?».

Несмотря ни на что, он делал всё это для того, чтобы мы его полюбили или, видя его доброту, перестали мучить, однако всё было бесполезно. Мы выслушивали его важные новости, принимали его помощь, благодарили, но при этом наши отношения с ним оставались напряжёнными; мы то чувствовали неловкость и смущение, то вновь набрасывались на него с тычками и оскорблениями.

В один прекрасный день Мисс Суад исчезла, как мы слышали, учительницу перевели в другую школу. Вместо неё нам поставили мистера Хамида — высоченного типа с пронизывающим взглядом на вечно хмуром лице. Он постоянно держал в руках длинную тонкую трость с заострённым концом, которая часто жалила наши спины и руки, если мы немного сбивались во время упражнений. Мистер Хамид был новым учителем и поэтому чрезвычайно строгим; увидев сидящего на ступеньках аль-Давахили, одетого в школьную форму, он немедленно подозвал его и спросил, почему тот не надел спортивную форму. Тот опустил голову и промолчал, а учитель строго-настрого наказал прийти в следующий раз на урок как полагается.

Потом, на игровой площадке, мы окружили аль-Давахили и спросили, что он будет делать. И тот очень твёрдо сказал, что никогда и ни за что не наденет спортивную форму. Он утверждал, что ученики с особыми обстоятельствами, вроде него самого, не имели права носить эту форму, и каждый об этом знает.

Тем не менее, что-то в его голосе и выражении глаз говорило, что бедняга попал в сложную ситуацию и не представляет, как из неё выкрутиться. На следующем уроке физкультуры мы выстроились рядами и стали искать аль-Давахили, но не могли его найти. Глазами мы обыскали всю площадку и, наконец, увидели его: он прятался под большим деревом, растущим у входа в столовую. Укрывшись за огромным стволом, аль-Давахили высунул голову, наблюдая за происходящим, подобно пытающемуся скрыться страусу. Однако напрасно: учитель выследил его, прокричал его имя, и бедняга был вынужден покинуть своё укрытие. Тогда мистер Хамид спросил с угрозой в голосе: «Ты принёс спортивную форму?».

Минуту аль-Давахили молчал. Затем, к нашему удивлению, он кивнул головой, и учитель приказал: «Ступай переоденься и возвращайся обратно».

По рядам школьников пробежал шепоток. Это был хит сезона. Чтобы аль-Давахили надел спортивную форму?! Мы предвкушали, как будем загибаться от смеха, дразнить его и обзывать, пока он не взмолится о пощаде. Нас разбирали любопытство и та омерзительная кровожадность, что испытывают люди, смотрящие соревнования по реслингу. В тот момент нам хотелось мучить, причинять боль и упиваться этим. Взгляды наши были прикованы к ступенькам, на которых аль-Давахили должен был появиться спустя мгновение. Нас одолевало нетерпение, как диких зверёнышей, облизывающихся в предвкушении жертвы. Когда он начал спускаться вниз по ступенькам, его нелепый вид превзошёл все наши ожидания. Из выреза спортивной майки вылезала грудь, как у женщины, а огромный жирный живот свисал вниз и колыхался при малейшем движении. Ослепительная белизна его толстенных ляжек и неохватные ягодицы, разделённые шортами на два равных полушария, одно из которых при ходьбе поднималось наверх, а второе опускалось вниз, были выставлены на всеобщее обозрение.

Мы взорвались смехом. Все находили это зрелище чрезвычайно уморительным, даже наш новый учитель, губы которого разъехались в широкой улыбке. Мы хлопали в ладоши, свистели и кричали: «Аль-Давахили!». Тому пришлось пересечь площадку, чтобы подойти к нам, но мы в нетерпении бросились к нему и окружили несчастного. Тут аль-Давахили повёл себя странно: он принялся смеяться, притворяясь, что ему прямо-таки не удержаться от смеха. Затем стал быстро расхаживать по кругу, чтобы показать, как сильно трясутся его ягодицы, и бить себя по животу. Чтобы выбраться из этой ситуации, он решил показаться настолько смешным, насколько это было возможно. Аль-Давахали как будто говорил нам: «Видите? Я так смешон, что и сам смеюсь над собой, чего же вы ещё хотите?».

Это поведение нам не понравилось. Неискренний смех аль-Давахили ослабил силу наших насмешек. Без его боли и злости наша радость не могла быть полной, поэтому мы должны были дойти в этом поступке до самого конца. Обуреваемые демонами, мы даже не заметили, что наш учитель позвал нас. В тот момент мы уже не хохотали над его внешним видом, а смеялись просто, чтобы заставить его почувствовать боль и разбить скорлупу равнодушия, в которой тот скрывал свои истинные чувства. Аль-Давахили всё не сдавался, он продолжал фальшиво смеяться и быстро бегать. А наши издевательства становились всё более жестокими, пока, наконец, кто-то не сказал, что аль-Давахили может вскармливать грудью младенцев. Мы взорвались смехом. После этих слов аль-Давахили остановился и принялся размахивать кулаками в попытке ударить нас. Однако они были безуспешны. Тогда он уставился на нас и открыл рот, пытаясь что-то сказать. Губы его дрогнули — и он громко заплакал.