Рихард Прехт - Любовь

• Название: Любовь
• Автор: Рихард Прехт
• Издательство: ACT: Астрель
• Жанр: Философия
• Год: 2011
• ISBN: 978-5-17-066752-9

Работы Рихарда Давида Прехта, написанные на стыке психологии и философии, переведены на 25 языков, изданы суммарным тиражом более миллиона экземпляров, вошли в списки бестселлеров всех европейских стран.

Психология любви.

Одна из самых распространенных тем в мировой философии.

Так почему же книга Рихарда Давида Прехта, написанная на эту «избитую» тему, продается огромными тиражами и пользуется колоссальным успехом во всей Европе?

Что, по его мнению, представляет собой это чувство — самое яркое из всех, что доступно человеку?

---

Этот пример показывает, что рост и развитие живого существа зависит не от одних только генов. Выживание и формирование организма обеспечивается на множестве уровней. Не меньше генов важны: индивид, условия среды, меняющиеся от вида к виду, а также социальная группа, членом которой является живое существо. При этом гены остаются «носителями данных», и эти носители из поколения в поколение передают свойства и признаки индивидов. Но гены не являются ни единственными пусковыми реле, ни решающим критерием процесса эволюции. Волшебство гена значительно поблекло. Не менее важна, как выяснилось, — «арена», на которой развертывается эволюция — аналог плодородного или тощего поля.

Такой ареной представляется жизненное пространство вида, а также социальная среда. В одних случаях решающее значение имеет группа, в других — родственники, а иногда это может быть группа, которая по случайности делит с другой группой одну среду обитания. Два миллиона лет назад в Южной Америке водились страшные птицы — мононикусы, похожие на страусов длинноногие хищные птицы, занимавшие верхний ярус пищевой пирамиды. Когда южноамериканский континент соединился перешейком с северо-американским, оттуда на юг проникли саблезубые тигры. В пампе они стали опасными конкурентами других хищников и начали охотиться и на мононикусов. Поверженные птицы из рода Titanis вскоре вымерли. Как мне думается, к их генам это не имело никакого отношения.

В настоящее время в эволюционной биологии господствует идея о том, что процесс эволюции проходит на множестве различных уровней — на уровне генов, на уровне клеточного обмена, на уровне взаимодействия с меняющимися условиями внешней среды. Согласно такому взгляду, гены являются несущим кузовом, но не двигателем эволюции. Успех в выживании каждого данного живого существа определяется многими факторами. Если выживанию живого существа или вида угрожают внешние природные катаклизмы, то качество наследственности, то есть генов, не имеет никакого значения. От более крупного хищника или от извержения вулкана не смогут защитить даже самые лучшие гены. Резюмируя, можно сказать: гены — это информация, необходимая для постройки организма. Это строительство происходит в процессе непрерывного обмена индивида веществом и энергией с окружающей средой. Если этот обмен протекает успешно, то животное или растение прекрасно себя чувствует, и его гены тоже успешно выживают. Не гены определяют успешное выживание живого существа, а, наоборот, успешное выживание индивида является залогом выживания генов.

Такой взгляд на природу эволюционного развития принят сегодня подавляющим большинством специалистов. Их «Ричардом Доукинсом» был умерший в 2002 году от рака Гарвардский профессор Стивен Джей Гоулд. За блистательными по форме и глубокими по содержанию книгами Гоулда чувствуется титанический труд его коллег, построивших множество моделей, призванных историю эволюционного развития на многих уровнях.

Согласно этой теории, процесс эволюции состоит не только в отборе и приспособлении, но и из ограничений. Эти препятствия на пути эволюционного развития индивида или биологического вида могут, конечно, иметь генетическую природу, но могут определяться и ограничениями, накладываемыми окружающей средой. Например, вид, запертый на маленьком островке, эволюционирует не так, как если бы он обитал на континенте. Иногда такая изоляция может быть преимуществом, но в иных случаях становится и недостатком. Всего несколько тысяч лет назад на многочисленных средиземноморских островах водились слоны величиной не более сенбернара. Так как слоны не могли покинуть пределы своего местообитания, им приходилось довольствоваться весьма скудными источниками пищи, и в процессе эволюции стали уменьшаться размеры их тела. У биологов есть даже специальный термин для таких случаев: «островная карликовость». Думается, что самки карликовых слонов не всегда засматривались на больших и сильных самцов. Будь так, слоны Крита, Мальты, Сардинии, Сицилии и Кипра вымерли бы от голода. Но малый рост считался у слоних сексуально привлекательным, и слоны успешно размножались до появления на островах человека, который и уничтожил популяцию этих карликовых животных.

