Йозеф Шумпетер - Капитализм, социализм и демократия

• Название: Капитализм, социализм и демократия
• Автор: Йозеф Шумпетер
• Жанр: Экономика

Впервые становится достоянием российского читателя одна из наиболее известных работ крупнейшего западного экономиста. В книге Й. Шумпетер предпринял попытку непредвзятого, объективного анализа возможностей, заложенных в противостоящих социальных системах.

Для студентов экономических и социологических факультетов, аспирантов.

---

Впрочем, это было неизбежно. Трудности и опасности, присущие политике социалистических партий, взявших на себя государственную власть в условиях, когда предпосылки социализма еще не вызрели, еще более наглядно показывает опыт второго срока пребывания Макдональда на посту премьер-министра [Здесь уместно будет напомнить читателю историю Всеобщей стачки 1926 г. Хотя обе партии были заинтересованы в том, чтобы попытаться минимизировать ее историческое значение, и официальные объяснения были сформулированы соответствующим образом, за ней скрывалось нечто гораздо большее, чем просто серия тактических ошибок, приведших к ситуации, когда конгрессу тред-юнионов пришлось "блефовать", а консервативному правительству — требовать, чтобы он "выложил свои карты на стол". Достаточно только представить себе, какими могли быть последствия успеха этой забастовки для правительства и для демократии, чтобы понять, что забастовка эта была поистине историческим событием первостепенной важности. Если бы эта мера сработала, английские профсоюзы получили бы абсолютную власть над страной и никакая другая политическая, юридическая или экономическая сила не могла бы продолжать существовать рядом с ними, если бы они сами этого не позволили. Но заняв такое положение в обществе, они бы не смогли остаться тем, чем были прежде. Волей-неволей профсоюзным лидерам пришлось бы употребить возложенную на них абсолютную власть.

Для наших целей здесь достаточно будет выделить два момента. Во-первых, описанная выше ситуация, в частности недовольство, распространившееся в массах, старательно выпестованное многими безответственными элементами, имело непосредственное отношение к причинам забастовки. Во-вторых, забастовка не нанесла авторитету партии того ущерба, который она могла бы нанести. Напротив, ее поражение привело к радикализации масс, ставшей одной из причин успеха партии в 1929 г.]. Историки научились по достоинству оценивать искусство управления государством, проявленное сэром Робертом Пилем. Уверен, что со временем они научатся по достоинству ценить и государственный гений Макдональда [Аналогия эта простирается от ряда особенностей политических и экономических ситуаций, в которых приходилось действовать обоим премьер-министрам (хотя у Пиля было то преимущество, что он получил свой пост уже после кризиса 1836–1839 гг.), до некоторых политических тонкостей. В обоих случаях имел место партийный раскол, на который и тот, и другой отважно решились пойти и который мужественно встретили; в обоих случаях лидеров называли "предателями".]. Ему исключительно не повезло в том смысле, что его приход пришелся на самое начало всемирной депрессии, которая к тому же стала непосредственной причиной развала международной политической системы, воплощением которой была Лига Наций.

Деятели меньшего калибра могли бы решить, — кстати говоря, многие именно так и решили, — что наступил удобный момент для фундаментальной перестройки. Это раскололо бы нацию на две половины, а к чему бы привел такой раскол, долго гадать не приходится. Впрочем, широко рекомендовалась также политика, несколько недотягивающая до фундаментальной перестройки, по к ней приближающаяся — политика денежной экспансии в сочетании с не слишком глубокими социальными преобразованиями — например, отдельными мерами по национализации и дополнительными мерами социальной защиты — и меркантилизма в области международных экономических отношений. Но часть мер, предусмотренных этой программой, несомненно, лишь усилила бы депрессию, а другие — в частности, отказ от золотого стандарта фунта стерлингов и меркантилизм — означали бы настолько резкий отход от национальных традиций и от традиций самой рабочей партии, что социалистам вряд ли удалось бы эту программу. Принять, не говоря уж о том, чтобы успешно ее выполнить. Чтобы провести ее через парламент без потерь и проволочек, требовалось добиться согласия большинства, иначе говоря — создать коалицию.

Поскольку создать коалицию было невозможно, Макдональд и его команда взялись работать над той системой, которую они получили. В тех условиях это было самое сложное из того, что они могли предпринять. Пока все кричали, что нужно что-то немедленно сделать, пока безответственные лица всех мастей разглагольствовали с трибуны парламента, пока массы недовольно ворчали, дельцы впадали в отчаяние, интеллигенция изощрялась в красноречии, они упорно отвоевывали каждый дюйм своей территории. Во внутренних делах они следили за порядком в финансовой системе, поддерживали курс фунта и воздерживались от ускорения работы законодательной машины. Во внешней политике они прилагали отчаянные усилия, чтобы Женевская система [Имеется в виду Женевская конференция по разоружению 1932–1935 гг. — Прим. ред.]заработала, чтобы снизилась международная напряженность и опасность новых войн. Когда пришло время и национальные интересы потребовали, чтобы партия пошла на риск потерять свое руководящее положение, она не раздумывая пошла на этот шаг и помогла становлению правительства национального единства.

Грустно сознавать, что во многих важных случаях оказывается, что чем мудрее политика, тем менее популярна она в народе и среди критиков-интеллигентов.

