Дж. Морингер - Нежный бар

• Название: Нежный бар
• Автор: Дж. Морингер
• Издательство: Гелеос
• Жанр: Современная проза
• Год: 2010
• ISBN: 978-5-412-00125-8

Принято считать, что бар — не лучшее место для юноши. Особенно если у него нет отца.

Ореховый аромат барной стойки, сигарный смог и хмельные пары… Десятки мужских голосов — умопомрачительные байки обо всем на свете: машинах, женщинах, работе… Все, что нужно, чтобы стать мужчиной.

Именно здесь наш герой впервые услышит Синатру, узнает любовь и почувствует горький привкус взросления.

---

Я отвел глаза.

— Давай съездим в искусственный город, — предложила она.

У входа в Рохайд мы поздоровались с механическими ковбоями-манекенами. «Если мы не перейдем через Рио-Гранде к августу…» Мы зашли в салун, и мама купила две банки лимонада и пакет попкорна. Сигарный запах в баре напомнил мне о «Диккенсе». Интересно, подумал я, проходят ли у них еще пирожковые бои. Мы сидели на скамейке возле салуна и передавали пакет с попкорном из рук в руки.

Вдруг посреди улицы началась перестрелка. Четверо мужчин сказали шерифу, что собираются захватить город прямо сейчас. Они вытащили пистолеты. Шериф тоже достал пистолет. Бац! Шериф упал.

— Их было больше, — заметила мама. — И они были лучше вооружены.

Когда мертвый шериф встал и отряхнул с себя пыль, мама повернулась ко мне. Она сказала, что мне нужно съездить на лето в Манхассет.

— Это для нас единственный выход, — сказала она. — Я не могу оставить тебя одного в квартире на все лето. Одно дело несколько часов после школы, и совсем другое — целых три месяца. А пока ты гостишь в Манхассете, у меня будет возможность работать сверхурочно, найти подработку и, может быть, отложить деньги на мебель.

— Как же ты справишься без меня? — спросил я.

Она смеялась, пока не поняла, что я не шучу.

— Со мной все будет хорошо, — ответила она. — Время пролетит быстро. Тебе будет весело, а я буду знать, что ты не скучаешь и живешь с людьми, которых любишь.

— Где ты возьмешь деньги на билет на самолет?

— Возьму кредит и разберусь с этим позже.

Мы никогда не разлучались даже на три дня, а мама предлагает расстаться на три месяца? Я пытался спорить, но все уже было решено. Наша двусторонняя демократия превратилась в благожелательный диктат. Но, может, это и к лучшему. Я не смог убедить маму, что перспектива увидеть Макграу и двоюродных сестер меня не прельщает. В ту пору я еще не очень хорошо умел врать.

В ночь перед моим отъездом, пока я спал, мама написала мне письмо, которое отдала перед посадкой на самолет. Она писала, что мне нужно заботиться о бабушке и не ссориться с двоюродными сестрами и братом и что она ужасно будет по мне скучать, но знает, что в Манхассете мне будет хорошо. «У меня нет денег, чтобы отправить тебя в летний лагерь, — писала она. — Поэтому Манхассет будет твоим лагерем».

Ни я, ни она и представить себе не могли, что она посылала меня в лагерь под названием «Диккенс».

12 КОЛЬТ, БОБО И ДЖОДИ

Это случилось после того, как я пробыл в Манхассете около двух недель. Я кидал резиновый мяч о стенку гаража, воображая себя Томом Сивером, отбивающим очередную подачу в наружном углу, чтобы выиграть седьмой иннинг, когда среди шума на трибунах — ветра, шуршавшего ветвями деревьев, — я услышал свое имя. Я оглянулся.

— Ты разве не слышишь, что я тебя зову? — сказал дядя Чарли. Господи Иисусе.

— Извини.

— Гилгамеш.

— Прости, что ты сказал?

Он вздохнул и заговорил с подчеркнутой медлительностью, обозначая слоги четче, чем обычно.

— Джилго. Пляж. Хочешь поехать на пляж Джилго?

— Кто?

— Ты.

— С кем?

— Со своим дядей. Что с тобой сегодня?

— Ничего.

— Как быстро ты сможешь собраться?

— За пять минут.

— Как насчет двух?

Я кивнул.

В доме было пусто. Бабушка ушла за покупками. Дедушка отправился прогуляться, а двоюродные сестры с братом, хотя и жили неподалеку, не навещали нас из-за ссоры между тетей Рут и бабушкой. Можно ли мне уехать на пляж, никому не сказав? Мама несколько раз меня предупреждала: никуда не уходи без разрешения. Она до сих пор беспокоилась, что отец меня похитит, и бабушка часто напоминала мне об этом. Я не знал, что мама с бабушкой попросили дядю Чарли «занять меня чем-нибудь», потому что я слишком много времени проводил в одиночестве и жаловался, что скучаю по маме. Они обратились к дяде Чарли за помощью, предполагая, что он мне все объяснит. Они забыли, что дядя Чарли, как и тетя Рут, никогда ничего не объяснял.