Короткий экскурс в современное положение дел в эволюционной биологии показывает, что взгляды Доукинса в значительной степени устарели. Тем более удивительно поэтому, что социобиологи и эволюционные психологи до сих пор придерживаются теории «эгоистичного гена». Но при ближайшем рассмотрении это может показаться и неудивительным. Пока в поведении человека мы имеем дело со следствиями желаний, намерений и целей наших генов, мы можем очень просто объяснить это поведение биологически: то, что я принимаю за мои влечения, мои особенности, мои фантазии, на самом деле есть либо скрытая, либо явная воля моей наследственности.

При таком новом взгляде на эволюцию эволюционная психология мало чего может предложить. Как раз напротив: теория многоуровневой эволюции выбивает опору из-под эволюционной психологии. То, что раньше казалось поддающимся строгому расчету, оказывается в действительности непредсказуемым. Вероятно, это и есть главная причина того, что эволюционная психология продолжает упрямо цепляться за устаревший фундамент теории эволюции, за фундамент, который отвергают сейчас большинство ученых. Разумеется, никто и не ждет, что какие-то профессора закроют свои кафедры и повесят на дверях табличку: «Наши основания оказались ложными, мы ошибались!» Заблуждения эволюционных психологов можно даже считать плодотворными. Дело в том, что новые теории эволюции породили весьма интересный исходный пункт, опираясь на который, можно надеяться решить крупнейшую проблему эволюционной психологии — проблему человеческой культуры. Речь об этом пойдет в одной из следующих глав.

Тот, кто сегодня отстаивает современное положение вещей в эволюционной теории, не станет больше задаваться вопросом о том, как такая, лишенная ума и сознания штука, как ген, может обладать намерениями и регулировать свое половое поведение, руководствуясь такими понятиями, как надежность, эффективность и экономическая выгода. Само собой разумеется, что сам Доукинс оговаривается, что в его рассуждениях об «эгоистичном гене» это всего лишь метафорические образы. Но с этими образами Доукинс обращается не как с образами, а как с реальными фактами. Снова и снова пытается Доукинс доказать «эгоизм» генов. Мало того, его гены не только эгоисты, они еще и расчетливые торговцы, поверяющие все на свете двумя критериями: сколько это стоит и что я буду с этого иметь? В действительности все это звучит так, будто биология — отрасль экономической науки, в которой гены отличаются необычайно чутким инстинктивным нюхом.

Но может быть, в какой-то мере этот взгляд все же верен? Может быть, гены, действительно умнее иных прожженных торговцев?

Капиталистическое размножение

Вообще эволюционную биологию и экономическую науку связывает давняя, поистине нержавеющая любовь. И началась она не в 1968 году, когда Уильям Гамильтон написал в экономическом университете свою докторскую диссертацию. Огонь этой страсти вспыхнул на 120 лет раньше, в капиталистической Англии эпохи королевы Виктории, где Дарвин в то время опубликовал свою книгу «О происхождении видов». Карл Маркс, живший тогда в лондонском изгнании, немало потешался над тем, как «Дарвин нашел во всей природе современное ему английское общество» (21). При всем уважении к труду Дарвина Маркс очень верно подметил, что Дарвин для описания своей эволюционной теории широко использовал понятия из общественных и экономических наук.

Знаменитый термин «борьба за существование» (struggle for life) принадлежит британскому экономисту Томасу Роберту Мальтусу. За несколько десятилетий до Дарвина этот ученый рассмотрел перспективы демографического развития человечества и пришел к весьма неутешительным выводам. Уже очень скоро, — пророчествовал он в 1821 году, — перенаселенная Земля не сможет прокормить человечество.

Развивающийся капитализм эпохи промышленной революции и зарождавшаяся теория эволюции с ее естественным отбором наиболее приспособленных видов прекрасно дополнили друг друга. Получилось, что у обоих этих явлений одна основа, из которой оба черпали свои аргументы. Разумеется, наблюдения и теории Дарвина неверны не потому, что опирались на определенные общественные представления викторианской эпохи. Плохо было то, что выражения и образы мыслей Дарвина были неверно поняты современниками, и это положение отчасти сохраняется и до сих пор.

Идея о том, что в природе затраты и польза непрерывно взвешиваются и сравниваются, исходит от Дарвина. Однако идея о том, что всё — без исключения — можно вычислить на основании соотношения затрат и пользы, принадлежит американскому социобиологу Роберту Трайверсу из университета Рутгерса в Брансвике (штат Нью-Джерси). Трайверс имел за плечами неоконченное математическое образование и историческое образование, когда занялся изучением биологии. В 1970-е годы он становится профессором Гарвардского университета. Также, как Доукинс в Оксфорде, Трайверс в Гарварде был очарован идеей Гамильтона об общей готовности.