Николай Японский (Касаткин) - Дневники 1870-1911 гг.

• Название: Дневники 1870-1911 гг.
• Автор: Николай Японский (Касаткин)
• Жанр: Религия

По благословению митрополита Токийского и всея Японии Даниила

«Когда я ехал туда, я много мечтал о своей Японии. Она рисовалась в моем воображении как невеста, поджидающая моего прихода с букетом в Руках. Вот пронесется в ее тьме весть о Христе, и все обновится... Тогда я был молод и не лишен воображения, которое рисовало мне толпы отовсюду Некающихся слушателей, а затем и последователей Слова Божия, раз это Последнее раздастся в Японской стране».

ISBN 978-5-7435-0274-9 . © ООО СПИФ «Библиополис», оформление, 2007

---

Примите, дорогие мои соотечественники, слова мои с такою же любовью, с какою они направляются к вам. Усердною молитвою призываю на всех вас благословение Божие и остаюсь любящим вас вашим братом во Христе, слугою и богомольцем.

Епископ Николай.

1 (14) декабря 1905 г. Токио.

9 (22) декабря 1905. Пятница

На экзамене по Закону Божию в Женской школе, где ныне 75 учениц. Отвечали, как всегда, превосходно. Офицер в Сидзу- ока, Петр Булгаков, прислал ругательное письмо в ответ на мое Окружное послание к военнопленным. И прежде я слышал, что это самый главный мутитель нижних чинов; по письму видно, что это отчаянный нигилист и анархист. Чего-чего только он не наплел! Между прочим советует мне познакомиться с Евангелием и говорит, что это «хорошая книга», даже берется указать мне особенно хорошие места в нем; а в оправдание нынешней резни, производимой анархистами в России, прямо приводит «слова Христа: и враги человеку домашние его». Я отвечал ему коротко, но ведь к стене горох!

И (24) декабря 1905. Воскресенье

Во время Литургии появился в церкви русской священник, во время проповеди вошедший в алтарь и оказавшийся одним из священников Красного Креста, служившим в Маньчжурии при военных действиях. После Литургии был у меня, завтракал со мной и даже предложил свою службу Миссии; но я отказал ему, — не простые монахи здесь нужны, каким оказался он, о. Давид, а ученые, способные безустанно возиться с японскими рационалистами .

16 (29) декабря 1905. Пятница

<„.> Второй уже вечер провел у меня и красноречиво проговорил «Максимилиан Карлович фон Мекк, уполномоченный Красного Креста», 11-летним мальчиком в Москве, под именем Макса, подписавший на построение Собора, к8.ж6тся • 15 рублей в доме своих родителей, в 1880 году; Иван Сергеевич Аксаков тогда привез мне на Саввинское подворье подписной лист и деньги, подписанные в доме Мекков, шестьсот с лишком рублей. Ныне этот Макс — красивый, величественный джентльмен, служивший много лет в заграничных наших Миссиях, отлично знающий политику. Утверждает он между прочим, что нынешняя революция в России ведется еврейским синдикатом, помещающимся в Нью-Йорке; и много другого интересного рассказывал он.

21 декабря 1905 (3 января 1906). Среда

Из Кокура извещают, что катехизатор Василий Накараи бежал неизвестно куда, захватив с собою церковные деньги 150 ен и, конечно, только что высланное ему содержание и квартирные на одно и два лица, всего 50 ен. Человек он семейный, даже и отец жил при нем, — и все исчезли куда-то. А считался Василий Накараи хорошим и благонадежным человеком. Полагайся на людей!

28 декабря 1905 (10 января 1906). Среда

Приходит сегодня начальник Семинарии Иван Акимович Сенума, приносит подарок мне от капитана Василия Павловича Озеки (ящик, должно быть, с печеньем, — я передал обратно детям Ив. Акимовича) и говорит:

— А ведь Озеки не по своей воле отправлялся в Петербург (4 года тому назад), а по приказанию начальства; он сам об этом сказал о. Павлу Сато. И в Сибирь потом перешел по тому же приказанию, чтобы исследовать, как продовольствуются там войска.

— Значит, он фальшиво принял христианство?

— Вот об этом я хочу узнать от него, но что-то не удается видеться с ним; непременно повидаюсь на днях. Жена его, кажется, искренняя христианка.

— Может быть, только искренняя помощница мужу...

Неудивительно, что Иван Акимович несколько обескуражен:

он именно оглашал Озеки и привел его к крещению. Будучи сам искренним христианином, он, конечно, не желал бы, чтобы его наученец оказался обманщиком, проведшим его, о. П. Сато, меня, и чрез меня в России — сотрудников Миссии и кого еще! Он обласкан был Петербургским Митрополитом, о. И. Кронштадтским, — какие еще духовные лица не истощали ему свои ласки в России!

Так смиренно и симпатично было заявленное им желание: «Вера имеет важное значение для воина; хочу изучить отношение веры к благочестивому русскому воину, чтобы ввести то же в японское войско; для сего сам прежде всего делаюсь православным христианином и отправляюсь в Россию — изучить, как ввести христианскую веру в японское войско; мое начальство несочувственно смотрит на мое предприятие, но не мешает мне...» Чрез несколько времени слышалось из Петербурга от капитана Озеки, что «японское посольство в Петербурге не любит его и вредит ему; поэтому он переходит в Сибирь, чтобы здесь свободней изучить и русский язык, и все, что требуется ему по религиозной части ».