Именно о таком случае и идет здесь речь. Радикальный критик, который не заметил связи между политикой Макдональда и относительной мягкостью депрессии в Англии, а также последующего выхода из нее, видел в этой политике лишь слабость, некомпетентность, узколобый традиционализм, а то и измену делу социализма. То, что было, возможно, одним из лучших образцов функционирования исполнительной власти во всей истории демократической политики и ответственного подхода к принятию государственных решений, основанного на правильной оценке экономической и социальной ситуации, критики расценивали как "позор и мерзость". В лучшем случае, критики сравнивали Макдональда с плохим наездником, поставившим свою лошадь на колени, но больше всего им импонировала гипотеза о том, что правительство Макдональда поддалось на дьявольские нашептывания (а то и хуже) английских банкиров или уступило давлению их американских опекунов.

К сожалению, подобные вздорные слухи — это реальный фактор, важность которого нельзя недооценивать при прогнозировании. Он может серьезно повлиять на способность социалистических партий служить делу цивилизации в переходный период, переживаемый нами сегодня. Но если сбросить со счетов этот фактор, а также тот трюизм, что всякая партия, идущая на жертву в интересах нации, в краткосрочном аспекте сама же и проигрывает, нетрудно понять, что в долгосрочном аспекте благодаря второму сроку пребывания Макдональда на посту премьер-министра влияние рабочей партии вполне может возрасти. Пояснить это нам вновь поможет аналогия с сэром Робертом Пилем во время его второго пребывания на посту премьер-министра. Консервативное большинство, поддерживавшее Пиля, при обсуждении вопроса об аннулировании хлебных законов раскололось на два лагеря.

Крыло "пилитов", хотя они были более многочисленны и имели больший политический все, чем те, кто шел за Макдональдом, вскоре распалось. Консервативная партия серьезно пострадала и уже не смогла взять власть в свои руки — хотя и трижды входила в кабинет — вплоть до блестящей победы Дизраэли [Дизразли (Disracli) Бенджамин, граф Биконсфилд (1804–1881) — премьер-министр Великобритании в 1864 и 1874–1880 гг., лидер Консервативной партии, писатель. — Прим. ред.] в 1873 г. Но после этого и вплоть до победы сэра Кэмпбелла-Бэннермана [Кэмпбелл-Бэннерман (Campbell-Bannermann) Генри (1836–1908) — премьер-министр Великобритании в 1905–1908 гг., лидер Либеральной парши с 1899 г. — Прим. ред.] примерно две трети всего срока пришлось на правление Консервативной партии. Еще важнее было то, что английская аристократия и мелкопоместное дворянство асе это время сохраняли свои позиции, причем гораздо лучше, чем в том случае, если бы не было снято проклятие дорогого хлеба.

Кстати говоря, Лейбористская партия быстро оправилась и за годы, последовавшие за ее расколом, укрепила свои позиции в стране. Есть достаточно оснований утверждать, что, если бы история развивалась нормальным путем, т. е. если бы не война, социалисты бы вскоре вновь пришли к власти, имея большую власть и лучшие шансы на успех, и что тогда уж они смогли бы запять более жесткую позицию, чем прежде. Но с не меньшими основаниями можно утверждать и то, что между их политикой и политикой Макдональда имелись только количественные различия, в основном по охвату национализации.

3. Послевоенная история Социал-демократической партии Германии, разумеется, во многих деталях отличается от истории английской Лейбористской партии. Но как только немецкие социалисты, сохранившие членство в Социал-демократической партии, пришли к власти и приняли решение бороться с коммунизмом, они были вынуждены точно так же посвятить себя задаче "управления капитализмом", как и их английские коллеги. Если согласиться с этими посылками и принять во внимание то обстоятельство, что они не имели большинства ни в федеральном парламенте, ни в прусском ландтаге, ни среди населения и не могли рассчитывать его получить ни в каком обозримом будущем, то все остальное выводится однозначно, следуя законам неумолимой логики. В 1925 г. население Германии составляло порядка 62 млн. человек. Численность пролетариата (рабочих и их семей; сюда я также отношу домашнюю прислугу) составляла неполные 28 млн., причем часть своих голосов пролетариат отдавал другим партиям. Численность "независимого" населения была ненамного меньше — оно составляло порядка 24 млн. человек и в большинстве своем на социалистическую пропаганду не поддавалось. Даже если исключить привилегированные классы — допустим, численность их составляла порядка 1 млн. — и принимать в расчет только те группы, от которых зависит судьба выборов, — крестьян, ремесленников, мелких торговцев, приходится согласиться, что поживиться здесь было особенно нечем не только на текущий момент, но и в ближайшем будущем. Посередине между этими двумя крупными группами стояли служащие — "белые воротнички", которых, считая с семьями, было не менее 10 млн. человек. Социал-демократическая партия, конечно, понимала, что исход голосования будет зависеть от того, кому отдаст свои голоса этот класс, и прилагала немало усилий, чтобы привлечь его на свою сторону. Но даже несмотря на значительный успех, усилия эти только лишний раз показали со всей очевидностью, что "белые воротнички" — это куда более серьезное препятствие, чем следует из классовой теории Маркса [Сталкиваясь с подобными фактами, социалисты обычно успокаивают себя тем, что служащие, не разделяющие идей социализма, — это просто заблудшие овечки, которые не нашли еще своего истинного места в политическом раскладе, но которые со временем обязательно его найдут, или тем, что вступлению их в социалистические ряды мешает жесткое давление со стороны работодателей. Первый аргумент вряд ли сможет убедить кого-нибудь, кроме правоверных марксистов, — мы уже убедились в том, что теория общественных классов — это самое слабое звено в цепи марксистского учения. Ошибочность второго аргумента легко показать на фактах. Если даже в нем содержалась какая-то доля истины в иные времена, в двадцатые годы немецкие работодатели — за редким и незначительным исключением — никак не могли повлиять на исход голосования своих служащих.].