Я поддел плавки под летние штаны, положил в целлофановый пакет полотенце и банан и сел на крыльцо подумать. Думать было некогда. Дядя Чарли уже шел через лужайку, одетый в свой вариант пляжного костюма: кепка для гольфа с надписью «Бинг Кросби»,[23] темные очки и джинсы. Он уселся за руль своего массивного черного «кадиллака», который недавно приобрел у приятеля Стива. Он обожал эту машину. Я видел, как он с нежностью поправил зеркало заднего вида, будто убирая прядь волос с лица любимой. Потом сдвинул козырек кепки, закурил «Мальборо» и завел мотор. «Кадиллак» задрожал и тронулся. Время истекло. Сделав глубокий вдох, я побежал. Когда я открыл дверь со стороны пассажирского сиденья и влез в машину, дядя Чарли вздрогнул от неожиданности.

— О, — сказал он. — Хорошо. — Мы переглянулись. — Лучше прыгай назад.

— Почему? — спросил я.

— Будут еще пассажиры.

Я уселся на высокое заднее сиденье как принц, которого везет рикша, и мы поехали по Пландом-роуд, мимо «Диккенса», мимо Мемориального поля. В южной части города мы остановились у дома, в котором были задернуты все занавески и закрыты ставни. Дядя Чарли посигналил. Из боковой двери показался мужчина лет на десять младше дяди Чарли, с блестящими черными волосами и печальными черными глазами. У него было крепкое тело, широкие плечи и широкая грудь, и он походил на молодого Дина Мартина. Я подумал, что он, возможно, один из тех игроков в софтбол, которых я видел раньше, хотя его поведение сейчас было иным. Он не смеялся и не дурачился. Он страдал от боли, прикрывая глаза, как узник, которого выпустили из темной камеры.

Наклонившись над водительским окном, он прохрипел:

— Эй, Чаз, ну что скажешь?

Его голос был слабым, как мой в то утро, когда у меня удалили миндалины, но это была далеко не самая выразительная особенность его речи. Он разговаривал, как мишка Йоги.

— Доброе утро, — сказал дядя Чарли.

Мужчина кивнул, как будто больше не собирался разговаривать. Он обошел вокруг машины и сел на пассажирское сиденье.

— Матерь Божья, — сказал он, откидывая голову на сиденье. — Что я такое выпил вчера, черт подери?

— Как обычно, — отозвался дядя Чарли и бросил взгляд в зеркало заднего вида. Тут он опять удивился, увидев меня. — О, Кольт, познакомься с моим племянником. Он сегодня поедет с нами.

Кольт повернулся и посмотрел на меня через спинку кресла.

Через несколько минут в «кадиллак» набилась целая куча мужчин. Мы вроде ехали на пляж, но у нас было достаточно рук, чтобы ограбить банк. Дядя Чарли формально и натянуто представлял меня каждому мужчине.

— Рад с тобой познакомиться, парень, — сказал Джо Ди, гигант с рыжей головой, похожей на мочалку, и лицом, к которому как попало были приклеены нос, рот и глаза. Он как будто был слеплен из частей разных кукол «Маппет-шоу», как Франкенштейн из «Улицы Сезам» — голова Гровера, лицо Оскара, грудь Большой Птицы. Как и Кольт, он был лет на десять моложе дяди Чарли и относился к дяде с подчеркнутым уважением, как к старшему брату, который всегда прав. Несмотря на свою сутулость и неуклюжесть, Джо Ди обладал маниакальной энергией коротышки. Он ходил очень быстро, размахивал руками, изъяснялся словесными спазмами, после которых никак не мог отдышаться. Как при чихании у больного сенной лихорадкой, целые предложения извергались у него изо рта залпом. «Наокеанесегоднябудетштормить!» Чаще всего Джо Ди обращал эти словесные спазмы к самому себе, а точнее, к нагрудному карману своей тенниски. Он был так поглощен и увлечен своим нагрудным карманом, что я подумал, не держит ли он там дрессированную мышь.

Потом я познакомился с Бобо, возраст которого было невозможно угадать, хотя мне он казался ближе всех к дяде по годам — ему было за тридцать. Бобо, самый красивый из этой группы, с копной соломенных волос, как у серфингиста, и мускулистыми руками, производил впечатление человека, которому все никак не удавалось хорошенько выспаться ночью. От него исходил аромат виски, запах, который я любил, хотя Бобо постарался заглушить его квартой лосьона после бритья, купленного в аптеке. В то время как Кольт и Джо Ди относились с почтением к моему дяде, Бобо не проявлял уважения ни к кому, кроме своего компаньона Уилбера — черного пса с огромными, полными презрения глазами.

Я слушал разговоры этих мужчин, и голова моя моталась взад-вперед, будто я смотрел четыре теннисных матча одновременно. Читая между строк, я понял, что все они работают в «Диккенсе» барменами, поварами и вышибалами, поэтому «боссом» они называли Стива. Стива они боготворили. Когда они упоминали о нем, казалось, что говорят не подчиненные, а апостолы. Они употребляли разные клички, такие как Шеф, Пио и Фейнблатт, но было ясно, что речь идет о Стиве. У каждого из мужчин тоже была кличка, которой их наградил Стив, за исключением дяди Чарли: у него их оказалось две — Чаз и Гусь. Через десять минут я услышат столько всевозможных кличек, что мне казалось, в машине вместо четырех мужчин сидит человек двенадцать. Потом ребята запутали меня еще больше, перечислив огромное количество людей, которые заходили в «Диккенс» вчера вечером, называя их Трубочист, Сани, Стрелок, Скизикс, Танк и Твою Мать.