И все это ныне, по признанию самого же Озеки, оказывается стечением лжей. Был он послан в Россию шпионом, таким же, какими и во все концы России были рассылаемы японским военным Генеральным штабом шпионы в качестве фотографов, цирюльников, слуг в гостиницах и в частных домах, купцов и проч., и проч., и все офицеры, народ развитый, во всех тонкостях могущий исполнять возложенное на них поручение. И все они обманывали, лгали, хитрили, подличали, но все — в низшей земной сфере, и только господину Озеки предоставлена была честь лгать, обманывать, подличать в сфере возвышенной, отре-шенной от земных мелочей, в области религии. Если те подлы, то он неизмеримо подлее. И хороша же ты, моя любезная Япония, классическая поистине страна шпионства и поэтому — хитрости, обмана и подлости! Не хотелось бы мне этого для тебя; ты могла бы побеждать и при более благородном поведении. Напрасно ты пакостишь себе самой! Или в этом пункте человек монгольской расы никогда не поймет человека кавказской? Ну, в таком случае уж лучше быть побежденным кавказцем, чем победителем-мон- гольцем. Я скорее соглашусь умереть (говорю о себе — в общем смысле), чем сделать подлость и бесчестность в свою ли личную пользу или в пользу моего Отечества; и в последнем случае тем более. Или для монгольца эта азбука — непонятный шифр?

30 декабря 1905 (12 января 1906). Пятница

Целый день писание писем к военнопленным.

31 декабря 1905 (13 января 1906). Суббота

То же писание писем. Среди этого занятия является морской офицер из разбитых при Цусиме, как прямо себя отрекомендовал, и говорит:

— Я приехал из Нагоя только затем, чтобы встретить здесь Новый год в обществе русских.

— Значит, вы уехали от того, что ищете и чего здесь не найдете.

— Как так? Здесь же есть русские?

— Я один, да, вероятно, человека два-три случайных посетителей найдется в отелях.

— А русские священники?

— Ни одного. Впрочем, вы можете встретить здесь Новый год по-христиански; вот сегодня вечером приходите ко Всенощной, завтра утром к Обедне.

Но обескураженный моряк ушел и более не являлся. Учитель Семинарии Петр Давидович Уцияма сочинил для своей невесты, Екатерины Александровны Накаи (по родному отцу — Мален- да), два письма к крестным ее в Россию, и она принесла ко мне с просьбою отослать в Россию. Письма составлены так плохо, что их необходимо исправить, что я и сделаю. В них между прочим изъясняется история их взаимной любви. Оказывается, что они давно уже влюбились друг в друга и скрывали свою любовь, боясь не встретить взаимности. Наконец, как пишут, Бог послал им момент, в который они объяснились; и это уже было год тому назад, о чем я не имел никакого понятия, а между тем ломал голову, как сосватать Катю именно за Уцияма. Слава Богу! Он, видимо, промышляет о сироте.

1907 г.

30 декабря 1907 (12 января 1908). Воскресенье

<...> Слава Богу, в России делается спокойнее, и третья Дума, к&ж6тся • работоспособная. Только одну весьма печальную новость вычитал: о. Иоанн Кронштадтский очень болен; посетили его три архиерея вместе, в числе прочих был Московский Митрополит Владимир, и это описывается очень трогательно. Дай Господи ему еще пожить, на благо Святой нашей Церкви!

Известили сегодня, что о. Павел Савабе болен. Вчера пошел он в дом родителей о. Якова... по случаю смерти матери его; на обратном пути попал под лошадь кавалериста; кричали ему свернуть, но он за глухотою не слышал, а тот не остерегся; подняли о. Павла в бессознании с раненою головою, и теперь он лежит. И так-то старик едва жив, и тут еще такое несчастье с ним! Очень жаль бедного. <...>

1908 г.

18 сентября (1 октября) 1908. Четверг

Слава Богу, кончили мы с Накаем перевод Богослужений. Теперь надо исправить его, что, вероятно, займет года два. Сегодня начали с Ирмология. Прежде всего идет пробная читка двух экземпляров, верно ли переписан другой, с рукописи Накая. Потом начнется исправление. Прежде всего каждый стих будет прочитан быстро. Накая должно спросить, понимает [ли] все... если замедлит в ответе, значит, мысль неясна и надо выразить ее яснее. <...> Такое исправление, серьезное и вдумчивое, должно быть произведено два раза.

18 (31) октября 1908. Суббота

<...> Так как с Ирмологием у нас все кончено, — его осталось только печатать, — то мы приступили к исправлению Октоиха. <...>

16 (29) декабря 1908. Вторник

Ирмологий отпечатан, и почти без ошибок. Сегодня мы с Накаем кончили проверочное чтение отпечатанного. Всего оттиснуто 500 экз., стоит печать и бумага 437 ен 58 сен.