Илья Эренбург - Жизнь и гибель Николая Курбова. Любовь Жанны Ней

• Название: Жизнь и гибель Николая Курбова. Любовь Жанны Ней
• Автор: Илья Эренбург
• Издательство: Текст
• Жанр: Советская классическая проза
• Год: 2002
• ISBN: 5-7516-0276-5

В книгу вошли романы «Любовь Жанны Ней» и «Жизнь и гибель Николая Курбова», принадлежащие к ранней прозе Ильи Эренбурга (1891–1967). Написанные в Берлине в начале 20-х годов, оба романа повествуют о любви и о революции, и трудно сказать, какой именно из этих мотивов приводит к гибели героев. Роман «Любовь Жанны Ней» не переиздавался с 1928 года.

---

В этот февральский денек, когда дамы взволнованно выставляли руки — закрыть зонтик? раскрыть зонтик? — Жанна сидела над кипой бумаг. Ее ничто не волновало.

Зашла Габриель. Не проводит ли ее Жанна до лавочки? Отец приказал купить две дюжины улиток.

Господин Ней напутственно прогромыхал:

— Только жирных и не дороже восемнадцати су! А ты (это относилось уже к Жанне) изволь, когда идешь с моей дочерью, не приставать к мужчинам. Я тебя насквозь вижу!

Они вышли в счастливую минуту, когда брала верх весна, и Габриель, почувствовав на своей щеке теплое трепетание, сказала:

— Это как когда он целует. Это хорошо. Это весна.

Но Жанну никто не целовал. Это весна? Нет, весна осталась в Феодосии. А это не весна, это только улица Тибумери!

У ворот она увидела автомобиль. Наверное, какой-нибудь нетерпеливый ревнивец мчался сюда, мчался во всю прыть, спеша узнать, как изменяет ему жена, боясь это узнать, боясь и спеша, то крича шоферу: «Стой, назад!», то стуча палкой в стекло и подгоняя машину: «Скорее же!»

Но шофер почему-то окликнул Жанну. Она оглянулась. Тогда он рукой подманил ее. Кинув слепую, Жанна стремительно подбежала. Ведь ее никто не может звать, никто, кроме него!

А Пьер Пуатра, веселый шофер в козьей куртке, улыбался:

— Так вот вы какая! Совсем смугленькая…

— Вы меня звали?

— Да. То есть, собственно говоря, он. Ваш дружок. Он молодцом. Все в порядке. Он будет вас ждать завтра, в пять, в Люксембургском саду, возле фонтана Медичи.

Дамы, закройте все зонтики! Мальчики, скорей пускайте змеев! Не спорьте, только не спорьте! Это — весна! Разве Жанна была несчастна? Не может быть! Это ей просто померещилось. Папа? Он уснул. А Аглая? Аглаю выдумал какой-то злой кудесник. Не в кинематографе ли она видела улицу Тибумери? Какая контора? Жанна там не была! Это она читала у Диккенса, это не здесь, это в туманном Лондоне. Константинополь — кружочек на школьной карте. Прямо из луареттского домика Жанна идет в Люксембургский сад. Фонтан Медичи — это, наверное, прекрасно!

Жанна весело смеется. Еще минута, и, пожалуй, она начнет хлопать в ладоши или прыгать на одной ноге. И смеется, и громко и славно смеется веселый Пуатра. Как хорошо, что люди могут так смеяться! Как хорошо, что солнце может так греть!

Пуатра говорит Жанне:

— Знаете что?.. Сегодня первый весенний день. Плюну я на свой таксометр. Садитесь-ка со своей сестричкой. Я вас покатаю, покатаю вовсю.

Габриель, забытая, наконец недоуменно окликает Жанну:

— Кузина, где вы? С кем вы говорите?

— С шофером, с добрым шофером. Он хочет нас покатать.

— А отец? А улитки?

Но слишком сильно искушение. Ведь Габриель никогда не ездила в автомобиле. Один раз она ездила в трамвае, но это, наверное, совсем не то. А что-то теплое ласково треплет ее щеку. Да ведь это же весна! Нет, Габриель не может удержаться. Пусть отец бранит ее — все равно!

— Значит, едем?

Шумит мотор. Смеется Пуатра. Смеются две девушки. Настройщик роялей испуганно жмется к стене: автомобиль! Они несутся быстро, быстро,

Вертит колесо, нажимает педаль веселый шофер. Ему надоело стоять на улице Тибумери. Противная улица! У Пуатра с ней свои, старые счеты. Когда он держал экзамен на право выезжать, вот эта улица и подвела его. Последний экзамен — по знанию улиц. Экзаменовали старые кучера, а кучера, как известно, шоферов не очень-то любят. Так вот один из кучеров, самый красноносый, самый ехидный, спросил Пуатра: «А как проехать с улицы Дюто к бойням, на улицу Морильон?» Пуатра ответил: «Сначала по улице Дюто, потом по улице Алляре, потом… потом по улице Кронстат». Нет, неверно, по пути еще одна. Но как она называется? Не то Мумумури, не то Бебебери. Так и промычал нечто невнятное. У кучера от раздражения нос еще гуще покраснел: «Не годится. Приходите через две недели». Какая подлая улица! Три часа он сегодня на ней простоял, поджидая Жанну. А теперь скорей отсюда, прочь!

Шуми, мотор! Гуди, рожок! Дорогу нам, дорогу!

Когда автомобиль поворачивает, Габриель вскрикивает. Нет, она не боится. Просто она никогда не ездила в автомобиле. Это совсем не страшно. Это даже весело. Ветер бежит навстречу, шалит с волосами, дует, глупый, в ухо. Скорей, скорей! Ей кажется, что они проехали уже сотни километров. Это не Париж. Это море. Оно ходит и шумит.

Нет, это шумят веселые бульвары. Они не только шумят, они и смеются, смеются, как Пуатра, смеются, как Жанна. Смеются пестрые анемоны в плетенке цветочницы. Смеется белый фартук гарсона с подносом. Смеется солнце на подносе. Смеется в стакане алый гренадин. Смеются в окнах ворохи лент. Париж, милый Париж, до чего же ты прекрасен!..

Вот и Сена. Нет, в ней вода совсем не для того, чтобы топиться. По Сене можно поехать куда-нибудь, например в Медон, там уже скоро зацветут вишни. Ехать и всю дорогу целоваться. Но фонтан Медичи, наверное, еще лучше Медона. Завтра в пять. Значит, осталось еще двадцать семь часов. Как бы подогнать время. Ленивые стрелки, двигайтесь! Неситесь, как мы несемся!

Жанна ногами упирается в стенку. От быстрой езды она откидывается назад. Ей кажется, что ее ноги подталкивают машину. Ей кажется еще, что чем скорей ехать, тем ближе фонтан Медичи. Завтра в пять! Скорей же! И веселый Пуатра нажимает педаль. И несется автомобиль все скорей и скорей.

Пуатра рад: он катает подругу товарища. Она смуглая. Хорошо бы покатать Лизетт, русенькую девчонку, капризную плясунью. Хорошо бы с ней мчаться вдвоем. Она ведь тоже никогда не ездила в автомобиле. Она ездит, спит и живет в старом желтом фургоне. Фургон тащат две клячи. Лошади боятся автомобилей. Но Лизетт не боится Пьера. Если уж на то пошло, Пьер немного побаивается Лизетт. Вдруг она сегодня надует губки, не захочет целоваться, станет кокетничать с наездником. А наездник будет хлопать бичом и глупо кричать: «Алле!» Нет, этого не может быть! Сегодня — весна, сегодня — удача, сегодня в темном фургоне под визг карусельных шарманок Пуатра получит все, что только есть у Лизетт. А есть у нее много: сердце, губы, глаза, щеки, волосы, милые русые волосы, шея, плечо… Нет, дальше лучше не считать. Не то можно раздавить кого-нибудь.

Скорей же, машина!

Стрелка скачет: восемнадцать, двадцать. Смеется Пуатра.

Габриель вдруг говорит Жанне:

— Он со мной такой строгий, мой русский. Я боюсь прогневить его. Он часто сердится, я слышу это по тому, как он громко дышит. Я сама во всем виновата. Я очень дурная. Но если он меня ударит, я буду счастлива.

Что это? Жанна вздрагивает. Это не фонтан Медичи. Кажется, Габриель говорила о чем-то печальном. Пошел дождь. Пуатра покрылся брезентом. Жанна тоже становится грустной. Но это несерьезно, это грусть — мимоходом, это только февральская куцая грусть, на десять минут, пока не покажется солнце. Она думает: Габриель может любить. Ей не нужно счастья. Она как святая. А Жанна простая девушка. Жанна любит сласти. Жанне нравятся красивые платья, вот в тех окнах. Жанна в театре на «Адриенне Лекуврёр» тихонько плакала. Ей хочется счастья. Ей хочется, чтоб Андрей целовал ее. Может быть, это и жалкая любовь. Она не умеет иначе. Завтра в пять! А может быть, это и не плохо? Андрей приехал. Он ее любит. Он ее увезет в Россию. И Жанна снова улыбается. И снова солнце мечется по сизому асфальту.

Ну конечно, эта грусть вовсе и не была грустью. Просто шел дождь. Жанна слишком много страдала, чтобы грустить теперь, когда до фонтана остается всего двадцать шесть часов. Шофер, добрый шофер, скорей!

Пляшет стрелка. Это так скоро, скорей нельзя. Если скорей, Пуатра, пожалуй, поведут в комиссариат. Габриель не видит стрелки, не видит несущихся навстречу домов. Но она слышит ветер. Ветер все острей, все шумливей. И слепая шепчет Жанне:

— Кузина, мне кажется, что мы куда-то спешим. Ведь нам некуда спешить. Надо было в лавочку, но это же на нашей улице. А мы так спешим, как будто мчимся к кому-нибудь в гости, К кому же?

— К счастью!

И Жанна смеется. И смеется Пуатра. Лизетт его сегодня пустит в старый фургон. Да, они мчатся прямо к счастью!

Мотор, дорогой мотор, скорее! Пусть трясутся в возмущении жиры господина Нея: он сегодня не получит улиток. Он будет рычать, как целый зоологический сад. Все равно! Пуатра потерял весь день, он заплатит хозяину штраф. Все равно! Темно и тепло будет в фургоне. Педаль. Колесо. Рожок. Субъект в цилиндре, посторонитесь! Мы мчимся! Мы мчимся к счастью в гости!

Глава 18 О ЧЕМ ГОВОРИЛ ЛЮКСЕМБУРГСКИЙ САД

Они молчали. Напрасно было бы припоминать все языки мира, перелистывать самые толстые словари Ларусса или Даля. Таких слов просто не существовало. Выговорить всю радость этой минуты, судя по большим часам на Люксембургском дворце, самой обыкновенной минуты, четвертой минуты шестого полуденного часа, могло только молчание. Теперь оно не было рождено ни запретом Жанны, ни страхом Андрея. Нет, Люксембургский сад не напоминал развалины Орлута! Это молчание, блаженное и звонкое, полнилось не только всеми словами многотомных словарей, но и вовсе не слышными звуками: счетом воды, походкой сердца, скрипом песка, может быть, даже сказочным ростом травы, норовившей уже выскочить из-под земли, чтобы увидеть влюбленных. Если бы можно было всегда так молчать, люди, наверное, давно бы сожгли и Даля и Ларусса.